|
||
|
|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Угадай автора стихотворения Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Давид Давидович Бурлюк Давид Давидович Бурлюк (1882-1967) Все стихотворения Давида Бурлюка на одной странице Весеннее контрагентство муз (1915). Сухопутье Н. И. Кульбину Темнеет бор… песок зыбучий… Направо, влево-болота; Притропный свист, свинцовость тучи, Тоска, проклятья пустота. Далекий стон лесного храма Широкий жест креста на лоб: Картина тёмная и рама Досок нарезанных на гроб!..Кульбин Николай Иванович (1868–1917) — живописец, теоретик, организатор и пропагандист новейшего искусства; приват-доцент Военно-медицинской академии, главный врач Генерального штаба. не позднее 1915 Весеннее контрагентство муз (1915). «Утренние дымы деревень твоих…» Утренние дымы деревень твоих, Утром порожденный, мгле пропетый стих. Голубые розы просветленных глаз И широкий женский плодоносный таз. А оврагах клочья Без надежды снега, Точно многоточья α и ω. 1914, Воронеж Градоженщина Нет не извозчик не трамвай Авто рычащий диким вепрем Под зеленью бульварных вай Громополете улиц терпим СЕДАМА мчит окорока Заградноблестким ресторанам Вези не час вези века Царица трепетных дурманов Электрзеркалоресторан Продажночеляди улыбкожабы Бабукцион различных стран Ширафы бегемоты крабы И еженочь сюда столам Мы сливки общества упорно Стремятся толпы мужедам Под танец похоти валторны Вознесся столп официант Белафрикон своей манишки Утонченапетитатлант Тошноты мутной и отрыжки При входе взгляд и возглас липкий Не постетитель общезал Корсетебутшампаноскрипки Я сердце музы заказал Нет мне не общий Тенибак И не селедку череп пуля О отрицательной сюжет Самоубийцохоля 1910, Москва Дохлая луна (1913). Op. 46. «И выжимая ум как губку…» И выжимая ум как губку Средь поиск неутробных крас Ты как дикарь древес зарубку Намёком заменяешь глас Тогда взыскующему слепо Живым стремлениям уют Кричит толпа палач свирепый Ты не профет — ты жалкий плут. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 47. «Умерла покрывшись крепом…» Умерла покрывшись крепом Ложа пахло пряным тмином Золотою паутиной Мыслей старых тиной Умирала в звуке клавиш Опадала тихоструйно Речкой вешнею подлунной Сжав свои задачи умно. Так под грязным мутным лепом Проживала непогода Озверевшего народа Утомленного приплода Не прибьешь и не задавишь Ни болезнью ни заботой Нерадеющей остротой Проходящей шумно ротой. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 48. «Как старая разломанная бричка…» Как старая разломанная бричка В степи звучит о птичка твое пенье Какое надобно терпенье чтоб вечно ликовать тебе внимая Средь голубых просветов мая лучами бубенцов своих играя. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 49.1. «Я имел трех жён…» Я имел трех жен Каждая из них была ревнива Меч вышел из ножен Ветер узкого залива Была бела как солнце грудь Луга покрыты боярышником Ну же скорее принудь Встать сих боярышень-ком Небо казалось синим озером Светило белой лодкою Измерялось время мозером Часы заполнялись молодкою Из узкого тонкого горлышка Капало оно слезками Все принималось за вздор Лишь казалось памятно повозками не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 50.11. «Он жил избушке низкой…» Он жил избушке низкой И день и ночь А облака пурпуровою низкой Бежали прочь Он закрывал причудливо словами Провалы дня И ближние качали головами На меня Тогда он построил дворец И прогнал всех прочь Высился грузно телец Созерцая ночь Длились рукоплесканья Текла толпа Какие-то сказанья Вились у столпа Дворец стал его Голгофой Кто же был пилатом Кто стучался «Однобровой» К его латам Ты заковался в эти латы Неспроста Судьба. Судьба куда вела ты Его с поста Судьба Судьба кому сказала Ты первый час. Что опустела зала И умер газ не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 51. «Небо рассветом как пеплом одето…» Небо рассветом как пеплом одето Последних гул колес Петух проснувшийся кричит чуть слышно где-то Вкруг хаос все смущенье и вопрос Жестокой линией скользнули в темь вагоны О чем о чем вздохнул Какие победил препоны Колес последний гул Ушли колодники отзвякали цепями На путь пустой слетает вьюги хмель Пред глазом никого одна осталась с нами Ее унылая и долгая свирель Дохлая луна (1913). Op. 52. «Я пью твоих волос златые водоемы...» Я пью твоих волос златые водоемы Растят один вопрос в пыли старея темы На улице весной трепещут ярко флаги Я прав как точный ной презревший злобу влаги Над темнотой застыл скелетик парохода Не прочен старый тыл цветущая природа Весной права судьба поклонников чертога Немолчная гурьба Взыскующая бога Припав к зрачкам обид к округлости копыта Являешь скорбный вид растроганный до сыта Дохлая луна (1913). Op. 53. «Трикляты дни где мёртвою спиною...» Трикляты дни где мертвою спиною Был поднят мыслей этих скорбный груз Где цели были названы виною Шары катимые пред горла луз Молчите!!! станьте на колени Пророки облака века небес беззубых бурные ступени И паровоз гигант и шумная река!! Дохлая луна (1913). Op. 54. «У кровати докторов...» У кровати докторов Слышим сдержанное пенье Ветир далекий поведенье Изветшалый дряхлый ров Наступает передышка Мнет подушка вялый бок Тряска злоба и одышка Закисает желобок За окном плетется странник Моет дождь порог армяк Засосал его предбанник Весь раскис размяк И с улыбкою продажной Сел на изголовье туч Кузов-радость-солнце-важной Грязью бросивши онуч За его кривой спиною Умещусь я как нибудь Овеваем сединою Изрубивши камнем грудь. Дохлая луна (1913). Op. 56. «Мы бросали мертвецов...» Мы бросали мертвецов В деревянные гроба Изнывающих льстецов Бестолковая гурьба Так проклятье За проклятьем Так заклятье за заклятьем Мы услышали тогда… Звезды глянули игриво Закипело гроба пиво Там тоска Всегда Наши души были гряды Мы взошли крутой толпою Разноцветные наряды Голубому водопою Бесконечной чередою Застывая у перил Мы смотрели как водою Уносился кровный ил Так забвенье наслажденье Уложенье повеленье Исчезало в тот же миг И забавное рожденье Оправданье навожденье Гибло золотом ковриг. Дохлая луна (1913). Op. 57. «Солнце каторжник тележкой...» Солнце каторжник тележкой. Беспокойною стучит Этой жгучею усмешкой Озаряя вид Солнце плут взломав окошко — Тянет мой зеленый лук. Из наивного лукошка Стрелок острый пук Солнце песенник прилежный Он повсюду вдруг завыл И покров зимы ночлежной Удалил сияньем крыл Солнце царственник земельный Льет в глаза темня их кровь Огнь лучей забеспредельный Озарений дол и ров. Дохлая луна (1913). Op. 58. «Взлетай пчела пахучим мёдом...» Взлетай пчела пахучим мёдом Привлечена твоя стезя А я влекуся непогодам Чувств костылями егозя Забывши прошлые побеги И устарелый юный пыл Не вылезая из телеги Где день мой мертвенный застыл не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 59. «Корпи писец хитри лабазник…» Корпи писец хитри лабазник Ваш проклят мерзостный удел Топчи венец мой-безобразник Что онаглел у сытых дел Я всё запомню непреклонно И может быть когда нибудь Стилет отплаты поражённой Вонзит вам каменную грудь не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 60. Мёртвое небо «Небо — труп»!! не больше! Звезды — черви — пьяные туманом Усмиряю боль ше — лестом обманом Небо — смрадный труп!! Для (внимательных) миопов Лижущих отвратный круп Жадною (ухваткой) эфиопов. Звезды — черви — (гнойная живая) сыпь!! Я охвачен вязью вервий Крика выпь. Люди-звери! Правда звук! Затворяйте же часы предверий Зовы рук Паук. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 62. Грусть Желтые реки текут к бесконечности Где то созрели унылые льды Рухнули скалы младыя беспечности Воплями буйно летящей орды Созданы сломаны снова столетия Тянется жуткий плакучий пустырь Речь низвелась к хрипоте междуметия Мечется гладный-озябший упырь. Там в нищете в неизвестности каменной Спелого ветра не зная черты Области огненной кротости пламенной Сердцем тоскующим тянешься ты. Дохлая луна (1913). Op. 63. Зрительное осязание Не позволяя даме Очаровать досуг В их деревянной раме Под руководством слуг Блестят друзья осколки На поворот дорог Их стрелы только колки Где выл протяжный рог Затрепаны одежды последних облаков Все то что было прежде Лишилося оков. Дохлая луна (1913). Op. 64. Старик Как серебро был свет дневной Как злато цвет закатный А ты упрямой сединой Дрожал старик отвратной Ты звону предан был монет Из серебра из злата И больше верил этот цвет Чем яркий огнь заката. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 65. Чёрное и зелёное Чума над лунным переходом Взвела кривой и острый серп Он чтим испуганно народом Кроваво испещренный герб Зеленоглазая царица Ужасных стонов и скорбей Лаской истерзанные лица Под грохот кованных цепей. На эшафот угрюмо черный Взноси ребячество голов О ты пришлец зимы упорный Постигший неотвратный ров Что пред тобой людские стоны И плеск и визг и тишина Ведь малахит прямой колонны Как отблеск неживого сна. Дохлая луна (1913). Op. 68. Копья весны Звени пчела порхая над цветами Жизнь тяжела — построена не нами Проклятый труд гнетёт нас с колыбели Одни умрут другие вновь запели Прискучили слова озлоблены напевы И терпим мы едва призыв трескучей девы Звени пчела трудяся с колыбели Жизнь тяжела объятиях метели не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 69. Улей зимы Помят последнею усмешкой Отходит упокоясь прочь За каторжной своею пешкой Безжалостную ссылки ночь В округ-мечи на небе (ели) Пестрят неровности песка Пути скучающих похмелий Поблескиванье тесака А оглянувшись только видеть следы Своих Последних ног Всегда бояться не обидеть Взаимодействия порог А настороже только слухом Ловить свой шорох веток хруст Ему включенному порукам Лобзающему каждый куст Дохлая луна (1913). Op. 70. Волково кладбище Все кладбище светит тускло Будто низкий скрытный дом Жизни прошлой злое русло Затенившееся льдом Над кладбищем зыбки виснут В зыбках реют огоньки В каждой пяди глин оттиснут Умудренный жест руки Ветр качает колыбельки Шелест стоны шорох скрип Плачет, сеет пылью мелкий Дождик ветки лип. Дохлая луна (1913). Op. 71. Увядшие бур Лей желтое вино из синенькой бутылки Мне не пьянеть дано хоть твой напиток пылкий Глядите мрачно врозь зеленые уставы До сердца проморозь бесстрашием отравы Вот вязкий мутный пруд Отец белейших лилий Какой упорный труд Расти на этом иле. А я идти устал и все мне надоело И тот кто днем был ал и то что было бело Дохлая луна (1913). Op. 72. «Закат Прохвост обманщик старый...» Закат Прохвост обманщик старый. Сошел опять на тротуары Угода брызжущим огням И лесть приветливым теням. Скрывая тину и провалы Притоны обращая в залы И напрягая встречный миг Монашество сметать вериг Но я суровость ключ беру И заперев свою дыру Не верю легкости Теней Не верю мягкости Огней. Закат-палач рубахе красной Ловкач работаешь напрасно Меня тебе не обмануть Меня далек твой «скользкий» путь. Дохлая луна (1913). Op. 74. Крики паровоза Руби твердые воздуха зеркал Флагами желтым и черным1 маши Кто уже отсверкал в глуши2 Бедная сторожка и 10 синих глаз Отрезана ножка у двух зараз Громадные копыта3 вышиты кровью Жизнь забыта под бровью4 * * * Под ногами зачастую видим бездну разлитую Над мостами не всегда блещет колкая звезда Ночи скрипка5 часто визгом нарушает тишину Прижимается ошибка6 к темноглазому вину7. Примечания 1 Свистки. 2 Поезд. 3 Колеса. 4 Луна. 5 Поезд. 6 Возможность катастрофы. 7 Окно. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Op. 75. И. А. Р. «Каждый молод молод молод…» Каждый молод молод молод В животе чертовский голод Так идите же за мной… За моей спиной Я бросаю гордый клич Этот краткий спич! Будем кушать камни травы Сладость горечь и отравы Будем лопать пустоту Глубину и высоту Птиц, зверей, чудовищ, рыб, Ветер, глины, соль и зыбь! Каждый молод молод молод В животе чертовский голод Все что встретим на пути Может в пищу нам идти. Дохлая луна (1913). Op. 76. «Я строю скрытных монастырь…» Я строю скрытных монастырь Средь виноградников и скал О помоги ночной упырь Запутать переходы зал. Вверху свились гирлянды змей В камнях безумие скользит Как печь горит чело полей Песчаник мрамор сиенит Вдали сомкнулся волн досуг Отметив парус рыбарей И все кричит стогласно вкруг «О строй свой монастырь скорей»! Дохлая луна (1913). Без А Кони топотом Торпливо Шепотом игриво над ивой несут не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Без Н Что прилипала чарка к их губам Была товарка К гробам Золотым При замке Косам витым Руке Мертвецы утопают реках Льстецы веках. Дохлая луна (1913). Без Р От тебя пахнет цветочками Ты пленный май Лицо веснушками обнимай точками Небо у тебя учится Не мучиться Светом тучками Тянучками Тянется Манит всякого Ласково Ласковы Под ковы Подковы Его повалило. Дохлая луна (1913). Без Р И С («Лепеты плавно...») Лепеты плавно Мокнут забавно В итогах В погодах забытых пешеходами. не позднее 1913 Дохлая луна (1913). Без Р И С («Луна едва дышала...») Луна едва дышала У тихих вод Где днем о-вод Пил коней Мушки в облаке Пыли Летели Была теплота как вода. Под ивами невода Мели тучи. Дохлая луна (1913). Ночной пешеход Кто он усталый пешеход Что прочернел глухою тьмою Осыпан мутною зимою Там где так низок свод?.. Кто он бесшумный и бесстрашный Вдруг отстранивший все огни Как ветер голос: «прокляни Что возрастет над этой пашней». Какая тайная стезя? Руководим каким он светом? Навек мы презрены ответом В слепую ночь грозя! А он пройдет над каждой нивой И поглядится встречный дом Каким то тягостным судом Какой то поступью ревнивой. Дохлая луна (1913). «Ветер пляшет глубоком поле…» Ветер пляшет глубоком поле Хватает лес за вихры Луна морозном ореоле Сетей поры Сокрылся горизонт молочный Вокруг ниги Все очертания неточны Путей слуги Ветер сбесился морозном поле Поймавши лес за вихры Луна потухшем ореоле Лучей коры. Затычка (1914). Железная дорога. Русь Бросить в окошко Мутностью пены Забытые стены Святыней гиены Деревня как гнилушка Чуть чуть видна дали Так утлая старушка Сифилитической пыли не позднее 1914 Затычка (1914). «Вечер темнел над рекой…» Вечер темнел над рекой Всюду раскрылись огни Созданы стражи рукой Выси во тьме лишь одни Глядя на бледную гарь Небу вдруг стало обидно И оно подняло свой фонарь Тот что душою — ЕХИДНА!!! не позднее 1914 Затычка (1914). «Улиц грязных долбили снег…» Улиц грязных долбили снег Розовой пяткой вешних нег Лица как змеи Кружились аллеи Но пали лазури блистая мечи …замолчи!.. Наддомной волною мы снова полны Насыщены потом ПОДМЫШЕК весны. не позднее 1914 * * * Звуки на а широки и просторны, Звуки на и высоки и проворны, Звуки на у, как пустая труба, Звуки на о, как округлость горба, Звуки на е, как приплюснутость мель, Гласных семейство смеясь просмотрел. Молоко кобылиц (1913). В трамвае («Там где девушки сидели…») Там где девушки сидели Сели стройные мужчины Там где звонко ране пели Сохнут вянут от кручины Щёки где так сочно рдели Скрыв округло жемчуга Седины взвились метели Бровь нахмуренно строга. Молоко кобылиц (1913). Весна («В холодной мгле в смертельном подземельи…») В холодной мгле в смертельном подземельи Ростут туманные как призраки цветы Безрадостный у вожделенной цели Простерший Мертвые персты Тогда стоявшая у сомкнутого входа Тихонько подняла пустующую длань Шепнула мне «пастух несчастный встань Укройся от дождя в приюте темном грота». не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). Весна («Дрожат бледнеющие светы…») Дрожат бледнеющие светы И умирают без конца Легки их крохкие скелеты У ног сокрытого тельца Тускнеют матовые стекла Закрыто белое крыльцо Душа озябшая намокла И исказилося лицо И вдруг разбужен ярым криком Извне ворвавшийся простор… В сияньи вешнем бледным ликом Встречаю радостный топор Слежу его лаская взором И жду вещательных гонцов Я научен своим позором Свершивший множество концов. Молоко кобылиц (1913). Весна («Ты растворила затхлый дом…») Ты растворила затхлый дом Метнув живительный огонь И тени скованные сном Зажаты в хилую ладонь Дом усыпальницею был Трусливо шатких рубежей Гнетущий изотлевший пыл Под взором робких сторожей. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). Вокзал Часовня встреч разлук вокзал Дрожащий гул бег паровоза Тревожность оживленных зал Разлуки пламенная роза На плечи брошенные тальмы Последний взгляд последний зов И вверх искусственные пальмы От хладной белизны столов Ведь каждый день к твоим путям Бегут несчастнейшие лица К кому безжалостна столица И никнут в стали звонкой там И утром каждым в эту дверь Стремятся свежие надежды Все те на ком столица зверь Не съела новые одежды А ты гирляндами горелок Блестя на миг один приют Подъемлешь свой дорожный кнут Живую неуклонность стрелок. 1907 Молоко кобылиц (1913). Зима Как скудны дни твои Какой полны тоскою Отчаянья бесстрастною рукою Сгибают рамена мои! В окне замерзлом бледная денница За беспросветностью черневшей ночи Казалось замерзающая птица Ко мне пробиться в душу хочет. 1907 Молоко кобылиц (1913). Марина (Кто вырвал жребий из оправы…) В безмолвной гавани за шумным волнорезом Сокрылся изумрудный глаз Окован камнем и железом Цветно меняющийся газ. В сырой пустыне где ветер влажный Средь бесконечной ряби вод Широкий путь пловца отважный Дымящий шумный пароход В просторе скучном кают веселье Остроты франтов и хохот дам А здесь притихшее похмелье По неотмеченным следам Там цель прямая по карте точной Всех этих пассажиров влечь Быть может к гибели урочной… (Приблизит роковая течь) А здесь в волнах круглясь дельфины Спешат за режущим килем Их блещут бронзовые спины Аквамариновым огнем. 1910 г. Молоко кобылиц (1913). Млечный путь Ково я ждал здесь на немой дороге К кому я шёл развеяв волоса Вверху плыли сосцы сосцы на осьминоге А я стоял и ждал куда падут веса Какие то огни мерцают из пучины Далеких странников глухие голоса Зазвездные дерев роскошные вершины Ведомых зданий крайние леса! не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). Наездница На фоне пьяных коней закатных Сереброзбруйные гонцы А вечер линий ароматных Развивший длинные концы На гривах чёрных улыбки розы Раскрыли нежно свои листы И зацелованные слёзы Средь изумленной высоты. 1908 Молоко кобылиц (1913). Пейзаж (ветров упадающих груды) Мечтанье трепет тишина Игриво кудрая полянка Звон жемчуг лепет и беглянка Для мачты годная сосна Покрытый мохом сгнивший крест Как далеки воспоминанья И изотлевшие желанья Так бушевавшие окрест. Молоко кобылиц (1913). Подарки Ты истомленному в пустыне Глаза свои преподнесла Что свято предаешь ты ныне В долинах бедствий мраков зла Какие нежные запястья С пугливой груди отстегнув Исторгнешь клики сладострастья Химер безумный хор вспугнув Или мечом туманно алым Победно грудь рассечена Душа вспорхнула птичкой малой И жизнь конечно не видна. 1908 Молоко кобылиц (1913). Собиратель камней Седой ведун Как много разных камней Ты затаил в суровой башне лет Зеленых лун Там плесень стала давней Но солнца в гранях стоек свет Своих одежд Украсил ты узоры Их огранив в узилище оправ Огонь надежд Лишь к ним клонятся взоры Седой ведун ты в гранях вечных прав Молоко кобылиц (1913). Утро («Я видел девы пленные уста…») Я видел девы пленные уста К ним розовым она свою свирель прижала И где-то арок стройного моста От тучи к туче тень бежала Под мыльной пеной нежилась спина А по воде дрожали звуки вёсел И кто-то вниз из горнего горна Каких-то смол пахучих капли бросил. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Волн змеистый трепет…» Волн змеистый трепет Скалы острова Ветра нежный лепет Влажная трава Брошены простыни кто то вдаль уплыл Небо точно дыни полость спелой вскрыл День сражённый воин обагрил закат Кто то успокоен блеском светлых лат. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Играл в полях пушистым роем туч…» Играл в полях пушистым роем туч Жемчужные мячи по голубому полю — Вдымая палицу блестящий страстный луч И их гоня небесной жгучей болью Внизу паслись зелёные стада Их тучный рёв немолчно славил волю Поправшие витые города И сонмы душ изъеденные молью. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Из бледно жёлтой старины…» Из бледно жёлтой старины Кропя росою тонкой пыли Власы посмертные ковыли Дала объятиям весны… Под голубое небо дня Пред острия пушистых копий Благословляя век холопий И с ним на миг соеденя. (Внучка рассматривающая ларец). не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Как сказочны леса под новым сим убором…» Как сказочны леса под новым сим убором Как гармонично всё единостью окраски И небо и земля и липы за забором И кровли снежные напялившие маски Земля подобна стала рыхлым тучам Утратилась её земная твёрдость И первый ветер облаком летучим Поднимет понесёт зимы морозной гордость. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Луна цветёт средь облаков невнятных…» Луна цветёт средь облаков невнятных Какие странные далёкие шаги Обрывки запахов листов пахучих мятных Склоненных на чело её ночной дуги Осенний дождь мутнит стекло светлицы Едва живут как робкий вздох огни . . . . . . . . . . . . . . . не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «На улицах ночные свечи…» На улицах ночные свечи Колеблют торопливый свет А ты идешь сутуля плечи Во власти тягостных примет В уме твоём снуют догадки О прошлом изнурившем дне А фонари тебе так гадки Как змей глаза во сне. 1907 Молоко кобылиц (1913). «Над зелено пенной зыбью…» Над зелено пенной зыбью Пролетают альбатросы Чайки ловят стаю рыбью В снасти впутались матросы В море зыблются медузы Меж цветными кораблями О порви с брегами узы Взвейся сильный над морями. 1907 Молоко кобылиц (1913). «Над кружевами юных вод…» Над кружевами юных вод Краснеешь твердыми боками Пронзаешь исступленно свод И веешь флаг под облаками. А уходя роняешь стон Неужто ранен ты разлукой Ты подыматель стольких тонн Рождённый точною наукой. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Нас было двое мы слагали…» Нас было двое мы слагали Из слов тончайший минарет В лазурь мы путь тогда искали Взойдя на холм прозрачных лет 5 И возлагая новый камень Мы каждый раз твердили вслух Что близок уж небесный пламень Что близок идеальный дух И что же!.. кто взлелеял зависть 10 К творенью нашему тогда Кто бросил жгучую ненависть Смешав языки навсегда. не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «По неуклонности железной…» По неуклонности железной Блестящих рельс стальных Путем уходишь звездным Для рубежей иных Смеется и стремится Иной иной удел И сумрак тихий длится Как серебристый мел Пади раскрыв колени И утоли любовь В высоко жгучем пеньи Поверь всевластная кровь 1907 Молоко кобылиц (1913). «Прозрачный день, зелёное объятье…» Прозрачный день, зелёное объятье Ты растворил, чтоб воспринять меня И знойное твоё рукопожатье — Живу безвременно кляня. Чудовищность своих зрачков зелёных, Скрывавший тщетно роем облаков. Я погружён в природу сих бездонных, Носитель блещущих оков! не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Сгоревший мотылёк на беспощадной свечке…» Сгоревший мотылек на беспощадной свечке Низринутый листок влекомый в быстрой речке Над вами взвился рок Ваш бесполезен ропот Ах еслибы я мог судьбы отринуть хобот! не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Ты нас засыпал белым белым…» Ты нас засыпал белым белым Все ветки стали вдруг видны Как чётко черная ворона Спокойные смущает сны С землёю слит край небосклона Я не хочу желать весны Под этим снегом белым белым… не позднее 1913 Молоко кобылиц (1913). «Четвероногое созданье…» Четвероногое созданье Лизало белые черты Ты как покинутое зданье Укрыто в чёрные листы Пылают светозарно маки Над блеском распростёртых глаз Чьи упоительные знаки Как поколебленный алмаз. 1908? Мы футуристы Мы должны помещаться роскошном палаццо Апельсиновых рощ голубых Гесперид Самоцветным стихом наготой упиваться А не гулом труда не полетом акрид. А ходить мы должны облаченными злато Самоцветы камней наложивши персты Вдохновенно изысканно и немного крылато Соглядатаи горьних глубин высоты Вдохновенные мысли напевы и струны Нам несут сокровенно упорный прилив Нам созвездья сияют светила и луны Каждый час упоеньем своих молчалив А питаться должны мы девическим мясом Этих лёгких созданий рассветных лучей Ведь для нас создана невесомая расса И для нас со земли увлекли палачей. Ароматов царицы цветочные соки Нам снесли изощренно кондитер-секрет Нам склоняются копья колосьев высоких И паучья наука воздушных тенет И для нас эта тайная пьяная лета Вин тончайших пред ними помои нектар Нам объятий улыбок бессменное лето И для нас поцелуи – влюбленности дар. 1914 Первый журнал русских футуристов (1914). Лето Ленивой лани ласки лепестков Любви лучей лука Листок летит лиловый лягунов Лазурь легка Ломаются летуньи листокрылы Лепечут ЛОПАРИ ЛАЗОРЕВЫЕ ЛУН Лилейные лукавствуют леилы Лепотствует ленивый лгун Ливан лысейший летний ларь ломая Литавры лозами лить лапы левизну Лог лексикон лак люди лая Любовь лавины = латы льну. Любви лучей лука Листок летит лиловый лягунов Лазурь легка Ломаются летуньи листокрылы Лепечут ЛОПАРИ ЛАЗОРЕВЫЕ ЛУН Лилейные лукавствуют леилы Лепотствует ленивый лгун Ливан лысейший летний ларь ломая Литавры лозами лить лапы левизну Лог лексикон лак люди лая Любовь лавины = латы льну. 1911 Первый журнал русских футуристов (1914). Паровоз и тендер 1 Паравозик как птичка Свиснул и нет Луна = ковычка + возвышенный предмет Паровоза одышка Подъём и мост Мокрая подмышка Грохочущий хвост 2 Ребёнок был мал день и ночь плачь Поэт убежал Жизнь палач В голове тесно Чужих слов Посторонняя невеста Односторонний лов Тронулись колеса. не позднее 1914 Первый журнал русских футуристов (1914). «Еду третий класс…» Еду третий класс Класс для отбросса «ДВОРЯНСКИХ (!!) РАСС» — Пустая привычка «Все равны» Свиснул Птичка Пустой страны. не позднее 1914 Первый журнал русских футуристов (1914). «Зима идет глубокие калоши…» Зима идет глубокие калоши И насморки и постоянный кашель И нас отшельников будничные рогожи Вытачивает грудь чахотки злобной шашель Наград одни лишь гнусные остатки Далеких роз смердеют мощи А СЧАСТИЕ? — оно играет прятки Осенних грубостей неумолимой роще. не позднее 1914 Первый журнал русских футуристов (1914). «Осений Ветер Вил сВои…» Осений Ветер Вил сВои тенета Кружились облаКа вКруг затхлого Костра А небо кРысилось пРед бРенная гоРа Бежали жалоБы за — Бота Столпились все у жалкого обрыва: Листы цветы и взгляды тонких дев (Над Ними) расплелась ветров мохНатых грива (По очереди) всех задев. не позднее 1914 Первый журнал русских футуристов (1914). «Плати — покинем навсегда уюты сладострастья…» ПЛАТИ — покинем НАВСЕГДА уюты сладострастья. ПРОКИСШИЕ ОГНИ погаснут ряби век Носители участья Всем этим имя человек. Пускай судьба лишь горькая издевка Душа — кабак, а небо — рвань ПОЭЗИЯ — ИСТРЕПАННАЯ ДЕВКА а красота кощунственная дрянь. не позднее 1914 Первый журнал русских футуристов (1914). «Ты как башня древнем парке…» Ты как башня древнем парке Под иглой дневной луны Ты как нитка солнца Парки Все слова низведены Обольщая упоеньем Мир открытостью влечёт Глубины соединенья Видишь нечет видишь чет. не позднее 1914 * * * Поля черны, поля темны Влеки влеки шипящим паром. Прижмись доскам гробовым нарам — Часы протяжны и грустны. Какой угрюмый полустанок Проклятый остров средь морей, Несчастный каторжник приманок, Бегущий зоркости дверей. Плывет коптящий стеарин, Вокруг безмерная Россия, Необозначенный Мессия Еще не сознанных годин. Пощёчина общественному вкусу (1912). Садовник Изотлевший позвоночник Рот сухой и глаз прямой, Продавец лучей — цветочник Вечно праведный весной. Каждый луч — и взял монету, Острый блеск и чёрный креп Вечно щурил глаз ко свету Всё же был и сух и слеп! не позднее 1912 Пощёчина общественному вкусу (1912). «Зазывая взглядом гнойным…» Зазывая взглядом гнойным Пеной жёлтых сиплых губ Станом гнутым и нестройным Сжав в руках дырявый куб Ты не знаешь скромных будней Брачных сладостных цепей Беспощадней непробудней Средь медлительных зыбей. не позднее 1912 Пощёчина общественному вкусу (1912). «Рыдаешь над сломанной вазой…» Рыдаешь над сломанной вазой, Далекие туч жемчуга Ты бросила меткою фразой За их голубые рога. Дрожат округленные груди, Недвижим рождающий взгляд Как яд погребенный в сосуде Отброшенный весок наряд. Иди же я здесь поникаю На крылья усталости странной; Мгновеньем свой круг замыкаю Отпавший забавы обманной. Пощёчина общественному вкусу (1912). «Со стоном проносились мимо…» Со стоном проносились мимо, По мостовой был лязг копыт. Какой-то радостью хранимой, Руководитель следопыт — Смотрел, следил по тротуарам Под кистью изможденных звезд Прилежный, приставая к парам И озирался окрест… Что он искал опасным оком? Что привлекло его часы — К людским запутанным потокам, Где следопыты только псы, Где столько скомканных понятий Примет разнообразных стоп И где смущеннее невнятней Стезя ближайших из особ. Пощёчина общественному вкусу (1912). «Убийство красное…» Убийство красное Приблизило кинжал, О время гласное Носитель узких жал На белой радости Дрожит точась рубин Убийца младости Ведун ночных глубин Там у источника Вскричал кующий шаг, Лик полуночника Несущий красный флаг. Приказ Заколите всех телят Аппетиты утолять Изрубите дерева На горючие дрова Иссушите речек воды Под рукой и далеке Требушите неба своды Разъярённом гопаке Загасите все огни Ясным радостям сродни Потрошите неба своды Озверевшие народы... * * * РОССИЯ за окном как темная старушка О угольки загробных деревень Рассыпанных (гусиная пастушка, дымяще тлеющ пень) САМУМ И ТЬМЫ и долгих грязных далей ПЕЩЕРНАЯ и скотская и злая Блестинками иконными эмалей И сворой звезд проворных лая А я как спирт неудаачный плод На черном мирте = неба синий рот... Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Беспокойное небо 1 Река горизонтальна. Отвесны водопады, Лазурь хрустальна, А тучи — гады — Свивают свои кольца И мчатся далям, Веселью и печалям, Стараньем богомольца. 2 И пухлыми грибами Заполнив бутыль[2], Скрипят между зубами Самума пыль. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Весенняя ночь Луна под брюхом чёрной тучи Лижи сияющий пупок. Злорадственно вздыбились кручи, И мост отчаянья глубок А узкогорлые цевницы Пронзили поражение тьму Под грохот мозглой колесницы, Умчавшей СДОХШУЮ ЗИМУ. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Весна Навозная жижица Впитана зраком, Малая книжица Маком. Солнце поденщик, А я повелитель, Весность, ты банщик, Старый спаситель. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Лунный свет 1 Ночь была темнокудрой, А я не поверил в ночь, Я с улыбкою мудрой Зажег восковую свечь, Ночь надела ожерелье Белых крупинок, А я скопидомно жалел ей, Очей своих ИНОК. 2 Ночь построила зимний дворец, А я скитал за оградой, Нитку держал за белый конец, Считал наградой, Я проклинал свою младость, Скверно быть старым… Я шёл наугад… 3 Под ногами зачастую Видим бездну разлитую. Над мостами не всегда Плещет колкая звезда. Ночи скрипка Часто визгом Нарушает тишину. Прижимается ошибка К темноглазому вину. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Незаконнорожденные Отхожих мест зловонные заплаты Младенческих утроб и кадмий и кобальт Первичные часы расплаты и горбаты И ярко красный возникает альт Отхожих ландышей влекомый беленою Смутить возможно ли усладу матерей Пришедшие ко мне я ничего не скрою Вас брошенных за жребием дверей. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Осень («Поблескивает неба лоб…») Поблескивает неба лоб На равнины павший гроб Усопшая жара — её увяли руки О жёлтой кукурузы пуки!.. Работа кончилась нажралась нищета Ползут приветливо осенней ночи тьмы Исчезла высота Гробовой крышкой вдруг прижаты мы. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. Трава Ты растворил так много окон Цвети последняя весна Так долго кис так много мок он И келья благостна тесна Закабалённые надежды Пробили вдруг земной приют И ярки горние одежды Мечи зелёные поют. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Больше троп, иль пешеходов…» Больше троп, иль пешеходов, Больше нив, иль пышных всходов, Больше лун, или лучей, Больше тел, или мечей, Больше мёртвых, иль гробов, Больше ран, или зубов, Больше воплей, или глоток, Больше морд, или оброток. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «В очах лампад дрожат надежды…» Душа поката… В очах лампад дрожат надежды, Завязнув в тине мёртвых глав, Сегодня, завтра, как и прежде, Покорной верой воспылав. Взведя на горние пороги Молитвенно свои уста, Ты шепчешь высохшие слоги, Как пепл солгавшего куста. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Долбя глазами вешний лёд…» Долбя глазами вешний лёд, Свой искусивши глазомер, Среди загадочных колод, Вы, с солнца взявшие пример, Вы восприяли гордый пыл На грудах осиянных дней, Как будто каждый не забыл Отчизну старости своей. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Луна старуха просит подаянья…» Луна старуха просит подаянья У кормчих звёзд, у луговых огней, Луна не в силах прочитать названья Без помощи коптящих фонарей. Луна, как вша, ползёт небес подкладкой, Она паук, мы в сетках паутин, Луна — матрос своей горелкой гадкой Бессильна озарить сосцы больных низин. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «На площадях полночной мглою…» На площадях полночной мглою, Когда ужасен бури хлад, Стремятся бедняки толпою Свой озарить замерзший взгляд… Кольцом молчащим цепенея Суровый жест = бесплодный сад, Сочтёте жизнь, жизнь Ахинея И дни мученьями грозят. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Они плывут к одной мете» Ветер гудит на просторе и башнях, Тесных лесах и распластанных пашнях, Ветер надулся и дует трубу, Каждый свою лишь играет судьбу. Я пресмыкаюсь, я знаю проходы, Дыры, лазейки, витые пути, Влача на плечах своих тяжкие годы, Все дате, все боле нести. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Селена труп твой проплывёт лазури…» Луна как герб
далеких пос…
Селена труп твой проплывёт лазури
Селеньями определенных гурий
Где виноград как капли желтых смол
Девичьих грудь сосцы нашёл
Лежала на перине белою ногой
Зелёный месяц вил свои тенета
Межа чернела за скобой тугой
И капал мёд приманка сота.
не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Скобли скребком своим луна…» Средь рытвин неба
Брошен лунный плуг
Д. Б.
Скобли скребком своим луна
Ночей фиалковые пятна,
Ведь это не твоя вина,
Что ты прогоркла и невнятна.
И кто тебе поверит, знай!
Что, озаряя царство лжи,
Червями пышущей межи
Отходишь предрассветный край.
не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Сними горящие доспехи…» Сними горящие доспехи, Ты видишь, лето отошло, И смерть уносит счастья вехи, И всюду ковыляет зло. Оторопей над соловьями, Точась рубином сочных губ. Ты видишь лето зимней яме Законопаченное дуб. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Солнцу светить ведь не лень…» Солнцу светить ведь не лень, Ветру свистеть незадача, Веточку выбросит пень, Море жемчужину, плача. Мне же не жалко часов, Я не лишуся охоты Вечно разыскивать слов Дружно шагающих роты… не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «У подножия тельца…» У подножия тельца Маской смятого лица Двоится полночи жена Луной косой поражена Туманы снятся тумбных скользких плеч Бульварные квадрат домов огней вакханки И дальние часы дрожащие свой меч Над горлом уличным осипшей перебранки. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Ушёл и бросил беглый взгляд...» Ушёл и бросил беглый взгляд Неуловимого значенья, И смутно окрылился зад Им зарождённого влеченья, Проткнулась тощая стезя И заколдованные злаки Лишь рвутся следом, егозя, Воспоминанья раки. не позднее 1914 Рыкающий Парнас (1914). Доитель изнурённых жаб. «Чело небес овесненной природы…» Листва у оживших кустов
как свеже пахнущая краска…
Чело небес овесненной природы
В своей рептух* взявших синеву…
Опять бегут рогатые породы
Щипать прилежно мураву
Днесь слышно вновь как небу лезет травка
И как птенцы клюют тюрьму скорлуп
Весь мир теперь сияющая лавка
«Не купит счастья тот — кто лишь отменно скуп».
* Рептух — матерчатый мешок, прикрепленный к оглоблям,
из которого в пути кормят лошадь.не позднее 1914 Садок судей (1910). Op. 1. «Скользи, пронзай стрелец, алмазный…» Скользи, пронзай стрелец, алмазный Неиссякаемый каскад… Я твой сосед, живущий праздно Люблю волненье белых стад. Познавши здесь честную схиму, И изучивши тайны треб Я даже смерть с восторгом приму, Как враном принесённый хлеб. Вокруг взнеслися остроскалы, Вершины их, венчанны льдом, В закатный час таят опалы, Когда — бесцветным станет дом. Я полюбил скрижали — книги, В них — жизнь, моя прямая цель. Они — полезные вериги Для духа праздности недель! Пускай в ночи стекло наяды Колеблют лёгкие перстом — Храню учёные услады Моём забвении златом. Садок судей (1910). Op. 2. Щастье циника Весеннее шумящее убранство — Единый миг… затерянный цветах! Напрасно зришь живое постоянство Струящихся, скоротекущих снах. Изменно всё! И вероломны своды Тебя сокрывшие от хлада бурь! Везде, во всём — красивость шаткомоды! Ах, циник, щастлив ты! Иди и каламбурь! Садок судей (1910). Op. 3. Затворник Молчанье сможешь длить пещере, Пурпурный крик таить, Спасаться углубленной вере, Кратеры Смерти пить. Книг потемневших переплёты. Как быстро мчатся корабли И окрыляются полёты От запечатанной земли. Садок судей (1910). Op. 4. «Родился доме день туманный…» Родился доме день туманный, И жизнь туманна вся, Носить венец случайно данный, Над бездной ужасов скользя. Так пешеход, так злой калека Глядит на радостно детей И — зла над юностью опека, Случайноспутницей своей, Грозит глазам веселолюдным. Зелёным ивиным ветвям И путь необозримо трудный Влачит уныло по полям. Садок судей (1910). Op. 5. «Упало солнце кровь заката…» Упало солнце кровь заката Восторгам дня нет, нет возврата! Лишь облаков вечернедым Восходит клубом голубым. И, если смертный отойдёт, Над ним вновь солнце не взойдёт — Лишь туча саваном седым Повиснет небесах над ним. Садок судей (1910). Op. 6. Я не владел ещё тобою…» Я не владел ещё тобою Золотоокою младой, Как холод вечностью седою Сокрыл тебя своей бедой. Уста — увядшая затея, Глаза — безжизненный кристалл. А зубы — белая аллея, Что ужас смерти нашептал. Откроешь вежды, не поверю, Твой смех увял навек!.. Я сам умру под этой дверью, Найдет бредущий человек. Склеп занесен свистящим снегом, Как груди милой, белизной. Копыто оглашает бегом Забытый путь в краю родном. Проскачет усмехаясь мимо. Сук — траур, путь — из серебра. Подкова — тяжко нелюдима… Крошится льдистая кора. Садок судей (1910). Op. 7. Времени весы И у часов стучали зубы. Сорящие секундами часы. Как ваша медленность тяготна! Вы — времени сыпучего весы! Что вами сделано — бесповоротно! Ваш бег колеблет черепа власы, В скольжении своем вольготны, На выю лезвие несущие косы С жестокотиканьем, злорадны беззаботно. Садок судей (1910). Op. 8. «Шестиэтажный возносился дом…» Шестиэтажный возносился дом, Чернелись окна скучными рядами, Но ни одно не вспыхнуло цветком, Звуча знакомыми следами. О сколько взглядов пронизало ночь И бросилось из верхних этажей. Безумную оплакавшие дочь, Под стук неспящих сторожей. Дышавшая на свежей высоте, Глядя окно под неизвестной крышей. Сколь ныне — чище ты и жертвенно святей! Упавши вниз, ты вознеслася выше! Садок судей (1910). Op. 9. «Немая ночь, людей не слышно…» Немая ночь, людей не слышно. В пространствах — царствие зимы. Здесь вьюга наметает пышно Гробницы белые средь тьмы. Где фонари, где с лязгом шумным Змеей скользнули поезда, Твой взгляд казался камнем лунным, Ночей падучая звезда. Как глубоко под черным снегом Прекрасный труп похоронен. Пожри просторы шумным бегом, Затмивши паром небосклон. 1905 Садок судей (1910). Op. 10. «Со звоном слетели проклятья…» Со звоном слетели проклятья, Разбитые ринулись вниз. Раскрыл притупленно объятья, Виском угодил о карниз. Смеялась над мной колокольня, Внизу собирался народ. Старушка — горбом богомольна. Острил изловчась идиот. Чиновник лежал неподвижно. Стеклянными были глаза. Из бойни безжалостноближней Кот рану кровавый лизал. Садок судей (1910). Op. 11. «Ты окрылил условные рожденья…» Ты окрылил условные рожденья Сносить душа их тайны не смогла. Начни же наконец поэзии служенье — Всмотрись излучисто — кривые зеркала. Неясно всё, всё отвращает взоры, Чудовищно сознав своё небытиё: Провалы дикие и снов преступных горы!.. Ты принял, кажется погибели питьё! Садок судей (1910). Op. 12. «Чудовище простерлось между скал…» Чудовище простерлось между скал, Заворожив гигантские зеницы. Махровый ветр персты его ласкал, Пушистый хвост золоторунной птицы. Сияющим, теплеющим зигзагом Тянулось тело меж колючих трав… И всем понятней было с каждым шагом Как неизбежно милостив удав. Свои даря стократные слова, Клубилося невнятной колыбели… Чуть двигаясь, шептали: «раз» и «два», А души жуткие, как ландыши, слабели. Садок судей (1910). Op. 13. «Твоей бряцающей лампадой…» Твоей бряцающей лампадой Я озарён лесной тиши. О, всадник ночи, пропляши Пред непреклонною оградой. Золотогрудая жена У еле сомкнутого входа. Теплеет хладная природа, Свои означив письмена. Слепые прилежаний взгляды. Дождю подставим купола. Я выжег грудь свою до тла, Чтоб вырвать разветвленья зла, Во имя правды и награды. Объятий белых жгучий сот. Желанны тонкие напевы, Но всё ж вернее Черной Девы Разящий неизбежно мёд. Садок судей (1910). Op. 14. «На исступленный эшафот…» На исступленный эшафот Взнесла колеблющие главы! А там — упорный чёрный крот Питомец радости неправой. Здесь, осыпаясь, брачный луг, Волнует крайними цветами. Кто разломает зимний круг Протяжно знойными руками? Звала тоска и нищета, Взыскуя о родимой дани. Склоняешь стан; не та, не та! И исчезаешь скоро ланью. Садок судей (1910). Op. 15. «Монах всегда молчал…» Монах всегда молчал Тускнели очи странно Белела строго панна От розовых начал. Кружилась ночь вокруг, Бросая покрывала. Живой, родной супруг, Родник, двойник металла. Кругом, как сон, как мгла Весна жила, плясала… Отшельник из металла Стоял в уюте зла. Садок судей (1910). Op. 16. «Ты изошёл зелёным дымом…» Ты изошёл зелёным дымом Лилово синий небосвод, Точася полдней жарким пылом Для неисчерпанных угод. И, может быть, твой чёлн возможный Постигнем — знак твоих побед, Когда исполним непреложный, Жизнь искупающий — обет. Сваливший огонь, закатный пламень, Придёт на свой знакомый брег; Он, как рубин — кровавый камень, Сожжёт предательства ковчег. Садок судей (1910). Op. 17. «Пой облаков зиждительное племя…» Пой облаков зиждительное племя, Спешащее всегда за нож простора! Старик седой нам обнажает темя, Грозя гранитною десницею укора. Прямая цель! Как далеко значенье! Веселые. К нам не придут назад. Бессилие! Слепое истощенье! Рек, воздохнув: «Где твой цветистый вклад? Где пышные, внезапные рассветы, Светильни хладные, торжественность ночей?..» Угасло все! Вкруг шелест дымной Леты И ты, как взгляд отброшенный — ничей! Упали желтые, иссохшие ланиты, Кругом сгустилась тишь, кругом слеглася темь… Где перси юные, пьянящие Аниты? О, голос сладостный, как стал ты глух и… нем!.. Садок судей (1910). Op. 18. «Белила отцветших ланит…» Белила отцветших ланит. Румянец закатного пыла. Уверен, колеблется, мнит — Грудь мыслей таимой изныла. Приду, возжигаю алтарь, Создавши высокое место. Под облаком снова, как встарь, Сжигаю пшеничное тесто. Протянется яркая длань, Стремяся за пламенем острым. Будь скорое! Музыкой вспрянь, Раскройся вкруг пологом пестрым. Пускай голубое зерно Лежит отвердевшим пометом… К просторам и в завтра — окно. Ответ многолетним заботам. Садок судей (1910). Op. 19. «Всё тихо. Всё — неясно. Пустота…» Все тихо. Все — неясно. Пустота. Нет ничего. Все отвернулось странно. Кругом отчетливо созрела высота. Молчание царит, точа покровы прянно. Слепая тишина, глухая темнота, И ни единый след свой не откроет свиток… Все сжало нежные влюбленные уста, Все, — как бокал, где «днесь» кипел напиток… И вдруг… почудились тончайшие шаги, Полураскрытых тайн неизъяснимых шорох… Душа твердит, не двигаясь: «беги», Склонясь, как лепесток, язвительных укорах. Да, это — след, завядший лепесток! Пусть рядом пыль свой затевает танец… «Смотри» шепнул далекий потолок: «Здесь он прошел, невнятный иностранец»… Садок Судей II (1913). Op. 27. «Рожденье — сон возможный…» Рожденье — сон возможный, Он был и навсегда Теперь не стал тревожный Печальный голос льда. Тоскующие нити, Плывущая беда, Торжественность наитий Влечет туда… Там бесконечно пьяны Сосновые леса. Провалы и изъяны Черта и полоса. О содрогайся гордо, Провал, удар, тупик. Измена всем аккордам, ОГНЕДЫМЯЩИЙ ПИК. Садок Судей II (1913). Op. 28. «Кто стоял под темным дубом…» Инструментовано на «C» Кто стоял под темным дубом И, склоняя лик лиловый Извивался пряным кубом, Оставался вечно новым, Сотрясая толстым шлемом, Черепашьей скорлупой, Ты клялся всегда триремам, СТРАЖНИК РАДОСТИ СЛЕПОЙ. 1909 Садок Судей II (1913). Op. 29. «Стремглав болящий колос…» Стремглав болящий КОЛОС, Метла и Эфиоп, Сплетенья разных полос, Разноголосый сноп, Взлетающие ПЧЕЛЫ, О милый малый пол Дразнящие глаголы, Коралловый аттол. Как веер листья пальмы. Явь, синь и кружева. Отринули печаль мы, Рев изумленный льва. ЛИЛОВЫЕ АРАБЫ… Тяжелая чалма… Ах, верно вкусны крабы… Пятнистая чума. 1909 Садок Судей II (1913). Op. 30. «Внизу журчит источник светлый…» Внизу журчит источник светлый, Вверху опасная стезя, Созвездия вздымают метлы, Над тихой пропастью скользя. Мы все приникли к коромыслам Под блеском ясной синевы, Не уклоняяся от смысла И Я, и ТЫ, и МЫ, и Вы. 1908 Садок Судей II (1913). Op. 31. «Среди огней под черным небом…» Среди огней под чёрным небом, Безликой прелестью жива, Вознесена к суровым требам Твоя поспешно голова. За переулком переулок, Сожравши потрясенный мост, Промчишься мимо медных булок, Всегда, сияющий и прост. А там, на синей высоте Кружит твоя прямая стрелка, На каждой времени версте Торчит услужливо горелка. 1909 Садок Судей II (1913). Op. 32. «Стальные, грузные чудовища…» Стальные, грузные чудовища ОРАНЖЕВЫЙ подъемлют крик, Когда их слышу ржанье, нов еще Мне жизни изможденный лик. На колеях стальных, жестокие, Гилиотинами колес, Стуча, трясете, многоокие, Немую землю — троп хаос. Вы в города обледенелые Врываетесь из темных нив, Когда ЧАСЫ лукаво СПЕЛЫЕ Свой завершат живой прилив. 1908 Садок Судей II (1913). Op. 33. «Труба была зловеще прямой…» ТРУБА БЫЛА зловеще ПРЯМОЙ ОПАСНАЯ ЛУНА умирала, Я шел домой, Вспоминая весь день сначала. С утра было скучно, К вечеру был стыд. Я был на площади тучной И вдруг заплакал навзрыд. Трубы была трагически прямой, Зловещая луна УМЕРЛА. Я так и не пришел домой, Упав у темного угла. 1909 Садок Судей II (1913). Op. 34. «Какой глухой слепой старик!…» Какой глухой слепой старик! Мы шли с ним долго косогором, Мне надоел упорный крик, Что называл он разговором, Мне опротивели глаза, В которых больше было гноя, Чем зрения, ему стезя Была доступна, — вел его я. И вот пресекся жалкий день, Но к старику нет больше злобы, Его убить теперь мне лень, Мне мертвой жаль его утробы. 1907 Садок Судей II (1913). Op. 35. «У радостных ворот…» У радостных ворот, Поникший утомленно, Под тяжестью огромной Желаний рабьих — крот, Иль сглазили со стен Иль перед узким входом, Сражённый цепким годом, Ты сам отринул плен. 1910 Садок Судей II (1913). Op. 36. «Лазурь бесчувственна…» «ЛАЗУРЬ БЕСЧУВСТВЕННА», — я убеждал старуху, «Оставь служить скелетам сиплых трав, Оставь давить раскормленную муху, Вождя назойливо взлетающих орав». С улыбкой старая листам речей внимала, Свивая сеть запутанных морщин, Срезая злом уснувшего металла Неявный сноп изысканных причин. 1910 Садок Судей II (1913). Op. 37. «Вечер гниенья…» Вечер гниенья Старость тоскливо Забытое пенье Лиловым стремленье Бледное грива Плакать страдалец Тропы залива Сироты палец 1911 Садок Судей II (1913). Op. 38. «Темный злоба головатый…» Темный злоба головатый Серо глазое пила Утомленный родила Звезд желательное латы. 1912 Садок Судей II (1913). Op. 39. «Какой позорный черный труп…» Какой позорный черный труп На взмыленный дымящий круп Ты взгромоздил неукротимо… Железный груз забытых слов Ты простираешь мрачно вновь Садов благословенных мимо. Под хладным озером небес, Как бесконечно юркий бес, Прельстившийся единой целью! И темный ров и серый крест И взгляды запыленных звезд Ты презрел трупною свирелью. 1911 Садок Судей II (1913). Op. 40. «Перед зеркалом свеча…» Перед зеркалом свеча С странной миной палача У девичьего плеча Острие влачит меча, Вкруг её ночная тьма, Исступлённая зима Угловата и пряма, Оковавшая дома. Требник троих (1913). «Блоха болот…» Блоха болот Лягушка Ночная побрякушка Далекий лот Какой прыжок Бугор высок Корявая избушка Плюгавый старичок. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Вещатель тайного союза…» Вещатель тайного союза Роняет лепесток полураскрытых уст Прозрачный трепетный смешно цветистый куст… Палящая тела булыжник слизь медуза. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Дверь заперта навек навек…» Дверь заперта навек навек Две тени — тень и человек А к островам прибьет ладья А кос трава и лад и я А ладан вечера монах А ладно сумрак на волнах Заката сноп упал и нет Закабаленная тенет. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Деревья спутали свои ветки…» Деревья спутали свои ветки Пальцы родимых тел Бьются в клетке снеговые птицы Зимний удел Протянули рощи свои спицы Снег шапки надел Овеяны пухом ресницы Зимний предел. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Закат маляр широкой кистью…» Закат маляр широкой кистью Небрежно выкрасил дома Не побуждаемый корыстью Трудолюбивый не весьма И краска эта как непрочна Они слиняла и сошла Лишь маляра стезя порочна К забавам хмельным увела не позднее 1913 Требник троих (1913). «Занемогла не захотела…» Занемогла не захотела Покинуть пасть Уйти из пышущего тела И не упасть Была прожорлива акула А ночь светла На кораблях чернели дула И вымпела. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Зори раскинут кумач…» Зори раскинут кумач Зорко пылает палач Западу стелется плач Запахов трепетных плащ не позднее 1913 Требник троих (1913). «Клонись клонись над краем бездны…» Клонись клонись над краем бездны И змею лишь гляди в глаза Он там струится темнозвездный Как исступленная гроза Бросая пламенные розы Бросая вниз Согнись пред бременем угрозы Не обернись. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Когда уходит свет дневной…» Когда уходит свет дневной Мы в темных норах зажигаем Огонь лампад огонь ночной Мы напитавшись темнотой Ево упорно охраняем Не искушенные луной Не искушенные луной не позднее 1913 Требник троих (1913). «На зелени травы сияет первый снег…» На зелени травы сияет первый снег Исчезли синевы сокрылось лоно нег Холодная зима Вступившая в права Буранов злых корчма Седая грива льва. не позднее 1913 Требник троих (1913). «О злакогривый истукан…» О злакогривый истукан В пылу желаний злобный лев Хрустальный пиршества стакан Ты насадил на юркий клев Под серым неба хомутом Продажный выею трясёшь Слюну роняешь пьяным ртом Хрипишь свистишь и жадно пьёшь. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Поля пусты…» Поля пусты Кареты чёрной дрожь Полей листы Здесь колебалась рожь Лучистых вод Недвижен взгляд Луч хоровод Их постоянен лад. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Пред этой гордою забавой…» Пред этой гордою забавой Пред изможденностью земной Предстанут громкою оравой Храм обратя во двор свиной Пред бесконечностью случайной Пред зарожденьем новых слов Цветут зарёй необычайной Хулители твоих основ не позднее 1913 Требник троих (1913). «Природа смрадный труп…» Природа смрадный труп Над пустотой полей Зловония свои развила крылья Умершие царившие обилья Лежат пылкости гвоздик — огней Под острием много дымящих труб. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Чрево ночи зимней пусто…» Чрево ночи зимней пусто Чередой проходят вьюги Черепов седых подруги Челядь хилая Прокуста Чёрен ночи зимней гроб Чередуйтесь пешеходы Черепок цветок сугроб Черепашьи ноги ходы. не позднее 1913 Требник троих (1913). «Это серое небо…» Это серое небо Кому оно нужно Осеннее небо Старо и недужно Эти мокрые комья И голые пашни Этот кнут понуканий Всегдашний… не позднее 1913 * * * Ты богиня средь храма прекрасная,
Пред Тобою склоняются ниц.
Я же нищий – толпа безучастная не
заметит
Меня с колесниц.
Ты – богиня, и в пурпур, и в золото
Облачен твой таинственный стан,
Из гранита изваянный молотом,
Там, где синий курит фимиам.
Я же нищий – у входа отрепьями,
Чуть прикрыв обнаженную грудь,
Овеваемый мрачными ветрами,
Я пойду в свой неведомый путь. 1897 Всего стихотворений: 153 Количество обращений к поэту: 9666 |
||
|
|
russian-poetry.ru@yandex.ru | |
Русская поэзия | ||