Владимир Казимирович Шилейко (1891-1930)

• Биография Владимира Шилейко
• Стихотворения Владимира Шилейко по темам

Все стихотворения Владимира Шилейко на одной странице

- Оглавление -

Лети, летящая, лети! 
Ее теперь не остановишь, 
И на подкупленном пути 
И в Чермном море не изловишь. 
       
Уже не тщитесь! Ей одной 
Дано от Бога быть летучей, - 
И перед грозною войной 
Беременеть грозовой тучей. 
       
Она избыла свой урок: 
То вещего раскаты грома 
Ее терзали в страшный срок 
Четырехлетнего разгрома. 
       
Отцы, спаленные в огне, 
Теперь искуплены детями. 
О сердце! Ты ступаешь не- 
исповедимыми путями... 
       
Не говорите ни о чем! 
Священный враг уже заколот, 
Уже архангельским мечом 
Низринут в вековечный холод. 
       
Она к последнему идет, 
Судьба вершится роковая, - 
И бездна бездну наведет, 
Звериным голосом взывая.

Что горестней, что безнадежней
Глубокой осенней печали,
Тоски по надежде,
Неровных падений листа?

Подумай: и сам ты - не прежний,
Когда и уста замолчали,
Любившие прежде,
Любимые прежде уста.

Большими-большими глазами
Взглянув утомленно,
Нахохлилась хворою птицей,
Уснула усталая боль.

Сентябрь дождевыми слезами
Шумит монотонно,
И сердце горит и томится
И бьется под гнетом неволь.

Я продан, я предан, я выдан
Упорным осенним скитаньям, -
И знаю, и скрою,
Что тайно торопится срок.

Шепну полоумным ракитам -
И внемлю ответным рыданьям,
И мертвой рукою
Сплетаю холодный венок.

Венчайте, венчайте, венчайте,
Измокшие травы,
Венчайте немилого сына
Ледяной и рдяной тоской.

Веселые гости, прощайте!
Я выпил осенней отравы -
И дрогну, и стыну,
И хлыну свинцовой рекой.

    "Есть кто-то черный; он догонит" 

                      О. Мандельштам

Еще не порываю нить, 
Меня скрепляющую с вами; 
Еще умею говорить 
Обыкновенными словами; 
       
Но чувствую уже недуг, 
Уже речам внимаю странно, 
И непонятно, бездыханно 
Глаза остановил испуг...

Глаза, не видя, смотрят вдаль, 
Знакомой болью ноет тело, - 
Какая острая печаль, 
Тоска какая налетела! 

И что случилось? - Всё равно, 
Сам позабыл... Плывет дремота... 
Но только знаю, что давно, - 
Еще вчера, томило что-то. 

Не вспомнить, нет! А день к концу: 
Уже слуга приносит свечи, 
И теплый сумрак льнет к лицу... 
Сегодня будет длинный вечер!

...И когда вечерние тени 
Совсем золотыми станут - 
Неужели мои сирени 
В бокале завянут? 
       
За любовью всегда печали, 
Уходящий отмечен следом... 
Для тебя ли они дышали 
Взволнованным бредом?

Влачится — у! — через волчец,
Скрывая рваную порфиру:
Ее привел сюда Отец
И водит за руку по миру.

Она и жизнью не живет,
Она и мерою не мерит, —
На всех углах поклоны бьет,
На церкви крестится, и верит,

Уж так ничтожна и тиха,
Как будто мертвого омыла,
Как будто имя жениха
Неумолимо позабыла.

 "Nam castum esse decet pium poetam 
 Ipsum, verslculos nihil necesse est" 

                    Catulli Carm. XVI 
       
Все вечера томительны и жгучи - 
Этот горел упоеннее всех... 
Разве я знал, что даже пафос мучит 
Горьким соблазном стыдных утех? 
       
Разве я знал, что мы - уже не дети? 
Страшно смотреть на твое торжество... 
Сердце болит сильней всего на свете - 
Сердце устало больше всего. 

        О. П. Снегиной 

Душа бездетна и убога - 
Ты знала всё, когда входила, 
Когда запела у порога 
Двумя размахами кадила. 

О чем же плачешь так звеняще, 
В стеклянном сердце что за горе, 
Когда печаль, как дым летящий, 
Исчезнет в голубом просторе? 

   "Наклонись, обрадуйся, исчезни!" 
       
Его любовь переборолась, 
Его восторг перегорел, 
И странно слышать мертвый голос, 
Зовущий радостный удел. 
       
Но в нем одном могу найти 
Всё, что старинно, что любимо, - 
Так на полуночном пути 
Ловлю шаги прошедших мимо. 

      «Так беспомощно грудь холодела.»

Еще болезненно-свежа
Была печаль ночной разлуки,
Еще высокая душа
Дрожала в напряженной муке, —

И чудно всё в словах слилось,
И через годы — помертвелый
И горький голос их понес,
Как ветер боя носит стрелы.

  "...Последним 
   Из царскосельских лебедей" 
       
Еще дрожат пустые воды - 
А он, старинный, воспарил: 
Далече мчит в немые своды 
Седую славу милых крыл. 
       
Что ж, к далям родственным и душным 
С тобой привет мой долетит? 
Или тебя в пути воздушном 
И голос мой отяготит? 

           «Мы живем торжественно и трудно»

Живу томительно и трудно,
И устаю, и пью вино.
Но, волей грозной, волей чудной
Люблю — сурово и давно.

И мнится мне, — что, однодумныи,
В подстерегающую тень
Я унесу — июльский день
И память женщины безумной.

Завернувшийся в черное горе 
Позарился на бедность невежды, 
Уподобился буре над морем 
И унес паруса надежды. 

Вот и кончены дни мои. 
Правы Уходящие в сумрак молелен - 
Да, действительно, люди - как трав! 
Мимолетная дольняя зелень. 

...И в час, когда тоску труда 
Переплывает смутный гений, - 
Душа взмывает иногда 
В туманах темных вдохновений. 

Неживые, легли в песках - 
И ни топота больше, ни молви. 
Ветер только слово промолвил - 
Неживыми легли в песках. 
       
Неживые, лежат и ждут - 
Воскресения, что ли, какого? 
Ветер только вымолвил слово - 
Неживые, лежат и ждут. 
       
И упал в стороне один, - 
И в убитом - какая тревога! 
Он хотел убежать от Бога - 
И упал, в стороне, один. 
       
А другие простерлись ниц - 
И главы закрывали руками... 
Черный коршун взмыл над песками 
Но, слепые, простерты ниц. 
       
Ветер даже и пыль с костей 
Закружил и унес и рассеял, - 
Ветер даже и пыль развеял, 
Даже мертвую пыль с костей. 
       
Тленье смерти на вечные дни - 
И ни топота больше, ни крика! - 
Ничего, кроме Божьего Лика 
       
...А в аду зажжены огни. 

Ничего не просил у Бога, - 
Знал, что Бог ничего не даст; 
Только пристально так и строго 
Все смотрел на красный закат. 
       
За спиной жена говорила: 
"Что ты смотришь так? Что стоишь? 
Прокляни Господнее Имя 
И с закатом, с темным, умри!" 
       
Не хотел. И был без надежды, 
И опять не хотел, - не мог. 
Только ветер срывал одежды 
Да вздымал горючий песок. 

...Как бы обмануто собой 
Утра зловещее начало: 
Так этот страшный мне примчало? 
Какою дикою судьбой 
Мрак этот страшный мне примчало? 
       
И на звенящие весы 
Восходит полдень мерным кругом - 
А ты подумаешь с испугом: 
Вторую полночь бьют часы... 

Как небу вешнему — ликующие грозы,
Как лавры смуглые — венчанным хитрецам,
Как пламенный восторг — лирическим певцам,
Так дому твоему приличествуют розы.

Но пурпур женственный не расцветал окрест,
Где, скованная, льдам покорствует природа, —
Прости, что темный я, из темного народа,
Несу невзрачный дар — цветок венка невест.

Как жалко смотрит он, смущением объятый,
Как жадно смотрит он, тревоги не тая,
Безмолвствуя, смятен! — Так озирался я,
Так изумлялся я на этот край богатый.

Кровавость губ, накрашенных кармином, 
Какой pedant к напудренности щек! 
В кадансе слов - ритмический смычок, 
Соблазны ног - под пышным кринолином. 
       
Глаза горят в менисках темных арок, 
И строгих плеч так серебрист отлив, 
Но - вырез груди слишком прихотлив, 
И пьяный зной улыбки слишком ярок. 
       
Изыскан тонкий запах Rose d'Orsay; 
В изгибе бедр живет античный мрамор... 
Зеркал эпиграфический музей 
И над альковом надпись: "Vincit Amor".

         "В лесу не молкнет птичий гам" 
       
Кругом не молкнет птичий голос - 
А посмотри, какая синь! 
И спеет плод, и зреет колос, 
Впивая дивную теплынь. 
       
На солнце ключ бежит, усердный, 
И этот зной, и эта тишь - 
Земля, земля! Ты милосердна, 
Ты полной мерою даришь! 

Сияя светом диадем, 
Два лучших сердца в дланях Бога 
Хранят томящийся Эдем, 
Свершают стражу у порога. 
       
Они глядят на мир живых, 
Неопалимы в белом зное, - 
Как очи звезд сторожевых 
Взирают с неба на земное. 
       
Они глядят - и меркнет час, 
И вся душа - в руках печали, 
И веру словно в первый раз 
Престольной скорбью увенчали. 

                    Н. Гумилеву

Неоскудевшею рукой
И тварь пустынная богата, —
Есть даже львам глухой покой
В пещерах дальнего заката.

Живите с миром! Бог велик,
Ему открыты дни и миги —
Архангел каждый львиный рык
Пером записывает в книге.

Трудам пустынным меры есть,
И если лев исполнил меры —
Приходит Ангел льва увесть
В благословенные пещеры.

И где вспояет водомет
Неопалимые долины, —
Там Ангел тщательный блюдет
Святые львиные седины.

    "Perque dies multos lateris 
    cruciatibus uror..." 
       
Люблю живую суету, 
И если вдруг бегу мгновений, - 
Не потому, что за черту 
Ступаю и богов,и теней. 
       
Но с высоты моей видней, 
Как этот, огненный от муки, 
Сквозь темень непроглядных дней 
Простер пылающие руки. 

         Н. Гумилеву 

Могу познать, могу измерить 
Вчера вменявшееся в дым; 
Чему едва ли смел поверить, 
Не называю ль сам былым? 

Хотя бы всё безумье ночи 
Мир заковало б в мрак и в лед - 
А дух повеет, где захочет, - 
И солнце духа не зайдет! 

Ты поднимаешься опять
На покаянные ступени
Пред сердцем Бога развязать
Тяготы мнимых преступлений.

Твои закрытые глаза
Унесены за край земного,
И на губах горит гроза
Еще не найденного слова.

И долго медлишь так — мертва, —
Но в вещем свете, в светлом дыме
Окоченелые слова
Становятся опять живыми —

И я внимаю, не дыша,
Как в сердце трепет вырастает,
Как в этот белый мир душа
На мягких крыльях улетает.

Здесь мне миров наобещают,
Здесь каждый сильный мне знаком,—
И небожители вещают
Обыкновенным языком.

Степенный бог проведать друга
Приходит здесь: поклон, привет,—
И подымаются в ответ
Слова, как снеговая вьюга.

Не всё ль, что в юности умел, 
Чему Отец в годах наставил, - 
И крайней верой пламенел, 
И прорицал, и пел, и славил. 

А нынче знаю - пользы нет, 
Не видеть стен Иерусалима... 
И что скажу, какой привет, 
Когда любовь проходит мимо. 

Опять, опять ты появился! 
Деревянный старый дом! 
Здесь Пушкин в древности родился 
И написал стихов здесь том! 
       
Ведь я такой же одинокий 
Как и Пушкин я поэт! 
И упаду я в гроб жестокий! 
В поединке в двадцать лет!

На сердце опять захолонуло 
Жуткою, знакомою прохладой; 
Это ты незримыми взметнула 
Крыльями за белою оградой. 
       
Это ты, Невидящие Очи, 
Полыхнула пыльными шелками; 
- Призрак! не дождавшись даже ночи, 
Взмыла лебедиными руками. 
       
Даже ночи, призрак! не дождавшись, 
На пути настигла, на дороге, 
И звенишь, звенишь, в углу прижавшись, 
Голосом таинственным и строгим. 
       
Он вернется к твоему покою, 
Он тоскует в сумраке невнятном... 
- Хорошо мне говорить с тобою 
Языком, тебе одной понятным!

Распался в прах перед огнем - 
И тем упорней остываю, 
Тем с каждым годом, с каждым днем 
Всё миротворней забываю. 
       
И только, сердце, помнишь ты 
В том вешнем небе, в синей буре 
Неомраченные цветы, 
Стократ бездоннее лазури.

- Затяните мне котурны туже! - 
Женщина, единственная здесь! 
В этом доме, ведающем мужей, 
И тебе, я вижу, место есть. 
       
И тебе, я вижу, будет место 
У стола героев и богов; 
Человеку сладкая невеста, 
Здравствуй, Огорченная Любовь!

                  «Sljeunesse savait,
                  Si vieillesse рои vait!»

Седенький книжный торговец
Хмурые книги раскрыл,
Мудростью пыльных пословиц
Серое сердце кормил.

Так утешительных мало —
Только одна и мила:
«Если бы молодость знала,
Если бы старость могла!»

    "Так вот кому летать и петь" 
       
Смущенно думаю о нем: 
Всех человечней, всех хмельнее, 
Он мне приводит в память дом 
На белых улицах Элеи, - 
       
Приятный человеку дом, 
Созданье, думается, Ксанфа: 
Над ионическим стволом 
Там веет листьями аканфа. 

В смягченном стиле Парфенона 
Он - тоже дорика, Софокл! 
Он озарил пути Закона 
Огнями разноцветных стекл. 
       
Когда уходит Антигона 
Прах Полиника хоронить - 
Никто не знает, что Креона 
Решили боги погубить. 

Над мраком смерти обоюдной
Есть говор памяти времен,
Есть рокот славы правосудный —
Могучий гул; но дремлет он
Не в ослепленье броней медных,
А в синем сумраке гробниц,
Не в клекоте знамен победных,
А в тихом шелесте страниц.

Так! Наша слава — не былое,
Не прах засохшего венца:
Жив полубог, живут герои,
Но нету вещего певца.
И тех глубокодушных нету,
Кто голос лиры понимал,
Кто Музу, певшую до свету,
Как дар небесный принимал.

В ожесточенные годины
Последним звуком высоты,
Короткой песнью лебединой,
Одной звездой осталась ты;
Над ядом гибельного кубка,
Созвучна горестной судьбе,
Осталась ты, моя голубка, —
Да он, грустящий по тебе.

Такого пламенного горя 
Не в силах сердце перенесть! 
Все птицы улетели в море - 
Моя одна осталась здесь. 

Все птицы в море улетели - 
Моя, без крыльев, не могла, - 
Осенней, ветряной свирели 
Свое дыханье отдала. 

Смотрю на маленькое тело, 
Такое жадное вчера... 
Малышка! Тоже улетела, - 
В Немеркнущие Вечера. 

...Так я, оставленный тобою, 
Мой сероглазый, нежный брат, 
Уж вижу Небо голубое, 
Уж не дождусь тебя назад.

Томительно люблю цветы, 
Старинной, длительной любовью, 
Люблю их крепкие листы, 
Живущие зеленой кровью. 
       
Благоговея, чуть дыша, 
Я разворачиваю свиток 
Пафосских лилий, чья душа - 
Благоухающий напиток. 
       
Палладий сладостных чудес, 
Сафо, поющая Фаона, - 
Какой подарок! Даже Крез 
Таким не даривал Солона. 
       
О, ваза хрупкая моя! 
Прими, прошу, гостей блаженных, 
Как бы иного бытия 
Былым лучом запечатленных! 

      I 
       
Михаиле Леонидыч, где ты? 
Ко мне твой Гуми пристает. 
Он не пустил меня в поэты 
(Михаиле Леонидыч, где ты?), 
Он посадил меня в эстеты, 
Еще и снобом назовет! 
Михаиле Леонидыч, где ты? 
Ко мне твой Гуми пристает! 
       
      II 
       
Нет, Николай Степаныч, дудки! 
Своей фортеции не сдам. 
Так ты решил, что это - шутки? 
Нет, Николай Степаныч, дудки! 
Теоретической погудке 
Найдется вторить Мандельштам. 
Нет, Николай Степаныч, дудки! 
Своей фортеции не сдам. 
       
      III 
       
Меня Сергей Маковский любит, 
Готовый даже на аванс! 
Пускай Гум-гум, что хочет, трубит, 
Меня Сергей Маковский любит, 
Венец надежд во мне голубит, 
И жизнь моя - сплошной роман-с! 
Меня Сергей Маковский любит, 
Готовый даже на аванс! 
       
      IV 
       
О чем же думать, в самом деле? 
Живу просторно и тепло, 
Имею стол, и сплю в постели, - 
О чем же думать, в самом деле? 
А если солнце мыши съели - 
И с электричеством светло! 
О чем же думать, в самом деле? 
Живу просторно и тепло.

Ты замечал, как в вечер строгий, 
Прощальной ласкою Харит, 
Горючий камень при дороге 
Огнями красными горит? 
       
Так мне былое возвращает 
Неповторимые черты, 
Так память искренней мечты 
Меня всё чаще посещает. 

Тысячелетний шаг вигилий —
А мы не кончим этот пир:
Ночь, из фиала черных лилий,
Дурманом опоила мир.

И в этой косности миража
Разуверенье не дано —
Кругом всё та же ночь и стража,
Всё то же темное вино.

  "И дал мне три гвоздики, 
   Не поднимая глаз..."
       
Ужель "не поднимая глаз"? 
Уж он и глаз поднять не смеет! 
На этой строчке каждый раз 
Душа покойно вечереет. 
       
Какая солнечная грусть, 
Какая буря в мире малом! 
И, улыбаясь, наизусть 
Твержу об этом даре алом; 
       
Я чудо милое сберег 
Среди иных воспоминаний, 
Как ты засушивал цветок 
В угрюмых томах без названий.

Уста Любви истомлены,
Истончены ее уборы,
Ее безвинной пелены
Коснулись хищные и воры.

И больно видеть, что она
В пирах ликующего света
Глухим вином напоена
И ветхой ризою одета.

Поет и тлеет злая плоть.
Но знаю верой необманной:
Свою любимую Господь
Возвысит в день обетованный —

И над огнями суеты
Она взойдет стезей нестыдной,
Благословеннее звезды
В сиянье славы очевидной.

Каким еще заговорю с тобою 
Особенным, нездешним языком, 
Каких миров какую весть открою, 
Другой судьбы пленительный закон? 

...А посмотри: в осенней светлой луже 
Как бы движенье, трепет и круги; 
Как ты рассудишь: это ветер тужит - 
Или душа позвала: "помоги"?

Я думал: всё осталось сзади - 
Круги бессмысленных планет, 
Страницы порванных тетрадей, 
Я верил: будущего нет. 
       
Так я темно и слепо верил, 
Так обручил себя судьбе, 
Сказал обет и запер двери, 
А ключ, Господь, вручил Тебе. 
       
Ты видел все мои года 
За Книгою о Беспредельном, 
Все ночи страшного труда, 
Все слезы о труде бесцельном. 
       
Господь, Ты знаешь, сколько раз 
В моих дверях томился кто-то, 
Я верил: не придет Суббота, 
И не отвел от книги глаз. 
       
Так верил. Но она пришла, 
И было это так: весь вечер 
Над Иовом я теплил свечи 
И пел священные слова. 
       
И вдруг забыл последний стих, 
И вот упал в крови и в поте, 
Вот в криках бился, вот жених, - 
Жених во сретенье Субботе!.. 
       
Безумие поет, звеня 
Неистовыми голосами. 
Теперь конец. Убей меня 
Неумолимыми глазами.

       "Odi profanum vulgus" 
       
Я не ищу приветствий черни 
И пышной жизни не хочу, - 
Брожу по улицам вечерним, 
Пустые песни бормочу. 
       
Сурова бедная порфира, 
Невелика земная честь, - 
Но у стола богатых мира 
И мне, наверно, место есть. 

Я помню. Слышишь ли меня? 
Я помню. Не прощай, не надо. 
Возврату тягостного дня 
Уже не будет сердце радо. 

Я подымаю в темноте 
Зовущий голос. Только птицы 
Кричат страшнее, только те, 
Что вдруг пугаются зарницы. 

В пустынях есть свои суды, 
Здесь призывают без ответа. 
Куда пойду из темноты? 
Так лучше - не увидеть света. 

Вот, набираю в горсть камней - 
И замыкаю оба века. 
Теперь ты знаешь, сколько дней 
Болело сердце человека. 

Всего стихотворений: 46