Вадим Данилович Гарднер (1880-1956)

• Биография Вадима Гарднера
• Стихотворения Вадима Гарднера по темам

Все стихотворения Вадима Гарднера на одной странице

- Оглавление -

Бери, поэт, любую тему 
И все умей запечатлеть! 
Пиши балладу иль поэму, 
Чтоб души радовать и греть! 

Воспой в лирическом восторге 
Прирост Дианиных рогов, 
Найди Меркурия на торге, 
Везде отыскивай богов! 

И все, что в воздухе мелькает - 
Кривые, блестки и круги 
Пускай широкий стих включает 
В свои воздушные шаги. 

Куплет, быстрей секундной стрелки, 
Минуя цифры, обернись! 
Ты, пара рифм, беги в горелки! 
Не отставай, не поскользнись! 

Нельзя дремать в двадцатом веке; 
Проснулся даже Тегеран, 
И бес дерзанья в человеке 
Направил ввысь аэроплан. 

И жизнь теперь - сплошная гонка, 
И сонный ванька не в чести. 
Прощайте вы, кукушка, конка! 
А ты, трамвай, несись, блести!

Бедный, старый день любви! 
Он промчался звуком нежным; 
В этом сердце безмятежном 
Нет бушующей крови. 
Больше нет и замираний, 
Сладких чувств и белых дум; 
Нет таинственных свиданий, 
Нет и плачущих страданий, 
Все один тоскливый шум. 
И березы не ласкают 
Мягкой зеленью своей, 
Волны моря не лобзают 
Сладкой музыкой речей. 
Свежесть утра не лелеет, 
Только щеки холодит; 
Зорька милая алеет, 
Солнце греет, ветер веет, 
Но души не шевелит.

У заборов косых снег последний лежит, 
Подле пашен чернеющих тая. 
Безымянный ручей в белой пене шумит, 
С обомшелых каменьев спадая. 

Над порогами речки зеленой пыльцой 
Уж ольховые серьги дымятся. 
Одноколки гремят по дороге большой, 
Хоть крупа и снежинки сребрятся. 

Вот опять из-за тучи пасхальным огнем 
Засияло дневное светило 
И в испытанном бурями сердце моем 
Много маленьких солнц засветило. 

Ветер, туч этих олово, сталь и свинец, 
Разгони по просторному своду, 
Чтобы вешнего яркого света венец 
Осиял, как Мессия, природу, - 

Потому что апрель и Святая теперь; 
Не ко времени супиться тверди; 
К Светодавцу в душе приотворена дверь 
Из погоста потоптанной смерти. 

Распускаются, тонут и снег и ледок 
На болоте, в канавах и ямах. 
Солнце, лей свой цветной и горячий поток! 
Ударяй по стеклу льдин упрямых! 

Раздели же их острые иглы в воде! 
Раствори хрустали лучевые! 
Лишь полдневной дано лучезарной звезде 
Разломать холмы зим ледяные. 

   (Сафические строфы)

Посвящается Иос. Иос. Кенигу 

Я свой старый пыл, не погасший ныне, 
Не оставлю ввек. Мне милы размеры, 
Звучных рифм чреда, и услада страсти 
В миг исступленья. 
        
Я - поэт всегда. Не мирится проза 
Ни с мечтой моей, ни с лазурным чувством, 
Ни с огнем любви в светоносном сердце, 
С ярким безумьем. 
        
Мне милы - цветы, и заря, и брызги, 
Изумрудный ветр, листопад плачевный, 
Стон и треск стволов и дождей потоки 
С туч мимолетных. 
        
Мне алмаз снегов, и волшебный иней, 
И мятелей пыль, и мороза хрусты, 
И могильных зим голубые сказки 
Счастье приносят. 
        
Мне в зыбях пути переливов лунных, 
Среброзарных звезд отдаленный шепот 
И Венеры блеск в зеркалах струистых 
Сны навевают. 
        
Мне игра Камен, Музагет огнистый, 
Амброзийный сон с высоты венчанной, 
И Паллады щит, и шелом героя 
Радостно блещут. 
        
Мне повозок гром, бранной пыли тучи, 
Андромахи плач пред разлукой страшной, 
И Патрокла труп на костре багряном 
Сердце тревожат. 
        
Пенит путь ладья на пурпурном море, 
Гневно мстит Нептун нечестивцам дерзким, 
Стреловержец Зевс за быков закланных 
Молньей карает. 
        
О, милы вы мне, старины сказанья, 
Ветра нежный гимн меж столпов развалин, 
Где венком сплелись красота и мудрость, 
В области дивных.

   Вячеславу Иванову

В чувствах, взявших все от моря, 
И от ветра, и от волн, 
И от радости, от горя, 
И от тех, кто страсти полн, - 
В этом пламени и дрожи, 
В этой буре ледяной 
Светит яркий светоч Божий 
Необъятной шириной. 
В сладком, светлом упоеньи 
Я дышу, дышу Тобой, 
Неземное, Провиденье, 
Неразлучное со мной. 
Сумрак синий, звездный трепет, 
Ласки ночи, жгучий лепет, - 
Все пронизано Тобой. 
Там, где мысли тихо вьются, 
Где созвучья раздаются, - 
Там прозрачный Разум Твой. 
        
Нет пределов для прозренья, 
Нет границ для красоты, 
Если ты, о вдохновенье, 
Осеняешь нам мечты! 
Луч из царственного неба, 
Кони солнечного Феба, 
Нежный говор древних рун, 
Злом разгневанный Перун 
Кудри дыбом подымают, 
Сердце вихрем окружают, - 
Диким пиром бурных струн. 
Алчут страсти ввысь взметнуться 
Ищет сердце развернуться 
И вместить в себе сердца. 
Сердце страждет, сердце жаждет 
Искор с Божьего венца.

На солнце тает рыхлый снег 
Приметно. 
Щедроты вешних, теплых нег 
Дарит нам день, лучась приветно. 

Молю я, о земле печальник, 
Топи последний снег дорог, 
Богатырей родоначальник, 
Сварожич, золотой Даждьбог! 

Бежит ручей меж трав и мхов. 
Воскреснут пастбища и лес; 
И снова стадо из хлебов 
На волю выгонит Велес. 

Натягивая тетиву, 
Стрелу из туч Перун метнет, 
Опрыщет ливнем мураву 
И с листьев жемчугом сверкнет. 

Грядет весна, и с ней услада, 
И мед цветочный на лугах. 
Вся в зелени, богиня - Лада 
Любовь и страсть зажжет в сердцах. 

При рдяном зареве Даждьбога 
Отрадно вить венки, плясать, 
Под синим шалашом Сварога 
Веснянками весну встречать. 

И, свежесть чувствуя и силы, 
Вино из чаш кипящих пить; 
Во славу буйного Ярилы 
Красотку в белое рядить!

Пусть рвется в мир с обрывов скал душевных 
Святой экстаз, - серебряный каскад, 
Клокочущий и в радугах полдневных, 
В огнях звезды, чей сказочен закат. 

Я жить хочу для Пасхи колокольной, 
Для гомона раскрывшейся весны; 
Я жажду гроз, и радости престольной, 
И белых грив взбесившейся волны. 

Всплывут, нырнут гранитные тюлени, 
Шестом корму от мели оттолкнут; 
Я ж на песке отдамся сладкой лени, 
И чешуи у берега плеснут. 

Я травки жду и Троицы в березках, 
И утренних прохладных паутин, 
Бальзама смол, листвы в кристальных слезках, 
И бабочек над крыльями куртин. 

Довольно шуб! Довольно снов медвежьих! - 
По скатам крыш воркуют про любовь. 
Художница, с палитрой красок свежих, 
Весна спешит, как трепетная кровь.

Трапеции, стебли в колючках 
И множество острых шпилей 
На стеклах намерзших выводит 
Художник седой - Ледовей. 

Черты пересек он чертами; 
Стог сена с шестом начертил, 
Зигзаги, и дуги, и стрелки, 
И зубья серебряных пил. 

И блестки камней самоцветных 
Искрятся от яркого дня 
На чудных рисунках мороза, 
Огнем переливов маня; - 

Но эти рисунки растают, 
И, в капли росы обратясь, 
Стекут по стеклу ручейками, 
Изгибами змеек виясь. 

А солнце зато долговечней; 
Но даже светило земли 
Когда-нибудь в небе потухнет, 
Как тают на стеклах шпили. 

И только Любовь мировая, 
И в Боге, и в душах людей, 
Я знаю, вовек не погаснет, 
Созвездий и тверди вечней. 

Так будем любить бесконечно 
И помнить, что радужный свет - 
Намек на сияние Духа, 
Что смерти и времени нет; 

Что вся эта дольняя мудрость 
Растает, как звезды снегов; 
Не прейдут одни лишь Идеи, 
Спасаясь от тлена веков. 

Повторность явлений, законы, 
Равнина, и долг, и гора 
Исчезнут, как звезд ожерелья, 
Как солнечных звеньев игра. 

Запястья пространственных граней 
И Вечности знаменье - круг, - 
Пойми, - это символы только, 
Как все, что мы видим вокруг. 

Но мы и того не забудем, 
Что символы Богом даны; 
Без них не постичь бы нам тайн, 
Которыми души полны.

Вот блестит она, звездочка милая 
Трепетунья родная моя. 
Небо бледное, сосны задумчивы 
И спокоен и радостен я. 
        
Вот дрожит она, милая звездочка, 
Мой серебряный венчик любви, 
Дней былых вспоминание теплое, 
Задремавшие чувства мои! 
        
Колокольчики слышатся дальние, 
Легкий ветер в окошко подул, 
Думы, будто листочки колышатся, 
А рассудок глубоко заснул. 
        
И напев из груди выливается, 
Словно плещет болтливый ручей; 
И так близко, так близко минувшее, 
И так хочется думать о ней.

Сквозь поле синих волн я вижу кругозор, 
Где солнечных оков серебряные звенья, 
Сверкая, движутся; блистательный узор 
То разорвется вдруг, то снова и в мгновенье 
Соединится в цепь... Качается простор. 
Весь в искрах, он горит, как яркие каменья; 
Тут вёсла рыбака алмазы загребают, 
Там чистым золотом ветрила отливают. 
        
Затишье на море... Колеса громовые 
Катятся в облаках... Прислушалась земля. 
В огнистой бахроме, как горы снеговые, 
Белеет остров туч... вот вспыхнула змея 
Лиловой молнии... отгулы грозовые. 
Лес не шелохнется... И знойная струя 
Внезапно вас обдаст, как будто из теплицы; 
И вьются, каркая, пророческие птицы. 
        
Прошли гроза и дождь, и море просветлело; 
Торопятся стада веселых беляков; 
Во мраке дальних туч сиянье заблестело... 
О, краски нежные! О, гамма всех цветов! 
Еще второй венец, и ярче засинела 
Небесным индиго корона облаков; 
В брильянтовых серьгах прибрежная листва, 
Сквозь зелень свежую сияет синева.

Сберем лучи, исшедшие с небес! 
Шлют звезды нас на подвиг всеблаженный. 
О, Русь Христа, собор, ковчег чудес, 
Вся в ризах дня, жги вестью вдохновенной! 
        
Причастница апостольских трапез, 
Приемли, Русь, распятие вселенной! 
Как крест сияй сквозь облачный завес, 
Как маковки твоей Москвы священной! 
        
И что тебе китайский ураган?.. 
Се, Иисус над пеной желтой бури!.. 
Се, горний гром... и замер океан... 
То "С нами Бог" трубит трубач в лазури; 
"Иммануил" гудят колокола... 
И длань Его Россию вознесла.

Длиннее дни, и завтра уж Апрель.
Я пережил и скуку и сомненья,
Но скоро ты, весенняя свирель,
Заманишь вновь на праздник обновленья.

Я тосковал. Пусть новая весна
Мне принесет неведомую радость,
И жизнь, свежа, утехами красна,
Напомнит мне потерянную младость;

Напомнит мне далекую любовь,
И мой восторг, и тысячи мечтаний,
И, может быть, зажжет мне сердце вновь
Былым огнем и жаждою лобзаний.

Дорожка к озеру... Извилистой каймою
Синеют по краям лобелии куртин;
Вот карлик в колпачке со мшистой бородою
Стоит под сенью астр и красных георгин.

Вон старый кегельбан, где кегля кеглю валит,
Когда тяжелый шар до цели долетит...
Вот плот, откуда нос под кливером отчалит,
Чуть ветер озеро волнами убелит.

А вон и стол накрыт... Бульон уже дымится.
Крестясь, садятся все... Вот с лысиной Ефим
Обносит кушанье, сияет, суетится...
Что будет на десерт? Чем вкусы усладим?..

Насытились... Куда ж? Конечно, к педагогу!
Покойно и легко; смешит «Сатирикон».
Аверченку подай! Идем мы с веком в ногу;
Твой курс уж мы прошли, спасибо, Пинкертон!

Уж самовар несут... Довольно! Иззубрились!
Краснеют угольки. Заваривают чай...
А наши барышни сегодня загостились...
Лей хоть с чаинками, но чая не сливай!

Алеет озеро. А там, глядишь, и ужин;
До красного столба всегдашний моцион;
Пасьянс, вечерний чай... Княгине отдых нужен.
Загашена свеча. Закрыл ресницы сон.

Жди! С высот, где крыльев стая 
Веет в снежных облаках, 
Речь раздастся грозовая, 
Мощь родящая в сердцах. 
        
Есть сокрытые до срока 
Силы в высях вольных душ; 
Челны - накрест волнам рока 
К ясным граням тихих суш. 
        
К новым странам львиной страстью 
Встречный ветер обратим! 
Верой, чудом, чистой властью 
Бури норов укротим. 
        
Нам, хоругвь из мук воздвигшим, 
Мир без таинств глух и пуст. 
Явны нам, тщету постигшим, 
Крест и жажда скорбных Уст.

Забудем мы все: и горячие думы 
О том, чтобы лучше на свете жилось; 
Забудем мы жизни тоскливые шумы, 
Забудем мы все, что в душе пронеслось. 
Забудем страдания, горя пучины, 
Стремления к цели вперед и вперед; 
Забудем мы гладкие жизни равнины 
И все, что нам душу мертвит и гнетет. 
Забудем людские, холодные речи, 
Призывы к палящим и бурным страстям, 
И старые, теплые, милые встречи, 
Забудем соблазны удушливых ям. 
Не нужно нам горя, не нужно рыданий, 
Ни пенистых чувств, ни удил волевых; 
Не нужно фантазии дерзостных зданий; 
Ни скромности нежной цветов полевых. 
Наскучили все эти розы и грезы, 
Наскучил мне жизни убийственный звук, 
И греющий смех, и прохладные слезы, 
Наскучил луны выразительный круг. 
Тосклива тоска, и тоскливо веселье 
В наш дряхлый и дряблый и высохший век; 
Тоскливо угарное жизни похмелье, 
Тосклив венценосный босяк - человек. 
.................................................................
        
А все же страшна эта смерть роковая, 
Что с выцветшей жизнью разлукой грозит; 
А все ж дорога эта сила живая, 
Что радость и горе нам людям дарит.

Зачем же мы кровь неповинную льем, 
Невинность, и слезы, и смех продаем? 
И в пропасть не падаем, в высь не летим, 
По ровной и пыльной дороге катим? 
Уж если и Бога, и совесть забыть, 
Так лучше подпочвенным демоном быть! 
Он - гордый безумец, он - страсти король. 
Его поражает всеведенья боль; 
Он знает и небо, и землю, и ад, 
Нетленную мудрость и страсти распад. 
Он тушит горящие свечи любви 
Из зависти в черной, змеиной крови. 
Красавец он мрачный, пленитель сердец, 
Он - узник, страдалец, но носит венец... 
Страдание свято, и праведный Бог 
И демона примет в свой звездный чертог, 
Его обласкает и к лону прижмет, 
Навеки его от него же спасет.

За серо-стальными волнами 
Белеет в снегах кругозор. 
Там на зиму край наш родимый 
Накинул пушистый убор. 

А здесь, у гранитов прибрежных, 
Где ветер ревет и гудит, 
Свисает бахромчатый, острый 
С холмов ледяных сталактит. 

Шипят на поверхности льдины 
Под сталью студеной небес; 
И льдом опоясаны камни, 
И снегом украсился лес. 

Корою ледка стекловидной 
Кой-где затянулся ручей. 
Меж складок води - перешейки 
Воздвиг изо льда ледовей. 

Змеятся и булькают воды; 
Как зайчики, солнца легки, 
По руслам канав и оврагов 
Бегут подо льдом пузырьки. 

Изрезали дети коньками 
Лесного болотца каток... 
Вот девочка навзничь упала, 
Ударясь спиной о ледок. 

Резвятся, катаются дети 
На лыжах, салазках, коньках. 
И буквы мальчишки выводят 
У края пути, на снегах. 

Балуются; снег у дороги 
Глотают; друг другу снежки 
Влепляют, воюя; проказят; 
Спешат, как под льдом ручейки. 

Но все эти шалости, игры - 
Забавы не русских детей. 
Не наши здесь деды-морозы 
Хрустят под снегами ветвей. 

Не наши здесь яхонты блещут 
На зимнем сугробном сребре; 
Не наша здесь вьется поземка, 
Не наша вьюга в декабре... 

И образы прежней России 
Рисуются снова в мечтах. 
Вот вижу зиму в Петрограде; 
Скользят по катку на "Прудках", 

Скользят конькобежцы так плавно 
При лунах лиловых огней; 
Выводят под звуки оркестра 
Восьмерки и вязь вензелей. 

Мелькают, заиндевев, пары. 
В иголках ресницы и бровь; 
Сребрится барашек шинели, 
И жгут и мороз и любовь. 

Подружек ведут гимназисты; 
Идет за четою чета... 
Свежи по зиме поцелуи, 
И нектара слаще уста. 

Мороз разубрал все деревья 
И щиплет и колет остро, 
И сказочней как-то в России 
Снегов голубое сребро. 

Ребята в Руси говорливей, 
Проказники много резвей; 
Смышленей, смелее мальчишки, 
И девочки наши нежней. 

Мечтательней наши подростки, 
В них больше огня и души, 
Чем здесь, в молчаливой Суоми, 
В болотной Карельской глуши. 

Здесь не место мне жить средь проклятой 
Повседневщины жесткой и злой... 
Я, мистическим солнцем объятый, 
Изнываю в темнице мирской. 
        
Здесь не место духовности нежной, 
Искрозарной, всемирной Мечте... 
Дух мой гордо-смиренно-безбрежный 
Рвётся ввысь к огневой Красоте. 
        
Ах! Сомкни мне навек эти вежды! 
Трудно в хрупкой и душной плоти. 
Или дай вихревые надежды 
Этот мир до основ потрясти!

Золото томное, золото лунное, 
Сколько ты будишь таинственных грёз! 
Лаской лелеешь ты сердце подлунное, 
Сердце застывшее, в жизни мороз. 
        
Золото лунное, золото нежное! 
В мир музыкальной, небесной мечты, 
В области синие, в царство безбрежное 
Думы уносишь воздушные ты. 
        
Месяц серебряный, месяц недремлющий, 
Светлый властитель бессонных ночей, 
Страстию жгучею сердце объемлющий, 
Шепот подъемлющий сладких речей! 
        
Месяц серебряный, месяц торжественный, 
Мир облекающий мглой голубой, 
Месяц с улыбкою кроткой, божественной, 
В душу вселяешь ты дивный покой.

Золотые березки блистают, 
Солнце осени чудно светит, 
И тяжелые горести тают, 
И весельем сознанье горит. 
И мне радостно так, что не знаю, - 
Есть ли радости выше, светлей, 
Я глубины сердец понимаю, 
Утешаю скорбящих людей. 
Постигаю я в миг необъятный, 
Чем прекрасно земное бытье, 
И не давит туман непонятный, 
Что окутывал сердце мое, 
И мне кажется, все в Божьем свете 
Устрояется Мудрой Рукой, 
И восторженный Зодчий в совете 
Совещается с каждой душой.

Уж зеленью одеты 
Лужайки у церквей; 
Сердца весной согреты, 
Щедротою лучей. 
        
И пенят пароходы 
Каналы и Неву; 
Отсвечивают воды 
Дневную синеву. 
        
Всему поэт эфира 
И жизнь, и блеск дарит; 
На каске кирасира 
Звездою он горит. 
        
И маленькие солнца 
Играют на реке... 
О, дай собрать все блестки 
Вблизи и вдалеке! 
        
Из этих искор жгучих, 
Пронзающих эфир, 
Создам в мечтах могучих 
Многовенечный мир. 
        
И тем, кто знал гоненье, 
И тем, кто здесь скорбел, 
Пошлю я в утешенье 
Поток из звездных стрел. 
Из сердца излученье - 
Апостольский удел.

Испытав всевозможные козни, 
Безнадежность не раз пережив. 
И отравы сомненья и розни 
И плодов Древа Смерти вкусив, - 
        
Колебаться хотя и могу я 
И еще многократно страдать, 
Но, блаженного Света взыскуя, 
Не могу Светодавца не ждать. 
        
На извилистой, трудной дороге 
Все стремлюсь я и ввысь и вперед. 
Не могу я отчаяться в Боге; 
Не могу обратиться я в лед. 
        
Не могу не любить и не верить, 
Очищающих слез не ронять, 
Глубины глубиною не мерить, 
Не лучиться, не греть, не сиять. 
        
Не могу я со мглой примириться; 
Не могу преклоняться пред ней; 
Не могу не скорбеть, не молиться, 
Разлучаяся с Правдой своей. 
        
Не сродни созерцательный холод 
Голубым и горячим мечтам. 
До сплошной седины буду молод 
И хоругви врагу не отдам.

Как громкий смех, нас солнце молодит;
Косым столбом вторгается в жилище;
Лелеет дерн и гнезда на кладбище;
Как лунный круг, сквозь облако глядит.

Когда мороз за окнами трещит,
И с холода спешат к огню и к пище,
На солнце, днем, блестя алмаза чище,
Порой снежок стреляет, порошит.

Свет радужный, твоим лучам, как звукам,
Дано в беде и в скорби утешать,
И есть предел несчастию и мукам,
Когда луча сияет благодать...
Гром отгремел; увешан лес серьгами;
Сапфирный свод, как в зеркале, под нами.

Оба мы менестрели в Руси снеговой, 
Из Британии родом с тобой. 
Оба вольные духом, свободы друзья, 
Но печальнее арфа твоя. 
Оба видели горных туманов чадры 
И течение быстрой Куры. 
Оба зрели престолы Кавказских хребтов, 
Серебро вековечных снегов... 
Проезжая в татарской арбе в Темир-Хан, 
Посетил я, как ты, Дагестан. 
Но не долго средь дымных аулов я жил, 
И не там, нет, не там я любил... 
Ты Изгнанника Рая прославил стихом; 
Я мечтой был в аду огневом. 
Как и ты, окрыляем я Байроном был, 
Но к Эдему полет свой стремил, 
И взлетал над "долиной печали и слез" 
К купинам серебрящихся роз.

Горят на водах блестки лунные. 
Кочуют тучки шелкорунные; 
        
Плывет луна в червонном золоте. 
Глядятся в воды звезды юные. 
        
Журчат и плещут, в свете месяца, 
Ручьи, ключи золотолунные... 
        
Не здесь, не здесь лишь ты, любимая; 
Но все газэлы нежнострунные - 
        
Дары глазам твоим газелевым. 
С тобой ходил в полночь на дюны я 
        
В Суоми каменной, рунической 
Слагал не северные руны я. 
        
Мне были ближе струны страстные, 
Когда на водах блестки лунные.

Дымных сумерек печали, 
Нежной грусти тишина, 
То, что чувства отгадали, - 
Чем мечта покорена, - 
То, что смутно и минутно, 
Что отчалит, будто сны, 
Держит властью странной страсти, 
Веет вечностью волны; 
Дышит зыбким переливом, 
Блещет вспышками зари, 
Нежит в творчестве игривом, - 
Это знают знахари.

Если гиен удар, мне нанесенный 
Скопищем врагов, в груди зажег, - 
То прости недоброе кипенье, 
Укрощающий потопы Бог! 

Утверди в глубинах равновесье, 
Чтоб я мог идти спокойно вдаль, 
Возвышаясь, души возвышая, 
Светом озаряя и печаль! 

Чтоб легко, незлобиво, но твердо 
Новые невзгоды я сносил, 
На Твою защиту полагаясь, 
Боже Милосердия и Сил! 

И прости холодных и неправых 
Пред душою искренней моей! 
Голубым лучом пронзи их совесть, 
Освяти Любовию Твоей! 

Настурций радостных оранжевая пена 
Под окнами блестит на ложе цветника, 
Куда осенний ветр, веселиям измена, 
Бесстрастный утренник пришлет издалека. 
Полярный иней свой примчит свирепый север, 
Огнями белыми природу обожжет - 
Потрескается гриб, и мед утратит клевер, 
Окаменеет путь, потухнет огород. 
Червонцы по земле беспечно разроняет 
Годов безумный мот, кустарник оголит, 
И утром хрусталем болото забросает, 
И вздуется залив и берег наводнит. 
И гром соленых вод, увенчанных кудрями, 
Тараном бешеным ударит вал камней, 
Забрызжет искрами над мертвыми скалами 
Под зеленью небес и прутьями дождей.

Не требуйте рассудочной работы 
От золотых надежд поэзии святой! 
Пусть полон буду я задумчивой дремоты, 
И пусть сольется дух с небесной бирюзой! 
Пусть мысль моя порой струною оборвется... 
Кипучих полон дум, без связи ледяной, 
Пусть стражду я порой, и сердце разорвется, 
Исполненное вдруг тоскою неземной. 
Но требуйте души отзывчивой, горячей, 
Чтоб жар в груди пылал и сердце больно жег, 
Чтоб ветер всколыхнул туман воды стоячей, 
Чтоб пошлости людской стал призрак поперек.

Поэт, не унывай! Он твой - огонь молений, 
Твои они - мечты, и волны облаков, 
И серп со звездами, и сладость вдохновений, 
И девственный рассвет, и пурпур вечеров. 
        
Твоя она - тоска по небесам небес. 
Тебе ль не созерцать в святом уединеньи? 
Тебе ль неведомо коленопреклоненье 
Пред светлой тишиной мистических завес?

Песни вечны, песни властны 
Сердце сердца зажигать, 
Если чувства бурно-страстны, 
Если в них, как утро, ясны 
Высь и Божья благодать. 
        
Если слов живые звенья - 
Отзвук радостной зари. 
Если облак дерзновенья, 
Если молнья исступленья 
Собираются внутри. 
        
О, тогда в забвеньи славном 
Сердце мира ощути! 
Тайну в явном, 
В малом, в главном 
Светлым взором охвати!

Облака синечерного тона, 
Ветер быстрый и пенистый вал; 
Под свинцом гробовым небосклона 
Снежнорунный пловец пролетал. 
А за ним легкокрылая стая, 
Словно белые бабочки зим, 
В блестках солнца, гребла, пролетая 
Высоко над заливом седым. 
Волны гневались, с громом бияся, 
Об песок, заливая его, 
С диким бешенством к берегу мчася, 
Как народ на врага своего. 
Как в пустыне подъемлются гривы 
Разъяренных, ревущих царей, 
Так вздымалися кудри спесиво 
У властителей водных степей. 

Здесь, в этой глуши, 
Мне созвучной души, 
Вижу, с грустию, - нет... 
Здесь творю, одинокий поэт. 
Что им всем до меня? 
До скорбей, до огня, 
До стремления ввысь? - 
Хоть до звезд подымись! 
Опоясан кругом 
Равнодушия льдом, 
Я творю, одинокий поэт; 
Сердцу отклика нет...

Я жду и жду Тебя, мое Спасенье, 
И - весть любви с волшебной высоты! 
Мне жизнь не в жизнь бел яркого крещенья... 
Без новых сил воскресшей Красоты. 
        
Мне бег часов, и всякое движенье, 
Покой души, и сила тишины, 
И даже гнев, и даже вдохновенье 
Без Истины, без Бога не нужны.

Живу на севере я с южною душою, 
Безумно-страстною и солнцами залитой; 
А дни свои влачу, полярной пеленою 
Снегов и вечных льдов бесстрастия покрытый. 
Но под венцами льда кипящею змеею, 
Весь в пене и в парах, бежит поток сердитый - 
То буря и огонь фантазии прекрасной, 
Веселой, искристой и юношески страстной. 

    ***

Моим ли ярким снам пророчески не сбыться? 
Ужель не видеть мне Италии лазурной? 
Под небом Анжело мечтой не позабыться 
Под вечер, блещущий парчей златопурпурной? 
Мне ль в снеговой юрте, в меху, в дыму ютиться 
В мороза скрыл и хруст, или мятелъю бурной, - 
Мне с кровью красною ликующих южан, 
По ярости судьбы - сыну студеных стран.

Я вспомнил: пруд, туман и вечер бездыханный, 
- Лягушек голоса сквозь пар и тишину; 
- Кусты акации, жасмин благоуханный; 
- В бассейне у дворца июньскую луну; 

- Усадьбы барские со скотными дворами; 
- Объезд лугов, полей, верхом на беговых, 
И парк с аллеями в узорах теневых 
С бальзамом тополя и с древними дубами. 

Вот предки в париках во флигеле уютном, 
Откуда даль видна за лентою реки, 
- Ракиты, лилии в своем забвеньи смутном, 
Тот путь, где таяли французские полки. 

Тургеневская Русь! - Раздолье полевое, 
Изгибы пристяжных, поклоны мужика, 
Попы, телеги, пыль и версты большака, 
Несметный строй копён и пенье луговое.

Смотри, вдоль тучи той засеребрились птицы; 
Мерцает стая их, над озером летя. 
Уж скоро журавлей отлетные станицы 
Надолго уплывут в далекие края. 
        
И стужа близится, и скука туч ненастных. 
Над шляпками грибов желтеет лист берез; 
Срывается иной. Рябина в бусах красных, 
И Серпень косит вновь свой палевый овес.

Туча угрюмая, туча седая! 
Чувства тоскливые, дума невластная; 
Дрогнет ли в сердце струна золотая. 
Песня раздастся ли вечно-прекрасная? 
        
Осень со стонами, осень больная! 
Клены окрасила бледность лиловая. 
Лес шелестящий вокруг обнажая, 
Золотом сыплется осень суровая.

Меж тонких льдин вода струится;
И отсвет уличных огней
Винтами яркими крутится
В стекле Петропольских зыбей.

Вон там лиловыми дугами
Ряды сияют фонарей;
Двумя живыми ручейками
Толпа встречается людей.

Люблю тебя, Нева седая,
И льдов твоих звенящий треск, —
И бег и вспышки звезд трамвая,
И гул, и проволоки блеск;

И снег сыпучий под санями,
Подушки шапок кучерских,
И понукание конями,
И пар моторов деловых.

Люблю я конок ход ленивый,
И дребезжанье стекол их, —
Зимы рисунок прихотливый
На окнах лавок городских.

Люблю по Невскому прогулки,
Гостиный двор и каланчу,
Мосты, сады и переулки,
В часовне бедную свечу,

И звон колоколов собора,
И колокольню в синей мгле,
И на коне с грозою взора
Петра на северной скале.

Люблю Царицын луг веселый,
Полеты легких скакунов,
И грохот конницы тяжелой,
И лес кудрявых казаков; —

И раны старых гренадеров
Курносых Павловских солдат, —
И сталь штыков, и блеск манерок,
Громовый «Здравия» раскат.

Люблю зеленые лафеты
И дула пушек полевых,
А в полдень грозные приветы
Из жерл орудий крепостных.

Люблю, когда по тротуарам
Скользит, снует толпа теней,
Когда седым клубятся паром
Бока и ноздри лошадей;

— Ветвей волшебные наряды,
И синий снег в морозный день,
И солнца пурпурные взгляды,
Огонь костра, и дым, и тень.

Люблю старушек я в морщинах,
Таких, которых на картинах
Живописуют мастерски
Рембрандта смелые мазки.

Люблю ланит рассвет прекрасный
И две богатые косы,
И взор восторженный и ясный,
Как капли утренней росы.

Скажи, о юность, что милее
И вдохновеннее тебя?
И я когда-то был нежнее, —
Я помню в юности себя.

И я мечтал и строил замки,
И мысль, не втиснутая в рамки,
Бродила вольно; я горел
И ни о чем не сожалел.

Мы все тогда поэты были;
Свежи, как майская листва,
Мы утром дней не дорожили,
Как лучшим даром естества.

Но прочь, собравшиеся складки!
Мгновенья прожитые сладки.
Вздыхать о прошлом не хочу,
Но в свой размер его включу.

Влюблен я в Пушкинские ямбы,
Порой летучие, как пух,
(В их честь слагал я дифирамбы)
Они пленяют русский слух.

Две-три звезды. Морозец зимней ночки.
Еще на окнах блестки и узоры,
То крестики, то елки, то цепочки —
Седой зимы холодные уборы.

Как хорошо! Как грусть моя свежа,
Как много сил! Я думал — все пропало...
Душа блестит, дрожа и ворожа,
И сердце жить еще не начинало.

Я жил, но жизнь еще не та была;
Я рассуждал, желал и делал что-то;
Простых чудес моя душа ждала. —
Что для нее житейская забота?

		х х х

Месяц неуклюжий, месяц красноликий —
Завтра будут тучи, снег и ветер дикий.

Задымят, запляшут тучи снеговые,
Обнажатся ветром коры ледяные.

Заревет, завоет злая завируха,
Ослепляя очи, оглушая ухо.

То затихнет робко, то грозою белой —
Вихрем закрутится, бурей ошалелой.

Ветер вниз по трубам с гулом пронесется,
Чистыми волнами в комнаты ворвется.

А умчатся тучи, снег и ветер пьяный —
Мы кругом увидим свежие курганы.

Свечереет; стихнет; небо засребрится —
Белая пустыня тоже зазвездится.

Погоди! Спокойствие возможно 
Тут, на лоне дремлющей природы; 
И, как дым, исчезнет все, что ложно 
Здесь, в тиши безлюдья и свободы. 
Хоть ноябрь, а травка зеленеет 
По холма бугорчатому скату, 
Солнышко за ветками яснеет. 
Манит вновь к мечтания возврату. 
И чернеют елок пирамиды, 
А меж них прозрачно золотится 
Свежий воздух; он ручьем струится - 
Забываешь горе и обиды, 
Сплетен зуд и гнусные обманы, 
В чьих сетях и опытного ловят, - 
Совести мучительные раны, 
Дальних, что вблизи нас славословят; 
И прямые улицы столицы, 
Где лишь редко не кривят душою, 
И дома - высокие гробницы, 
Иль больницы, схожие с тюрьмою. 
Забываешь и наряд крикливый 
Розы, смятой на пиру разврата, 
И кокетство страсти шаловливой, 
Ложный пурпур дряхлого заката.

Цветы поэзии все, все меня пьянят... 
Я пью целебный нектар их, иль яд. 
Цветы ли зла, дурманный мак Бодлэра, - 
В чьей сумрачной душе жила святая вера; 
Эдгара По мечту - цвет лилий снеговой; 
Подсолнечник ли Уайльда золотой; 
Отраву красных Брюсовских камелий; 
Светланы Бальмонта, венцы его бромелий - 
Их всех приветствую. Мне дорог твой наркоз, 
"На горечи креста услада роз" - 
Твой, Эроса певец, мед благовонный, - 
Иванов Вячеслав, теург наш озаренный; 
И множество иных задумчивых цветов 
Хвалить мой стих торжественно готов.

Свой мир, свой собственный!.. Какое восхищенье! 
В душе своя печаль и память о былом; 
Приветы зелени... затишье... дуновенье... 
Мелькание зарниц, и отдаленный гром. 
        
Тревожно, и тепло, и душно пред грозою, 
И ждешь, и воздух ждет, и все напряжено... 
Взовьется молнья... гром ударит над водою... 
И сердце упадет, огнем потрясено. 
        
И у тебя, поэт, пред мигом озаренья 
На сердце душный ад, но светел звук струны; 
Возникнут облака, и грянет вдохновенье, 
И мысли низойдут с незримой крутизны.

Я лишь в преддверии Святого 
В смущеньи трепетном стою. 
Ни к жертве сердце не готово, 
Ни к неземному бытию. 
        
Но мгла души уже невластна 
Закрыть от взора Божий нимб; 
Стремлюсь восторженно и страстно 
На кафолический Олимп. 
        
Я был из тех, кто в век Пирпонта 
Державу трёстов презирал, 
Кто не менял на церковь Конта 
Свой всенебесный идеал. 
        
Прости, Господь, мои дерзанья 
И облеки в огонь и в свет, 
Дабы во славу мирозданья 
Вооружился твой поэт!

Когда таинственное око 
В моей засветит голове, 
Как буду видеть я высоко 
В крестодержавной синеве. 
        
В сиянии тройного взора 
Исторгну Слово из ножен, 
В час светлооблачный фавора, 
Как Илия, преображен. 
        
Но сколько сил пойдет на битву 
Со сладострастием земным; 
Я к синеве несу молитву, 
Стремяся к радостям иным. 
        
Я не со святостью земною, 
Но я с нечестием борюсь; 
Живу небренною весною; 
На изумруд ее молюсь. 
        
Когда таинственное око 
В моей засветит голове, 
Как буду видеть я высоко 
В крестодержавной синеве. 
        
В сиянии тройного взора 
Исторгну Слово из ножен, 
В час ослепительный фавора, 
Как Илия, преображен. 
        
Молю, чтоб лирною струною 
Сердца я мог заворожить 
И перекатною волною, 
Как гром, величье пробудить; 
        
Чтоб просто, девственно-прекрасно 
Такой тайник я распахнул, 
Так молвил искренно и властно, 
Чтоб каждый в душу заглянул. 
        
Тогда бы вдруг, как в озаренья, 
Мы цепи сбросили с себя, 
В каком-то праведном гореньи 
И как бы взоры углубя. 
        
Ведь есть целительные силы, 
И не чужда нам благодать. 
И людям, людям ли могилы, 
Как избавительницы, ждать? 
        
А слово? Что такое слово? 
Ведь это ты, ведь это я. 
В нем все старо, в нем все и ново, 
Ведь это звуки бытия. 
        
А если так, то эта сила; 
А сила двигала, влекла; 
Она сходила, возносила; 
Она куда-то привела. 
        
Нас мучит темное "куда-то", 
Нас мучит вечное "зачем"; 
Но слово исстари крылато, 
И Разум властвует над всем. 
        
Он водит нами и в тумане; 
И что нам ночи слепоты, 
Когда в далеком, вещем плане 
Все, все продуманы черты?

Много мгновений прошло, чудесных и сердце пленявших, 
Много излилось любви, много живительных слез. 
        
Время стремится, бежит к неведомой разуму дали. - 
Вечно таинственный бег капель бессонной реки. 
        
Часто так близок, мне мнится, предел совершенства и правды, 
Мир голубой и светил яркая, дивная ткань. 
        
Часто ночною порой, когда по небесному полю 
Плавает месяц, и туч легкий проносится дым, 
        
Блещет Медведицы ковш, и звезда полярная светит, 
Думаю я о красе новых, неведомых дней. 
        
Божие царство приидет, и будем мы снова, как дети, 
Станем счастливее их, много отравы испив. 
        
Опыта горький напиток никем напрасно не пьется, 
Каждая мука в себе семя блаженства таит.

Глубокий сон вокруг... Вот медный купол блещет...
Меж синих вспышек мглы все гуще снег валит,
И дальний колокол тревогою трепещет,
От вести сладостной спокойствие дрожит.

Евангелье земле — рождественский сочельник,
Мерцаешь тайной ты суровым декабрем;
В подставках крестовин мертвозеленый ельник;
Деревья в комнатах осыплют серебром.

Торжественно, тепло вокруг свечей зажженных,
И личики детей, как елочка, светлы;
А в окнах блеск огней, чудесно отраженных...
Светло! И взрослые, как дети, веселы.

Небо меж туч голубело, волшебствуя; 
Даже кой-где зеленелось озерами. 
Ветер же дикий, на воле свирепствуя, 
Твердь заволок, завладевши просторами. 

Так же порою и сила мятежная, 
Бунт в глубине поднимая таинственной, 
Вмиг застилает все огненно-нежное, 
Область отрады последней, единственной. 

Так же и зависть порою пытается 
Счастье любви омрачить очищающей. 
Только кто духом окреп, не считается 
С мутною злостью, людей унижающей.

Смейтесь, смейтесь вы над моим безумством, 
Над огнем моей непритворной Веры! 
Я душой всегда был, и есмь, и буду - 
Друг Огнезара. 
Провозвестник я поколений вольных: 
Вечно-юн, горяч, безрассудно-нежен, 
И полет годин остудить не сможет 
Жаркого сердца. 
Ваш уклад тупой не приемлю вовсе. 
Я мечтал всегда о Всемирном Братстве. 
Цепь одну признал я для душ возможной - 
Дружбы священной. 
Смейтесь, смейтесь вы над душой творящей! 
Вам известно ль то, чрез какие муки 
Проходил поэт, чтоб остаться цельным, 
Верным Искусству? 
Вам известно ль то, как и дни и ночи 
Углублялся он в сокровенность мира, 
Как он вас крестом осенял незримым, 
Жрец Светодейства? 
Смейтесь, смейтесь вы, шептуны слепые! 
Да, я странен, дик, своенравен, правда; 
Не похож на всех. Но беды не вижу 
В своеобразьи. 
Я один из тех, кто, вразрез с столетьем, 
Суетам его предпочел молитвы - 
Солнцебог, твои золотые цитры, 
Формингсы Феба. 
Предпочел Христа, - Мечезара Правды, 
Светокрест Его, дремоявь Платона 
И священных Вед немирскую мудрость 
Марксам и Фордам. 
Речь дрожащих звезд с тех кафедр небесных 
Говорили мне во стократы больше, 
Чем какой-нибудь "Демосфен" с трибуны 
Радиовека. 

Всеблагостной любви приблизилась пора. 
Россия, обрати к вершинам звездным ухо! 
Омытая в волнах широкого Днепра, 
Воскресни радостно! Крестись в купели Духа. 
        
Твои орлы с небес взирают на Тебя, 
И сонм твоих святых на облачном подножье 
Ждет жатвы сладостной. Народы возлюбя, 
Неси ослепшим свет! Воспрянь! - То Дело Божье.

Арестантские халаты, 
С ними шашки наголо... 
Небо серо, небо скучно, 
Льются слезы на стекло. 
        
Ветер воет, кружит листья 
На панелях близ садов, 
Кружит с пылью, кружит с сором 
Серебро сухих листов. 
        
Оголенные деревья 
Гнутся, плачут и трещат; 
Жалко им, что потеряли 
Изумрудный свой наряд. 
        
Так прекрасно было в весну, 
После свежего дождя 
Разливать благоуханье, 
Даже старцев молодя. 
        
Здесь шептались, признавались; 
Билось сердце, била кровь; 
Распускалися листочки, 
Распускалася любовь. 
        
Под кленами, под дубами 
И под сенью тополей 
Сребролистных, шелестящих 
Сколько грезило людей! 
        
А теперь навис угрюмо 
Серый, влажный, мутный мрак. 
День унылый, день тоскливый, 
Как докучливый тик-так.

Сила жизни - в настроеньях, 
Сила - в сердце, не в уме; 
Сила - в пламенных моленьях, 
Слабость - в умственной тюрьме. 
Сила - в Боге, сила - в чувстве, 
Сила - в воле и в любви, 
Сила - в облачном искусстве, 
Сила - в трепетной крови. 
Сила - в музыке и в пеньи, 
Сила - в сказочных стихах, 
Сила - в бурном вдохновеньи, 
Сила - в жизненных речах. 
Есть и в нас живая сила, 
Есть и в нас живой огонь, 
И не все уже могила, 
Только сердце звуком тронь. 
Из груди польются звуки 
И разбудят сонный ум 
И рассеют тучи скуки 
И заглушат буден шум. 
Если сердце утомилось - 
Утомление пройдет, 
А несчастие приснилось - 
Сон тяжелый отпадет. 
Речь простая нас взволнует, 
Если много в ней души, 
Волны жизни вновь взбушует 
В жутко замершей тиши.

Слово - цвет, Слово - дух, Слово - звук, 
И - колючее терние мук. 
Слово - искристой радости чаша, 
Вся душа беспредельная наша... 
Что живей в мире снов и гробов, 
Что мудрей согласованных слов? 
Слово было и будет вовек. 
Наречен Им и Бог - Человек; 
К Слову словом уснувших зови! 
Ты же, Слово, учи нас любви!

Стволы в снегу, и ходит ветер чистый,
И в проседи былинки на лугу;
Лиловый флокс, и ирис длиннолистый,
И звездчатый подсолнечник в снегу.

Сквозь изгородь, белеющую снегом,
Иглистый лес березка золотит...
Как холодно! Как север кровь студит...
Руби, корчуй, иль быстрым грейся бегом.

Наложена была печать молчанья 
На ясный стих, но сорвана она; 
Суровый пост сменили пированья; 
Кольцом огня душа обрамлена. 
        
Как синий день, светлы мои желанья. 
Греми, сверкай, веселая струна! 
Уж близок час небесного венчанья; 
Под куполом тревога и весна. 
        
Весна, и страсть, и дымка голубая, 
И каждый лист своей весне кадит; 
И я парю, о времени не зная, 
И мир со мной в одну молитву слит; 
А солнце, жизнь повсюду зажигая, 
Вонзаясь в мир, ликует и блестит.

Покров тоски раскинулся над нами; 
И медлит мгла на воздухе сыром, 
И каплет с крыш холодными слезами; 
И брызжет грязь под мягким колесом. 

И пенятся ушаты водяные, 
И бродят: дрожь и пасынки тоски; 
Вон с грохотом сосульки ледяные 
Рассыпались на мелкие куски. 

Болотный бред... В ознобе вся столица. 
Клубится пар из свалки городской. 
О, Петербург, подвальная грибница, 
Лишайник дум и страсти молодой!

Тягучий день. О кровли барабанят...
Игра кругов и дутых пузырей...
Хандра и дождь мечты мои туманят.
О, серый сон! — проклятие людей!

Счастливей тот, кого глубоко ранят,
Чем пленник скук и облачных сетей,
Чей мутный мозг одним желаньем занят —
Как гром, прервать унылый марш дождей.

Я тих, как лес кругом, как воздух недвижимый; 
Он даже слишком тих; не так, как пред грозой, 
А по-осеннему, со сдержанной тоской, 
Любезной северу, но мной невыносимой. 
        
Я голосом своим нарушу тишину, 
И не поддамся я природе онемелой; 
И подниму меж мхов я волны песни смелой; 
И струны возвратят мне красную весну.

Ты подожди меня в картинной галерее;
Мой друг, опаздывать в характере славян.
Будь мне свидание назначено в аллее,
В книгохранилище, на выставке, в музее,
Не унывай, терпи, доверчивый баян!

Поэт мой, созерцай Рембрандта светотени,
Головки Греза, блеск и грацию Ватто, —
Забудутся и гнев, и дружеские пени;
Ты знаешь, склонен я к неточности и лени,
Но вот уж я готов... Накинуто пальто.

Потухает ущерб мудреный, 
И расползся предутренний бред. 
Показался желтозеленый 
Напряженный, стылый рассвет. 

Черной синью полос удлиненных 
Пересек его дым облаков 
За пределом дерев, облаченных 
Горностайным убором снегов. 

Вот уже раскраснелся над бором 
Ворожащий багрец заревой. 
Завитков золотистых узором 
Разукрасился склон голубой. 

И расплавленным золотом реки 
Потекли, завились в вышине. 
Поднял день отдохнувшие веки; 
Заалелась кора на сосне. 

Озарилися в доме покои. 
Утро в сердце моем занялось. 
Орумянились дверь и обои. 
Знамя радуг на длани зажглось.

Люблю я шум прохладного прилива, 
И пену волн и ветра дикий вой; 
Громады туч несутся горделиво, 
Волна бежит и в камень бьет крутой. 
        
Поклон дерев люблю, песок зыбливый, 
И острый след, оставленный волной, 
И грома треск, блеск молньи торопливый, 
Поток дождя с его густою мглой - 
        
И корни ольх, поднятые водою, 
И качку лайб то носом, то кормою, 
Люблю твой гул, живительный прибой! 
        
Ты мне мила, суровая природа 
Финляндии, страны моей родной - 
Сосна, гранит, на море непогода.

Злорадство белых волн, и рама золотая —
Ремесленник сковал художника мечту,
А тут еще толпа... И в эту тесноту
Ты втиснул гнев души, о простота святая!

О, жажда мишуры! — Первосвященник славный,
Тиара сорвана, ты более не жрец —
Ты золота купил на проданный венец —
Неси свои холсты на рынок своенравный!

Червонный горн, врачующий лучами,
Закатишься... наступят ночь и мрак;
Но много солнц мерцает вечерами;
Весь мир — мечта, и пышен Зодиак.

Созвучье — свет; созвездия над нами
Дружны, как рать; и знаку светит знак.
Как с Герой Зевс и как цветы с цветками,
Звезда с звездой вступает в тайный брак.

Проходит ночь. Свежо, и снова ясно.
Светило дня над нами полновластно.
На стенах свет рисунки уж чертит;
Мечта и кисть работают согласно;
Снует челнок; и труд и мысль кипит.
Как громкий смех, нас солнце молодит.

      Моей матери

Я в Руси. О Руси я скорблю. 
Не за тем ли, что Русь я люблю? 
        
Не за тем ли, что скорби полна 
Непутёвая эта страна, - 
        
Этот пьяный, измученный край, 
Этот ад, но и - будущий рай? 
        
Огонёчками сердца делюсь, 
Я с Тобою, болезная Русь! 
        
С полурусскою кровью я твой, 
И спасибо за хлеб трудовой. 
        
Ты вскормила, взрастила меня, - 
И должник перед Матерью я. 
        
И он мой - колокольный твой звон, 
Заревой, но и жуткий, как стон. 
        
Купола в осиянности звезд, 
И честной златосолнечный крест, 
        
И всё то, что не выразить мне, 
Что дрожит на Святой по весне, 
        
Все приемлю и нежно люблю - 
Вот зачем о Руси я скорблю.

Всего стихотворений: 64