|
||
|
|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Угадай автора стихотворения Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Александр Иванович Введенский Александр Иванович Введенский (1904-1941) Все стихотворения Александра Введенского на одной странице БОЛЬНОЙ КОТОРЫЙ СТАЛ ВОЛНОЙ увы стоял плачевный стул на стуле том сидел аул на нём сидел большой больной сидел к живущему спиной он видел речку и леса где мчится стёртая лиса где водит курицу червяк венок звонок и краковяк сидит больной скребёт усы желает соли колбасы желает щёток и ковров он кисел хмур и нездоров смотри смотри бежит луна смотри смотри смотри смотри на бесталанного лгуна который моет волдыри увы он был большой больной увы он был большой волной он видит здание шумит и в нём собрание трещит и в нём создание на кафедре как бы на паперти стоит и руки тщетные трясёт весьма предметное растёт и все смешливо озираясь лепечут это мира аист он одинок и членист он ог он сена стог он бог но он был просто муравей в шершавой ползал мураве искал таинственных жучков кусал за тётки мужичков увы он был большой больной мясной и кожаный но не стальной он брал худую пирамиду и прославлял Семирамиду и говорил: я бледен, беден я будто крыса тощ и вреден во мне остались пустяки четыре печени да костяки но врач ему сказал граждане я думаю что вы не правы и ваше злое ожидание плевок в зелёные дубравы плевок в зелёные растенья добавлю: в мира сотворенье вот вам моё стихотворенье: "ну что зелёные, зелёные какие ж могут быть растенья и тучи бегают солёные и куры спят как сновиденья" ну что вы мне твердите право про паука и честь и травы вы покажите мне стакан в котором бегает полкан который лает гав гав гав скажу пред смертью не солгав я болен болен как дитя на мне платочков триста штук давай лечебного питья по предписанию наук так молвил больной усмехаясь на север и запад чихаясь но доктор как тихая сабля скрутился в углу как доска и только казённая шашка спокойно сказала: тоска мне слышать врачебные речи воды постепенный язык пять лет продолжается вечер болит бессловесный кадык и ухо сверлит понемногу и нос начинает болеть в ноге наблюдаю миногу в затылке колючки и плеть ну прямо иголки иголки клещи муравьеды и пчёлки вот что странно он стал похожим на барана он стал валяться на кровати воображать что он на вате что всюду ходят грёзы феи и Тицианы и Орфеи синицы тёщи и мартышки играют в тусклые картишки но этого ничего не было ему всё это показалось оно воды великой не пило всё быстро в мире развязалось: стекло стоявшее доселе в связи с железною дорогой теперь кивает еле еле и стало долгой недотрогой корова бывшая женою четвероногого быка теперь качает сединою под белым сводом кабака и видит как полкан залез в большой стакан звезда казавшаяся ране одною точкою в грязи теперь сверкает на овце на котелке на торговце и всё вообще переменилось о Бог смени же гнев на милость так на войне рубила шашка солдаты и рыжих и седых как поразительная сабля колола толстых и худых сбирались в кучу командиры шипели вот она резня текли желудочные жиры всю зелень быстро упраздня ну хорошо ревёт чеченец ну ладно плакает младенец а там хихикает испанец и чирикает воробей ты не робей ты знай что ты покойник и всё равно что рукомойник так говорил больному врач держа ручные кисти над водой во фраке чёрном будто грач не в позументах — с бородой и с продолжительной тоской вот он какой увы стоял в зверинце стул увы увы там был аул там собиралися казаки и собиралися кусаки и грациозный разговор вели с утра до этих пор был слышен шум тяжёлых шпор увы увы он был мертвец ты не носи ему овец ты не ходи к нему с посудой и не зови его Иудой где стул где поле где аул он поплясал и он уснул и снова увидал аул. Как же так? 3 мая 1929 * * * «В ночных шикарных ресторанах.» Из современного романса. Аргентинское танго. В ресторанах злых и сонных Шикарный вечер догорал. В глазах давно опустошённых Сверкал недопитый бокал, А на эстраде утомлённой, Кружась над чёрною ногой, Был бой зрачков в неё влюблённых, Влюблённых в тихое танго. И извиваясь телом голубым, Она танцует полупьяная (Скрипач и плач трубы), Забавно-ресторанная. Пьянеет музыка печальных скрипок, Мерцанье ламп надменно и легко. И подают сверкающий напиток Нежнейших ног, обтянутых в трико. Но лживых песен танец весел, Уж не подняться с пышных кресел, Пролив слезу. Мы вечера плетём, как банты, Где сладострастно дремлют франты, В ночную синюю косу. Кто в свирель кафешантанную Зимним вечером поёт: Об убийстве в ресторане На краснеющем диване, Где темнеет глаз кружок. К ней, танцующей в тумане, Он придёт — ревнивый Джо. Он пронзит её кинжалом, Платье тонкое распорет; На лице своём усталом Нарисует страсть и горе. Танцовщица с умершими руками Лежит под красным светом фонаря. А он по-прежнему гуляет вечерами, И с ним свинцовая заря. Ноябрь-декабрь, 1920 Воспитание души Л. Липавскому Мы взошли на, Боже, этот тихий мост где сиянье любим православных мест и озираем озираем кругом идущий забор залаяла собачка в кафтане и чехле её все бабкою зовут и жизненным бочком ну чтобы ей дряхлеть снимает жирны сапоги ёлки жёлтые растут расцветают и расцветают все смеются погиб вот уж…… лет бросают шапки тут здесь повара сидят в седле им музыка играла и увлечённо все болтали вольно францусскому коту не наш ли это лагерь цыгане гоготали а фрачница легла патронами сидят им словно кум кричит макар а он ей говорит и в можжевелевый карман обратный бой кладёт меж тем на снег садится куда же тут бежать но русские стреляют фролов егор свисток альфред кровать листают МОНАХИ ЭТО ЕСТЬ пушечна тяжба зачем же вам бежать молочных молний осязуем гром пустяком трясёт пускаючи слезу и мужиком горюет вот это непременно но в ту же осень провожает горсточку их было восемьдесят нет с петром кружит волгу ласточку лилейный патрон сосет лебяжью косточку на мутной тропинке встречает ясных ангелов и молча спит болото садятся на приступку порхая семеро вдвоём и видят. финкель окрест лежит орлом о чем ты кормишь плотно садятся на весы он качается он качается пред галантною толпою в которой публика часы и все мечтали перед этими людьми она на почки падает никто ничего не сознаёт стремится Бога умолить а дождик льёт и льёт и стенку это радует тогда францусские чины выходят из столовой давайте братцы начинать молвил пениеголовый и вышиб дверь плечом на мелочь все садятся и тыкнувшись ногой в штыки сижу кудрявый хвост горжусь о чем же плачешь ты их девушка была брюхата пятнашкой бреются они и шепчет душкой оближусь и в револьвер стреляет и вся страна теперь богата но выходил из чрева сын и ручкой бил в своё решето тогда щекотал часы и молча гаркнул: на здоровье! стали прочие вестись кого они желали снять печонка лопнула. смеются и все-таки теснятся гремя двоюродным рыдают тогда привстанет царь немецкий дотоль гуляющий под веткой поднявши нож великосветский его обратно вложит ваткой но будет это время — печь температурка и клистирь францусская царица стала петь обводит всё двояким взглядом голландцы дремлют молодцы вялый памятник влекомый летал двоякий насекомый очки сгустились затрещали ладошками уж повращали пора и спать ложиться и все опять садятся ОРЛАМИ РАССУЖДАЮТ и думаю что нету их васильев так вот и затих среда 27 октября 1926 ВСЁ Н. А. Заболоцкому я выхожу из кабака там мёртвый труп везут пока то труп жены моей родной вон там за гробовой стеной я горько плачу страшно злюсь о гроб главою колочусь и вынимаю потроха чтоб показать что в них уха в слезах свидетели идут и благодетели поют змеёю песенка несётся собачка на углу трясётся стоит слепой городовой над позлащённой мостовой и подслащённая толпа лениво ходит у столба выходит рыжий генерал глядит в очках на потроха когда я скажет умирал во мне была одна труха одно колечко два сморчка извозчик поглядел с торчка и усмехнувшись произнёс возьмём покойницу за нос давайте выколем ей лоб и по щекам её хлоп хлоп махнув хлыстом сказал кобыла андреевна меня любила восходит светлый комиссар как яблок над людьми как мирновременный корсар имея вид семи а я стою и наблюдаю тяжко страшно голодаю берёт покойника за грудки кричит забудьте эти шутки когда здесь девушка лежит во всех рыданье дребезжит а вы хохочите лентяй однако кто-то был слюнтяй священник вышел на помост и почесавши сзади хвост сказал ребята вы с ума сошли она давно сама скончалась пошли ребята вон пошли а песня к небу быстро мчалась о Боже говорит он Боже прими создание Твоё пусть без костей без мышц без кожи оно как прежде заживёт о Боже говорит он правый во имя Русския Державы тут начал драться генерал с извозчиком больным извозчик плакал и играл и слал привет родным зашёл на дерево буржуй оттуда посмотрел при виде разных белый струй он молча вдруг сгорел и только вьётся здесь дымок да не спеша растёт домок я выхожу из кабака там мёртвый труп везут пока интересуюсь я спросить кто приказал нам долго жить кто именно лежит в коробке подобно гвоздику иль кнопке и слышу голос с небеси мона… монашенку спроси монашка ясная скажите кто здесь бесчувственный лежит кто это больше уж не житель уж больше не поляк не жид и не голландец не испанец и не худой американец вздохнула бедная монашка «без лести вам скажу, канашка, сей мёртвый труп была она княгиня Маня Щепина в своём вертепе и легко и славно жила княгиня Марья Николавна она лицо имела как виденье имела в жизни не одно рожденье. Отец и мать. Отца зовут Тарас. её рождали сорок тысяч раз она жила она любила моду она любила тучные цветы вот как-то скушав много мёду она легла на край тахты и говорит скорей мамаша скорей придите мне помочь в моём желудке простокваша мне плохо, плохо. Мать и дочь. Дрожала мать крутя фуражкой над бедной дочкою своей а дочка скрючившись барашком кричала будто соловей: мне больно мама я одна а в животе моём Двина её животик был как холм высок и очень туп ко лбу её прилип хохол она сказала: скоро труп меня заменит здесь и труп холодный и большой уж не попросит есть затем что он сплошной икнула тихо. Вышла пена и стала твёрдой как полено» монашка всхлипнула немного и ускакала как минога я погружаюсь в благодушную дремоту скрываю непослушную зевоту я подавляю наступившую икоту покуда все не вышли петухи поесть немного может быть ухи в ней много косточек янтарных жирных сочных мы не забудем благодарны пуховиков песочных где посреди больших земель лежит красивая мамзель тут кончил драться генерал с извозчиком нахальным извозчик руки потирал извозчик был пасхальным буржуй во Францию бежал как злое решето француз французку ублажал в своём большом шато вдова поехала к себе на кладбище опять кому-то вновь не по себе а кто-то хочет спать и вдруг покойница как снег с телеги на земь бух но тут раздался общий смех и затрещал петух и время стало как словарь нелепо толковать и поскакала голова на толстую кровать Столыпин дети все кричат в испуге молодом а няньки хитрые ворчат гоморра и содом священник вышел на погост и мумией завыл вращая деревянный хвост он человеком был княгиня Маня Щепина в гробу лежала как спина и из тропической земли слоны цветочков принесли цветочек тюль цветочек сон цветок июль цветок фасон 5 апреля 1929 ГАЛУШКА Л. Липавскому да Бог с ним Бог с ним Кралинька чего поёшь ты маленька чего ты плачешь Фетинька коль наступило летинька нукдох нукдох за ящики стремятся трупы падчериц дрожит очей молчание петруша досвидание артикль уский суточный летит неглупый будочный я здравствуй плачет весело на сук жену повесила жена моя звезда рыдая умерла жена моя погасла печальной каплей масла кричат певуньи птички мы знаем по привычке так верно Бог сулил что я из перца кладбищ из перца могил старушка в ванну сядет чулок развязать к ней подойдёт Евлалия чтоб петь шептать я ангел певчий ангел и крылья есть я тигр слепил подушки глаз кадил дымилом лик ладонька спе и спя свалилась львицей с шей глуха нема толпа а кто её умней событий обсуждал здесь каждый серик бантик ты в баночку плевал раз раз КУМА ФОМА петрА попА и стук и он не стал луна катит волну седую вдалеке в знакомую страну овес летит в песке не спит последний час медвежий недотяпа который бурный спал славянская ты лапа и дремлет часовой на ветке заинздесь чертями мир оброс и адский пир везде далекий чеха склеп теперь плывёт на нас спасайся Арзамас и тверь кричит Ахни мандолина незрим и дом скрипучий наш орех везут на смех СЛЕПУЮ АРМИЮ хрипит наш мир хрипит наш путь и там и сонный клир открыл свой рот свой рот свой род жёлтый пух летит из вялых мышей и зыбко зыбко мёртвый дух склонился на ошей ник и зыбко руки простирал куда авсе куда авсе кинжал смутился пар проклятая пасха она нам не нужна деревянная пробка но но он сдох вы знаете он сдох кречет кречет ратник воли ты летящий сквозь юдоли раненый пращею туман тимпан веспасиан рим город гнильною струею течет в овин не он один старец пачкающий палец пруссия пруссия снегов белоруссия игрушкой прыгнул васисдас приветствую ребята вас о чем клест кнут пут здесь всё как пух и мыла пена пух звезда сияя вдруг исчезла соларка козырей монах пробка лук семя вестнику в течении лета изъяснился сердце мое зубр арбр урбр хлрпр крпр трпр крестьянин креста носитель одеяния нет НЕТ огл агнь пропе сой вакх с тирсом и ветер в степях ой ой вонючка вонючка лиса с тревогой гортань с трубой с тревогой гляжу с тобой ох / вздох упаду на синюю медь в аду и воздух остался немым Самум головы подперев от дум и птица летит в гантах пев пех пех пирх пирх пряная птица та пьяная о мученье какая старая сурво бстро отвечал неин качал пыл пол пул сухо мигнул в далёкий солнечный аул летит старушка панихида такая гнида Архелук прощальный птоломей утих проныра сна изящный колодец солёный водопад ТУПО ТУПО страница трупа любо любо зуба зуба Хаша Халушка пуд с мячиком 23 мая 1925 года Гость на коне Конь степной бежит устало, пена каплет с конских губ. Гость ночной тебя не стало, вдруг исчез ты на бегу. Вечер был. Не помню твердо, было все черно и гордо. Я забыл существованье слов, зверей, воды и звезд. Вечер был на расстояньи от меня на много верст. Я услышал конский топот и не понял этот шепот, я решил, что это опыт превращения предмета из железа в слово, в ропот, в сон, в несчастье, в каплю света. Дверь открылась, входит гость. Боль мою пронзила кость. Человек из человека наклоняется ко мне, на меня глядит как эхо, он с медалью на спине. Он обратною рукою показал мне — над рекою рыба бегала во мгле, отражаясь как в стекле. Я услышал, дверь и шкап сказали ясно: конский храп. Я сидел и я пошел как растение на стол, как понятье неживое, как пушинка или жук, на собранье мировое насекомых и наук, гор и леса, скал и беса, птиц и ночи, слов и дня. Гость я рад, я счастлив очень, я увидел край коня. Конь был гладок, без загадок, прост и ясен как ручей. Конь бил гривой торопливой, говорил — я съел бы щей. Я собранья председатель, я на сборище пришел. — Научи меня Создатель. Бог ответил: хорошо. Повернулся боком конь, и я взглянул в его ладонь. Он был нестрашный. Я решил, я согрешил, значит, Бог меня лишил воли, тела и ума. Ко мне вернулся день вчерашний. В кипятке была зима, в ручейке была тюрьма, был в цветке болезней сбор, был в жуке ненужный спор. Ни в чем я не увидел смысла. Бог Ты может быть отсутствуешь? Несчастье. Нет я все увидел сразу, поднял дня немую вазу, я сказал смешную фразу чудо любит пятки греть. Свет возник, слова возникли, мир поник, орлы притихли. Человек стал бес и покуда будто чудо через час исчез. Я забыл существованье, я созерцал вновь расстоянье. 1931-1934 ДВЕ ПТИЧКИ, ГОРЕ, ЛЕВ И НОЧЬ две птички как одна сова летели над широким морем и разговаривали о себе ну просто как случайные индейцы и тишина была в стакане о горе птичка говорит одна не вижу солнечного я пятна а мир без солнечных высоких пятен и скуп и пуст и непонятен и я не таю как струна беда однако в том ответило хромое горе что будто мрамор это великое море окостенело и застыло а потом оно отплыть от берегов стремится и вот по волнам носится тушканчик с большим стаканом в северной руке а в стакане словно племя играет с барыней в ведро тут говорит вторая птичка и озирает хвост унылый и улыбается упрямо слегка вспотев что значит: носится тушканчик куда несётся злой зверёк и что он значит поперёк я не могу постичь зверька без золотого козырька пойдём молиться Богу горе дорогое не гляди на море ах что ты что ты горе скажет ах что ты птичка говоришь лишь полдень Бог тебе покажет ты зря Его боготворишь тушканчик этот неземной и неестественный зверёк летите птички все за мной изображайте пузырёк тут птичка первая сказала я одного не понимаю она частицами летала над пышной колокольней леса она изображала беса я одного не понимаю неясно мне значение игры которой барыня монашка со словом племя занялась и почему игра ведро спрошу я просто и светло о птичка медная сказало горе игрушка бледная при разговоре теряет смысл и бытиё и всё становится несносное питьё о молодая соль значения и слова но птичка говорит позволь и вдруг летает безголова тогда вторая половинка сквозная будто шелковинка порхает в облаке пустом запуталась в крыле густом и говорит о горе горе спрячь в ножны молодое море вторая птичка обезьяна а я как десять без изъяна я как число достойна смеха я вся из времени и меха и птичка села на кровать и стала вальсы шнуровать тут горе говорит но что же делает тушканчик давайте братцы поглядим в его стакане пышном тихом как видно появилась ночь и слово племя тяжелеет и превращается в предмет и даже барыня монашка ура ура кричит ведру но непредвиденным молчаньем вдруг наполняется стакан лев изгибается дугой и рёв разносится тугой над возвышенной горой над человеческой порой лев убивается порой было жарко и темно было скучно и окно вылезали из земли лопухи и ковыли плыл утопленник распух расписался: я лопух если кто без головы то скажи что он ковыль я царь зверей но не могу открыть дверей вздохнули все четыре птицы единогласно и легко и распустив хвостом косицы … … … … … и пили молоко но ночь в кафтане быстролётном и в железном картузе сказало голосом бесплотным виясь на пиковом тузе о птички о родной тушканчик вам хорошо у вас разнообразны мысли а в мыслях будто кости в мясе чувства и многие понятия у вас а я пирующие птицы летающие так и сяк не понимаю слова много не понимаю вещи нуль но ты прекрасна велика ответил ночи пеликан на что моя величина скажи скажи хромое горе из моря я извлечена шипит внизу пустое море как раскалённая змея о море море большая родина моя сказала ночь и запищала как бедный детский человек и кукла в ручках затрещала и побледнел кузен четверг сестра сказал он ночи тёмной ты ночь я день глухой и скромный а эти звери все живые и эти птицы молодые и горе толстое хромое умрут холодною зимою солнце светить перестанет всё живущее завянет земля поморщится подсохнет и всё как муха сразу сдохнет тут испугались обе птички куда бежать им от судьбы пришли бои вражда и стычки и помешательства столбы взросли на поле сухопаром и дело кончилось пожаром 15 июля 1929 Значенье моря чтобы было всё понятно надо жить начать обратно и ходить гулять в леса обрывая волоса а когда огонь узнаешь или в лампе или в печке то скажи чего зияешь ты огонь владыка свечки что ты значишь или нет где котёл где кабинет вьются демоны как мухи над кусочком пирога показали эти духи руки ноги и рога звери сочные воюют лампы корчатся во сне дети молча в трубку дуют бабы плачут на сосне и стоит универсальный бог на кладбище небес конь шагает идеальный наконец приходит лес мы испуганно глядим думая что это дым лес рычит поднявши руки лес волнуется от скуки шепчет вяло я фантом буду может быть потом и стоят поля у горки на подносе держат страх люди звери черногорки веселятся на пирах бурно музыка играет и зыряне веселятся пастухи пастушки лают на столах челны крутятся а в челнах и там и тут видны венчики минут здесь всеобщее веселье это сразу я сказал то рождение ущелья или свадьба этих скал это мы увидим пир на скамье присядем трубной между тем вертясь как мир по рукам гремели бубны будет небо будет бой или будем мы собой по усам ходили чаши на часах росли цветы и взлетали мысли наши меж растений завитых наши мысли наши лодки наши боги наши тётки наша души наша твердь наши чашки в чашках смерть но сказали мы однако смысла нет в таком дожде мы как соли просим знака знак играет на воде холмы мудрые бросают всех пирующих в ручей в речке рюмки вырастают в речке родина ночей мы подумав будто трупы показали небу крупы море время сон одно скажем падая на дно захватили инструменты души ноги порошки и расставив монументы засветив свои горшки мы на дне глубоком моря мы утопленников рать мы с числом пятнадцать споря будем бегать и сгорать но однако шли года шёл туман и ерунда кто упал на дно морское корабельною доскою тот наполнился тоскою зубом мудрости стучит кто на водоросли тусклой постирать повесил мускул и мигает как луна когда колышется волна кто сказал морское дно и моя нога одно в общем все тут недовольны молча вышли из воды позади гудели волны принимаясь за труды корабли ходили вскачь кони мчались по полям и была пальба и плач сон и смерть по облакам все утопленники вышли почесались на закат и поехали на дышле кто был беден кто богат я сказал я вижу сразу всё равно придёт конец нам несут большую вазу там цветок и бубенец это ваза это ловко это свечка это снег это соль и мышеловка для веселья и для нег здравствуй бог универсальный я стою немного сальный волю память и весло слава небу унесло 1930 * * * И я в моём тёплом теле лелеял глухую лень. Сонно звенят недели, вечность проходит в тень. Месяца лысое темя прикрыто дымным плащом, музыкой сонного времени мой увенчаю дом. Ухо улицы глухо, кружится карусель. Звёзды злые старухи качают дней колыбель. * * * Играет на корнете-а-пистоне Мой друг, мой верный друг. На голубом балконе Из длинных синих рук. Мое подымет платье Веселый ветерок, Играя на закате снеющий рожок. Я прохожу по улице В юбке до колен; Становишься распутницей: Так много перемен. Я в лавке продовольственной В очередях стою. Все помню с удовольствием Последнее люблю! И плачу долгим вечером, И думаю о нем, Что ж — делать больше нечего. Вздыхаю пред огнем. 1920 г. Ноябрь-декабрь КОНЧИНА МОРЯ М о р с ко й д е м о н и море ничего не значит и море тоже круглый нуль и человек напрасно скачет в пучину от ножа и пуль и в море так же ходят рыбки собаки бегают играют скрипки и водоросли спят как тётки и будто блохи скачут лодки и в море так же мало смысла оно покорно тем же числам оно пустынно и темно быть может море ты окно? быть может море ты одно? О х о т н и к я сам ходил в леса по пояс я изучал зверей науку бывало крепкой водкой моясь испытывал я смерть и скуку передо мной вращались звери разнообразные сырые но я закрыл лесные двери чтобы найти миры вторые вот я стою на этих скалах и слышу мёртвых волн рычанье и на руках моих усталых написаны слова прощанья прощайте горы и леса прощай барсук прощай лиса Я откуда-то идёт сановник в его руке пищит шиповник на всё глядит великосветски икает редко по-немецки и величаво горделиво остановившись он стоит шумит сосна болтает слива волна безумная блестит мечтает лодка и пучина вдруг говорит ему: мужчина и ты устав от государства и службы испытав коварство узнав ненужность эполет ужель тебе постыл балет и жизнь предстала кровопийцей и ты стоишь самоубийцей С а н о в н и к вот перед вами я пучина милая моя я вижу здесь ещё людишки хотят купить на дне домишки чтоб в этих домиках морских с русалками обедать чтобы в трактирах водяных морской коньяк отведать мы верим в то что не умрём что жизнь имеет продолженье мерцает рыба серебром мы любим пиво любим ром играем с бабкой в размноженье моя невеста дурдина мои любила ордена но целый год весну и лето не выходила из клозета и я отчаялся потух сказал себе я не петух не пищевод она же утка и продолжение желудка она рабыня живота тут появилась пустота и понял я что всё роскошно но пакостно тоскливо тошно и я к тебе склоняюсь море на документах слово горе гляди написано везде и вижу сотни категорий как рыбы плавают в воде Слуги вносят большой диван на диване люди птицы мысли мыши и кусты и у всех печальны лица и у всех глаза пусты птицы ходят по траве будто сны на голове люди жёлтые лежат лодки светят дребезжат мысли крадутся в могилу через дождь и через силу мыши ходят вдоль домов с видом греческих умов и прозрачны и чисты спят под знаменем кусты Г о л о с все сюда явитесь и зажгите ваши свечи демон овощ дождь и витязь нынче к нам идут на вечер море берег и звезда мы устроим пир огромный вылетает ангел тёмный из пучины из гнезда А н г е л все ли все ли здесь собрались все ли сели на полу музыканты собирались как пингвины на скалу выходило море в гости с ним под руку шла звезда и сказало море бросьте думать бегать ерунда думай думай думай думай бегай прыгай и ворчи смерть возьмёт рукой угрюмой поздно выскочат врачи будто лебеди, родные соберутся вкруг постели и труды придут иные залетают мухи в теле но чему могу помочь дети люди в эту ночь О х о т н и к море море госпожа на тебя одна надежда мы к тебе идём дрожа С а н о в н и к замолчи невежда! мы море море дорогое понять не можем ничего прими нас милое второе и водяное божество как звери бегаем во мраке откинув шпаги мысли фраки в руке дымится банка света взгляни могущее на это на голове стучит венец приходит нам — пришёл конец М о р е я не могу М о р с к о й д е м о н а что я говорил О х о т н и к я думаю я плачу М о р е я так же ничего не значу 1930 МИР ДЕМОН. Няню демон вопросил — няня сколько в мире сил. Отвечала няня: две, обе силы в голове. НЯНЯ. Человек сидит на ветке и воркует как сова, а верблюд стоит в беседке и волнуется трава. ЧЕЛОВЕК. Человек сказал верблюду ты напомнил мне Иуду. ВЕРБЛЮД. Отчего спросил верблюд. Я не ем тяжёлых блюд. ДУРАК-ЛОГИК. Но верблюд сказал: дурак, ведь не в этом сходство тел, в речке тихо плавал рак, от воды он пропотел, но однако потный рак не похож на плотный фрак пропотевший после бала. СМЕРТЬ. Смерть меня поколебала, я на землю упаду под землёй гулять пойду. УБИЙЦЫ. Появились кровопийцы под названием убийцы, с ними нож и пистолет, жили двести триста лет. И построили фонтан и шкатулку и шантан, во шантане веселились, во фонтане дети мылись. НЯНЬКИ. Няньки бегали с ведёрком по окружности земной. Всё казалось им тетёркой. ОН. Звери лазали за мной, я казался им герой, а приснился им горой. ЗВЕРИ ПЛАЧА. Звери плача: ты висел. Всё проходит без следа. Молча ели мы кисель, лёжа на кувшине льда. РОГАТЫЕ БАРАНЫ. Мы во льду видали страны. Мы рогатые бараны. ДЕМОН. Бросьте звери дребедень, настаёт последний день, новый кончился шильон, мир ложится утомлён, мир ложится почивать, Бог собрался ночевать. Он кончает все дела. ЛЯГУШКА. Я лягушку родила. Она взлетела со стола, как соловей и пастила, теперь живёт в кольце Сатурна, бесшабашно, вольно, бурно, существует квакает, так что кольца крякают. ВИСЯЩИЕ ЛЮДИ. Боже мы развешаны, Боже мы помешаны, мы на дереве висим, в дудку голоса свистим, шашкой машем вправо влево как сундук и королева. НЯНЬКА. Сила первая светло, и за ней идёт тепло, а за ней идёт движенье и животных размноженье. ТАПИР. Как жуир спешит тапир на земли последний пир. МЕТЕОР. И сверкает как костёр в пылком небе метеор. ЭПИЛОГ. На обоях человек, а на блюдечке четверг. 1931? * * * Мне жалко что я не зверь, бегающий по синей дорожке, говорящий себе поверь, а другому себе подожди немножко, мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев. Мне жалко что я не звезда, бегающая по небосводу, в поисках точного гнезда она находит себя и пустую земную воду, никто не слыхал чтобы звезда издавала скрип, её назначение ободрять собственным молчанием рыб. Ещё есть у меня претензия, что я не ковёр, не гортензия. Мне жалко что я не крыша, распадающаяся постепенно, которую дождь размачивает, у которой смерть не мгновенна. Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я неточен. Многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи. Мне жалко что я не орёл, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрёл человек, наблюдающий аршины. Мне жалко что я не орёл, перелетающий длинные вершины, которому на ум взбрёл человек, наблюдающий аршины. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Мне жалко что я не чаша, мне не нравится что я не жалость. Мне жалко что я не роща, которая листьями вооружалась. Мне трудно что я с минутами, меня они страшно запутали. Мне невероятно обидно что меня по-настоящему видно. Ещё есть у меня претензия, что я не ковёр, не гортензия. Мне страшно что я двигаюсь не так как жуки жуки, как бабочки и коляски и как жуки пауки. Мне страшно что я двигаюсь непохоже на червяка, червяк прорывает в земле норы, заводя с землёй разговоры. Земля где твои дела, говорит ей холодный червяк, а земля распоряжаясь покойниками, может быть в ответ молчит, она знает что всё не так Мне трудно что я с минутами, они меня страшно запутали. Мне страшно что я не трава трава, мне страшно что я не свеча. Мне страшно что я не свеча трава, на это я отвечал, и мигом качаются дерева. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не замечаю что они различны, что каждая живёт однажды. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не вижу что они усердно стараются быть похожими. Я вижу искажённый мир, я слышу шёпот заглушённых лир, и тут за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я не точен, многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи Ещё есть у меня претензия, что я не ковёр, не гортензия. Мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев, мне жалко что на этих листьях я не увижу незаметных слов, называющихся случай, называющихся бессмертие, называющихся вид основ. Мне жалко что я не орёл, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрёл человек, наблюдающий аршины. Мне страшно что всё приходит в ветхость, и я по сравнению с этим не редкость. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Кругом как свеча возрастает трава, и мигом качаются дерева. Мне жалко что я не семя, мне страшно что я не тучность. Червяк ползёт за всеми, он несёт однозвучность. Мне страшно что я неизвестность, мне жалко что я не огонь. 1934 * * * На набережной болтаются дома у самой реки. Безкосые китайцы ждут звёздной руки. А каменные солдаты, мечтающие о хлебе, проваливаются в квадраты, просверленные на небе. Внимания не обращая ни на Великого, ни на Петра, дряхлым шагам внимая, заря поёт до утра. Земля ещё дышит красными шестами мятежей. Шаги прозвучат ещё тише по дорогам соседних аллей. Август 1920 НА СМЕРТЬ ТЕОСОФКИ какое утро ночь темница в траве лежала заграница стояла полночь а над нею вился туман земли темнее летали птицы чоботы и поднимали солёные хоботы тогда на ветке в русских сапогах стоит сердечнейший монах в пяти шагах я видел временный поток где травы думают вдвоём я видел сумасбродку Соню она платку благодаря дала мне сон богатыря и я лежал немой как соня и я глядел в окно смешное и в трёх шагах гулял один иеромонах я думаю вот добрый вечер кафтан пустой кому перечить лишь полки пальмами висят да в уголках бобы свистят они себе ломают шляпу они стучат в больные лапы медведи волки тигры звери еноты бабушки и двери наставница скажу я тихо обои потеревши лихо обедают псалмы по-шведски а в окнах разные челны благовонный воздух светский станет родственник волны тогда ко мне бегут сажают на скрипке песням ужасают а он смеюсь а он боюсь мамаша с ним колечком бьюсь прошли два года как листва да в уголках бобы свистят тогда одевшись кораблём он рассуждает королём и неподвижный яблок ест на седалище прежних мест как скворец мы поём нивы хижины всё поймём а если зря лежишь в горячке как бы коран как бы коран блюдите детство на карачках так в кипятке шипит кора я поднял свой голос сонный он сказал это всё сионы иерусалимы хижины франции где циклопы и померанцы я хотел вступить с ней в брак но пришлось поехать в барак в боку завёлся червяк оказалось он был мертвяк на шляпе выросло перо друзья вон поезд выбегает на перрон осыпан снежною судьбой заняться хочет молотьбой поля прелестные кругом наставница читала каблуком и поднимая ввысь глаза ей с неба падала лоза она уже читалась вся лишь полки пальмами висят я спал как Боже мой уха я видел день течёт затейливо во сне носилась чепуха и всё кругом насмешливо пред смертью улыбалось вежливо доставши бабушкин цилиндр и кофту бумазейну молил я Бога исцели трещотками брели музеи ему давали скипидар горчишники с тремасом и он как бы поэт Пиндар давился пышным квасом улыбались ночи расам бабкою на сундуке с незабудкою в руке что за ночи просто ночь не улыбки бестолочь он тогда опять заснул и в париж прилетел но проснулся на столе между прочих блюд и дел и доставши воротник отвинтил бумажку чтоб монах стоявший вник и прочёл ромашку а в бумажке написал это деньги я сказал 28 июня <1927 или 1928?> * * * Ночь каменеет на мосту, Холодный снег и сух и прост. Послушайте, трактир мой пуст, Где звёзды лошадиный хвост. У загнанного неба мало Глядят глаза на нас, когда Влетают в яркие вокзалы Глухонемые поезда; Где до утра Ревут кондуктора. А ночь горбатая взрастает до зари, И хмуро жмурятся от снега фонари. Надень меха! По улицам пройдись! Она тиха Воров безумных летопись. Чёрный Гарри крался по лестнице Держа в руке фонарь и отмычки; А уличные прелестницы Гостей ласкали по привычке. Чёрной ночью сладок мрак Для проделок вора. Трусит лишь один дурак В серых коридорах. О пустынный кабинет, Электрический фонарик! Чуть скрипит сухой паркет, — Осторожен тихий Гарри. А в трактире осталась та, Ради которой он у цели. О, красавица твои уста И они участвуют в деле! Вот уж близок тёмный шкаф С милыми деньгами. Но предстал нежданно граф С грозными усами. И моментально в белый лоб Вцепилась пуля револьвера. Его сложила в нищий гроб Ни сифилис и не холера. Не пойте черноглазых од над жертвою слепого рока. Пусть месяц скорбный идиот Целует руки у востока. Парша на отмели ветер сильный и раздул огонь. Огонь начал
лизаться и причмокивать и морщась торопливо
обхватывать дровяной склад. Ветер ветер
закричали жалобно дрова. Огонь огонь
запищали доски. Ты ломаешь нам тазобёдренные
суставы сказали дрова и и коленные чашечки
ДОБавили доски. Но огонь долизывая склад
говорил: Не могу-с не хочу-с у меня жена
РОДИЛА ей щипцы накладывали.
ДВА фонаря стоят доска досочка дощечка дошка дощечкА
дошка дашка доска
досченчик досочек
ЧТО ЕСТЬ ДРОВА КОТОРЫЕ ГОРЯТ
ТАКУШТО каК ШИНКИЛЬ
в карнафейку «ЕСТЬ ЗОЛОТОБОРОДЫЕ ПУпсы»
в карнафейку
есть хитрые дома и шинкари забуженные в старах лесах
потому что для них кистень с надписью А есть слишком
долгая тюремная подпись ВОДЯная волна при К.С.
семечки емей ей е АТТОТТЫ емечки и е ай и яички и а — ы-ы-ы ко запры
лента лента лентатя НАСЕКОМОЕ летит насекомое КУВЫРКАЕТСЯ зядА
ГАННА твоя корзинка полна
песочными сугробами
полна широких сковородок
хвостами полнели нелли по КРАМАНАМ
ЗДЕСЬ СТОНУТ ЗЯБЛИКИ
каста каста каста каста
ЗДЕСЬ ПЛАЧУТ КУРОЧКИ
аХ я на вытянутых вам руках несу вам плод мохнатой стрекозЫ
животная царица КСИРА
её зовут
КОМАР здесь пеших не подточит
НУИЯМА полна вареников
веселько взамахнулось по водке по воде речной
кусты шелестелят
супруг с супругоЮ в кроватИ
она замужем
АОННА вате
здесь дремлет старый рукомойник
сосед по ДАЧЕ генерала
и свист идёт и дым ползёт и струп ф голое зало
ТАМ СТОИТ большая кушетка
А на ней сладко спит ЗАДОПУЗ
Шида Шида дикий голос ХРОМОЙ нос
как много свистков как много неуклюжих ЗАДНИЦ
ПУСТЕКИ пустеки как много пувуноф плывёт
смотрите по тем стенам
ОНИ все РЫБАКА восах оеных
УЖЕ темнеет что вы пристаёте ко мне с вашими нелепыми
предложениями гнусными
как пятикопеечная марка клеенная под ситцевыми занавесками,
сеенная на звонках
в ПОСЛЕОБед
НЕ БЕДА лебеда что ты поперхнулась
плохо что ты оттататакнулась
три воробья сидели на ветке и клевали ЖИЖИЦУ
братцы сказал один воробей полетим к одним
пекарням, где сегодня ПЕКУТ много ситнаго
чем тут клевать собственную ЖИЖИЦУ. Два воробья
одного звали фёдором другого арбузом почесались
и сев на лампу сказали что они это
видели и знать ничего не хотят. треТиЙ ЖЕ
полетел и наевшись досыта вернулся и стал
смеяться над своими товарищами
А они наХоХлившись УЛЕТЕли в
ТИБЕТ
ИКРАЙБЕЛЫ
ХНОК
19 ФЕВРАЛЬ1924 ПРИГЛАШЕНИЕ МЕНЯ ПОДУМАТЬ Будем думать в ясный день, сев на камень и на пень. Нас кругом росли цветы, звёзды, люди и дома. С гор высоких и крутых быстро падала вода. Мы сидели в этот миг, мы смотрели всё на них. Нас кругом сияет день, под нами камень, под нами пень. Нас кругом трепещут птицы, и ходят синие девицы. Но где же, где же нас кругом теперь отсутствующий гром. Мы созерцаем часть реки, мы скажем камню вопреки: где ты ночь отсутствуешь в этот день, в этот час? искусство что ты чувствуешь, находясь без нас? государство где ты пребываешь? Лисицы и жуки в лесу, понятия на небе высоком, — подойди Бог и спроси лису: что лиса от утра до вечера далеко? от слова разумеется до слова цветок большое ли расстояние пробежит поток? Ответит лиса на вопросы Бога: это всё исчезающая дорога. Ты или я или он, мы прошли волосок, мы и не успели посмотреть минуту эту, а смотрите Бог, рыба и небо, исчез тот кусок навсегда, очевидно, с нашего света. Мы сказали: да это очевидно, часа назад нам не видно. Мы подумали — нам очень одиноко. Мы немного в один миг охватываем оком. И только один звук ощущает наш нищий слух. И печальную часть наук постигает наш дух. Мы сказали: да это очевидно, всё это нам очень обидно. И тут мы полетели. И я полетел как дятел, воображая что я лечу. Прохожий подумал: он спятил, он богоподобен сычу. Прохожий ты брось неумное уныние, гляди кругом гуляют девы синие, как ангелы собаки бегают умно, чего ж тебе неинтересно и темно. Нам непонятное приятно, необъяснимое нам друг, мы видим лес шагающий обратно стоит вчера сегодняшнего дня вокруг. Звезда меняется в объеме, стареет мир, стареет лось. В морей солёном водоёме нам как-то побывать пришлось, где волны издавали скрип, мы наблюдали гордых рыб: рыбы плавали как масло по поверхности воды, мы поняли, жизнь всюду гасла от рыб до Бога и звезды. И ощущение покоя всех гладило своей рукою. Но увидев тело музыки, вы не заплакали навзрыд. Нам прохожий говорит: скорбь вас не охватила? Да музыки волшебное светило погасшее имело жалкий вид. Ночь царственная начиналась мы плакали навек. 1931-1934 Птицы и всё ж бегущего орла не удалось нам уследить из пушек темного жерла ворон свободных колотить пришлось нам пришлось нам на карточке сидеть и вытащенным глобусом пред зеркалом вертеть и где бы я ни думал и где бы я ни спал я ничего не думал я никого не спал летевшую синицу глухую как кровать на небе как ресницу пришлось нам оборвать утята шили задом казаки боком шли зима была им адом и Богом костыли мы сядем в злую банку мы поплывём к ветвям на няньку иностранку совпал прелестный свет она упала птицей как мокрый ураган ударилась косицей о каменный курган приходит кладбищенский внук как некий железный каблук и всё рассыпается в прах и всё рассыпается в трах пред нами пучина пред нами причина где корень <….> где аист вещей потом появился отец хотел он законы рожать и химии тусклый птенец начал над ними жужжать тогда приходит ягненок съедаемый без пеленок и проваренный осетром за что не зовут Петром он шепчет я русская баня окончил свое созданье я скупо лег и поблек вот бред речной помолился и будто скотина скучали здесь времени стало два года и дятел на дерево сел он был как ночная природа и бегал вол и цвел и будто время брел но не был он орел 1928 * * * Рвётся ночью ветер в окна, Отвори-ка! отвори! Я задумалась глубоко Но ждала вас до зари. Я любила вас, не зная, На четвёртом этаже. Всё по комнатам гуляю Одиноко в неглиже. Ах зачем же тихо стонет Зимний день на Рождество. Вы сдуваете с ладоней Пепел сердца моего. Пусть мои закрыты двери, Под глазами синева. Разболелась от потери, Закружилась голова. СЕДЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ однажды человек приходит в сей трёхлистный свет словно птичка в поле бродит или как могучий ветр озирает скалы долы деревянные гондолы смотрит на приятный Рим и с монашкой говорим ты монашка я пятнашка но услыша пули звук он упал холодной шашкой весь рыдая на траву что за горе но в окно смотрит море и темно он с горы сидит впотьмах он ласкает росомах побеги идёт в вокзал в безоглядную тюрьму где качается лоза где создания умрут быстро падал детский снег полный ленты полный нег когда бы жить начать сначала он молвит в свой сюртук я б всё печатала рычала как бы лесной барсук уже казаки убежали в углу сияет ангел хилый и мысли глупые жужжали над этой ветхою могилой поспешные минуты как речи потекли и звёзды отдалённо как тучи расцвели тогда ребёнок молодой молиться сочиняет болтает сонной головой в подушку медную скучает он плача покидает лес и южные бананы колотит точно мутный бес в сухие жизни барабаны но скоро вечер наступил видна пустыня ада покуда свечкой на пути не установят сада что же это стрекоза нет восток отличный словно баба егоза или ветер хищный и с дворянских сих кустов нету сумрачных мостов и в богатой этой печке всё наклонно всё как в спячке о похожие столы мы сказали ветрено выбегая из толпы по дощечке ветреной сквозь холодное стекло выставляя лица замечает рассвело умерла столица и ложася на сундук и сложивши руки он как утренний бамбук умер для науки грохочи отец и мать светит зябкий уголок и торопится поймать однодневный потолок выходил поспешно дух огорошенный петух и на елях на сосне как дитя лежал во сне в неслышном оперении в тоске и измерении У м е р ш и й уж я на статуе сижу безбрежною листвою углы прохожие слежу любезной головою на это отвечал судья в кафтане в простыне в постель посмертную идя и думал лёжа на спине что всё-таки она уныла и на подушке спит бескрылый над всем проносится поток над всем проносится восток 1927 * * * снег лежит земля бежит кувыркаются светила ночь пигменты посетила ночь лежит в ковре небес ночь ли это? или бес? как свинцовая рука спит бездумная река и не думает она что вокруг неё луна звери лязгают зубами в клетках чёрных золотых звери стукаются лбами звери коршуны святых мир летает по вселенной возле белых жарких звёзд вьётся птицею нетленной ищет крова ищет гнёзд нету крова нету дна и вселенная одна может изредка пройдёт время бледное как ночь или сонная умрёт во своей постели дочь и придёт толпа родных станет руки завивать в обиталищах стальных станет громко завывать умерла она — исчезла в рай пузатая залезла Боже Боже пожалей Боже правый на скале но ответил Бог играй и вошла девица в рай там вертелось вкось и вкривь числа домы и моря в несущественном открыв существующее зря там томился в клетке Бог без очей без рук без ног так девица вся в слезах видит это в небесах видит разные орлы появляются из мглы и тоскливые летят и беззвучные блестят о как мрачно это всё скажет хмурая девица Бог спокойно удивится спросит мёртвую её что же мрачно дева? Что мрачно Боже — бытиё что ты дева говоришь что ты полдень понимаешь ты веселье и Париж дико к сердцу прижимаешь ты под музыку паришь ты со статуей блистаешь в это время лес взревел окончательно тоскуя он среди земных плевел видит ленточку косую эта ленточка столбы это Леночка судьбы и на небе был Меркурий и вертелся как волчок и медведь в пушистой шкуре грел под кустиком бочок а кругом ходили люди и носили рыб на блюде и носили на руках десять пальцев на крюках и пока всё это было та девица отдохнула и воскресла и забыла и воскресшая зевнула я спала сказала братцы надо в этом разобраться сон ведь хуже макарон сон потеха для ворон я совсем не умирала я лежала и зияла извивалась и орала я пугала это зало летаргический припадок был со мною между кадок лучше будем веселиться и пойдём в кино скакать и помчалась как ослица всем желаньям потакать тут сияние небес ночь ли это или бес Январь 1930 СУД УШЁЛ шёл по небу человек быстро шёл шатался был как статуя одет шёл и вдруг остался ночь бежала ручейком говорили птички что погода ни о ком что они отмычки но навстречу шло дитя шевелилось праздно это было год спустя это было безобразно все кусты легли на землю все кусты сказали внемлю отвечал в тоске ребёнок чёрен я и величав будто Бог моя одежда слышно музыку гребёнок в балалайку побренчав мы кричим умри надежда николаевна мартынова а твой муж иван степан в темноте ночей тюльпан и среди огня гостинного но чу! слышно музыка гремит лампа бедствие стремит человек находит части он качается от счастья видит зеркало несут как же как же говорит это окружной сосуд это входит прокурор кто мажор а он минор но однако не забудьте что кругом был дикий мрак быстро ехал на минуте как уж сказано дурак у него был хвост волос вдруг создание открылось всем увидеть довелось той букашки быстрокрылость и судейскую немилость стал убийца перед ними и стоял он в синем дыме и стоял он и рыдал то налево то направо то луна а то дубрава вот как он страдал он стоял открывши душу он гремел обнявши тушу был одет в роскошну шкуру был подобен он амуру вот как он рыдал сон стоял по праву руку и держал под мышку скуку эту новую науку вот как он страдал тут привстал один судья как проворная бадья и сказал ему: убийца что рыдаешь что грустишь ты престол и кровопийца а кругом стояла тишь обстановка этой ткани создалась в Тьму-Таракани дело было так: в квартире пошлого скворцова стоял диван по имени сундук в окно виднелся день дворцовый а дальше замок виадук а за домом был пустырь вот тут-то в бочке и солился богатырь но ему надоело сидеть в бочке из червяков плести веночки и думать что они цветочки он вдруг затосковал о точке он вдруг закуковал о Риме и поглядите стал он зримей и очутился и возник он был мечом он стал родник хорошо сказал им суд это верно это так и разбил бы сей сосуд даже римлянин спартак но в теченьи дней иных на морской смотря залив видя ласточек стальных стал бы сей спартак соплив стал бы он соплив от горя прыгать в бездну прыгать в море что же этот богатырь не уселся в монастырь помилуйте судьи ответил злодей поднявши меч и всплакнув помещик, сказал прокурор: владей собою. Он думал уснув что это идёт по дороге не тело ожесточённо теряя сустав <а> на небе новое двигалось дело от пупс перепутствий как свечка устав а дальше обвиняемый что сделали вы с ним ведь вы не невменяемый ведь вы я вижу серафим как сказал убийца как вы отгадали и фанагорийцы мигом зарыдали дальше я как полагалось лёг на печку и ревел всё живущее шаталось револьвер в меня смотрел да однако не забудьте что кругом шуршали птички и летали по каюте две неважные затычки ну-с пищит иван степан мы закончим этот день я опять в ночи тюльпан я бросаю в поле тень я давно себя нашёл суд ушёл И ОТКРЫВ ДРУГУЮ ДВЕРЬ ЭТА ДВЕРЬ БЫЛА ВОЛНОЙ Я ВОСКЛИКНУЛ ГРОМКО: ВЕРЬ ЧТО СТОИТ НЕМАЛЫЙ ЗВЕРЬ ЗА НОЧИ СТЕНОЙ СПЛОШНОЙ. И ПОЗВАВ СВОЮ СОБАКУ НА ОХОТУ Я ПОШЁЛ БОГ БОГ ГДЕ ЖЕ ТЫ БОГ БОГ Я ОДИН МЕЖДУ СЛОВ ДРОЖАТ КУСТЫ ХОДЯТ ВЕНЧИКИ КАРТИН 1930 * * * Та-ра-ра-бумбия Сижу на тумбе я. Простерты руки К скучной скуке. Рука простертая Ласкает звездочки, А солнце мертвое Лежит на жердочке. У нее узкая талия В руках белое полотенце: Мои глаза в Австралии Темнее тамошних туземцев. Та-ра-ра-бумбия Сижу на тумбе я. 1920 г. Ноябрь-декабрь ФАКТ, ТЕОРИЯ И БОГ Ф а к т и в это день меня манил магнит малюток и могил я утром встал я сел на ленту цвела листва я поклонился монументу и тихо вышел за дрова был сон приятным шло число я вижу ночь идёт обратно я вижу люди понесло моря монеты и могилу мычанье лебедя и силу я вижу всё и говорю и ничего не говорю я всё узнал. Я понимаю я мысль из тела вынимаю кладу на стол сию змею её ровесницу мою я бегаю пустой по Польше крича то Господи то больше то лакомка то только дольше вообще я был как сумасшедший за мной виднелся только рай и каждый голубь, лев прошедший кричал скачи и помирай куда умрёшь? И что сожрёшь? В о п р о с это поле люди поле боевое еду на верблюде еду я и вою вою боги о звезде где убогие? О т в е т везде В о п р о с что мы знаем о Боге дети, люди, друзья? мы с тобою на небе — это ты, это я Бог летит Всемогущий через райские кущи сквозь пустые вершины сквозь моря и машины Т е о р и я я сегодня скончался ты скончался вчера кто из нас причащался? О т в е т три пера Б е г у щ и й в о л к смешно: о чём тут разговор? я мимо шёл. Я вижу лес я долго спал. Я вижу двор, покойник поле. — Я залез я подошёл в тоске, дыша какая скука — не меня под потолком сидит душа как тетерев себя маня Д у ш а иди сюда я иди ко мне я тяжело без тебя как самому без себя скажи мне я который час? скажи мне я кто я из нас? Ф а к т ты сидишь в беседке мира звёздам и планетам брат по дороге два кумира шли из Луги в Петроград шли кумиры и виднелись ордена на них блестят а пришли оцепенели стали песней не летят К у м и р ы мы есть мы мы из тьмы вы есть вы где же львы? мы рабы сидим и плачем и в гробы грозою скачем и открытые как печь верно значим лечь иль жечь? Ф а к т однако ужасен таинственный факт где это горы и где тот антракт что знаем мы дети о Боге и сне где горы эти? О т в е т на той сосне в конце отвечало торчание скал вот смерти начало а я вас искал да очевидно скажу не крестясь что ночь грушевидна вскричал воротясь с того постороннего света и мигом увидев всё это я был там. Я буду я тут и я там малютку и будду кому-то отдам индийские черти речка течёт два часа смерти а Богу почёт Ф а к т значительной не знал эпохи конец и смерть родные блохи осталось что лежать и зреть и на себя в кулак смотреть осталось что сидеть и гнить из смерти чудом вырвать нить которые мёртвые которые нет идите четвёртые в тот кабинет здесь окончательно Бог наступил хмуро и тщательно всех потопил Б о г (подымаясь) садитесь вы нынче мои гости В о п р о с мы где? О т в е т мы кости? к о н е ц 16 апреля 1930 * * * человек весёлый Франц сохранял протуберанц от начала до конца не спускался он с крыльца мерял звёзды звал цветы думал он что я есть ты вечно время измеряя вечно песни повторяя он и умер и погиб как двустволка и полип он пугаясь видел юбку фантазируя во сне и садясь в большую шлюпку плыл к задумчивой сосне где жуков ходили роты совершали повороты показав богам усы говорили мы часы боги выли невпопад и валились в водопад там в развесистой траве созидался муравей и светляк недобрый царь зажигал большой фонарь молча молнии сверкали звери фыркали в тоске и медлительно рычали волны лёжа на песке где же? где всё это было где вращалась эта местность солнце скажет: я забыло опускаясь в неизвестность только видно нам у Франца появляется из ранца человеческий ровесник и психолог божества объявляет нам кудесник вмиг начало торжества звёзды праздные толпятся люди скучные дымятся мысли бегают отдельно всё печально и бесцельно Боже что за торжество прямо смерти рождество по заливам ходят куры в зале прыгают амуры а железный паровоз созерцает весь навоз Франц проснулся сон зловещий для чего здесь эти вещи? тут как пальма стал слуга сзади вечности луга невысокий как тростник спит на стуле воротник керосиновая ветвь озаряет полумрак ты кудесник мне ответь сон ли это? я дурак но однако где кудесник где психолог божества он во сне считает песни осыпаясь как листва он сюда придти не может где реальный мир стоит он спокойно тени множит и на небе не блестит дайте турки мне карету Франц весёлый возгласил дайте Обера ракету лошадиных дайте сил я поеду по вселенной на прекрасной этой конке я земли военнопленный со звездой устрою гонки с потолка взгляну на мох я синица я … … … между тем из острой ночи из пучины злого сна появляется веночек и ветвистая коса ты сердитая змея смерть бездетная моя здрасте скажет Франц в тоске в каждом вашем волоске больше мысли чем в горшке больше сна чем в порошке вы достаньте вашу шашку и разрежьте мне рубашку а потом разрежьте кожу и меня приклейте к ложу всё равно жива наука я хрипя проговорю и себе на смену внука в виде лампы сотворю будет внук стоять сиять сочинения писать смерть сказала ты цветок и сбежала на восток одинок остался Франц созерцать протуберанц мерить звёзды звать цветы составляя я и ты лёжа в полной тишине на небесной высоте 1929 или 1930 Элегия Так сочинилась мной элегия
о том, как ехал на телеге я.
Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой,
наполнен важною отвагой,
с морской волнующейся влагой
вступает в бой неравный.
Вот конь в могучие ладони
кладет огонь лихой погони,
и пляшут сумрачные кони
в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.
Нам восхищенье неизвестно,
нам туго, пасмурно и тесно,
мы друга предаем бесчестно
и Бог нам не владыка.
Цветок несчастья мы взрастили,
мы нас самим себе простили,
нам, тем кто как зола остыли,
милей орла гвоздика.
Я с завистью гляжу на зверя,
ни мыслям, ни делам не веря,
умов произошла потеря,
бороться нет причины.
Мы все воспримем как паденье,
и день и тень и сновиденье,
и даже музыки гуденье
не избежит пучины.
В морском прибое беспокойном,
в песке пустынном и нестройном
и в женском теле непристойном
отрады не нашли мы.
Беспечную забыли трезвость,
воспели смерть, воспели мерзость,
воспоминанье мним как дерзость,
за то мы и палимы.
Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
Они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя -
сходить с ума не надо.
Пусть мчится в путь ручей хрустальный,
пусть рысью конь спешит зеркальный,
вдыхая воздух музыкальный -
вдыхаешь ты и тленье.
Возница хилый и сварливый,
в последний час зари сонливой,
гони, гони возок ленивый -
лети без промедленья.
Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
певец и всадник бедный.1940 Всего стихотворений: 27 Количество обращений к поэту: 9666 |
||
|
|
russian-poetry.ru@yandex.ru | |
Русская поэзия | ||