Александр Михайлович Добролюбов (1876-1945)

• Биография Александра Добролюбова
• Стихотворения Александра Добролюбова по темам

Все стихотворения Александра Добролюбова на одной странице

- Оглавление -

                                               V. Hugo.


Меркните вы, впечатления веселья и скорби! 
Чутко внимай! в глубине вырастает, как дрема. 
Шепот ночной... и плывет... 

Ты забылся: ты дома... 
Шепот растет и растет. 

Нет! уходи, молодая!.. улыбка, погасни! 
Кто-то лукаво подкрался, нагнулся над нами... 
Слышишь? он здесь... он стоит... 

Словно кто-то руками 
Обнял тебя и молчит. 

Молоды, Смерть, Твои дерзкие женские руки. 
Ближе к безумцу! пусть холоден гроб и священен! 
Призрак пройдет пред Тобой 

-- молчалив, неизменен -- 
Медленно -- гордой стопой. 

1. 

Сегодня за здравье твое я бокал подымаю, 
Приближаюсь к дверям, долго жду. 
О, выйди на миг, царь лукавый и добрый! 
Я пил без тебя, но взгляни! твой полнее бокал. 

Клянусь! не для веры тебя я зову. 
Как призрак пустой, промелькнешь ты во мне средь видений 
других. 
Может быть только тело дрогнет при первом мгновеньи. 
Но я улыбнусь и воздвигну бокал. 

Нет! я вспомнил... не в первый раз смущают виденья меня. 
Когда-то я был легковерней: 
Обманутый заученными заклинаниями и кругами, 
Я тебя призывал... 

...Но ты не являлся. 
И сегодня не видно тебя, и сумраком веют все комнаты. 

2. ПОКОЙНОМУ ДРУГУ 

Немного осталось мгновений... Пока не покорен я снова 
привычкам и сну, 
Войди же бесшумно в вечерний покой! 
Уехали братья, сестры и мать. Я один. 
Великая грусть по тебе побеждает меня. 

О милый! не смейся сей сухости грусти! 
Все великие чувства имели сопутника -- холодность. 
Почему-то я верю, что ты при жизни томился любовью 
ко мне? 
За здравье твое я глотаю горькую брагу. 

3. 

Я повторил свой заговор мощный над всеми дверями, 
Вблизи описал круг охранительный от силы наземной. 
И ты задрожал за окном моим, увы! прозрачный, неверный, 
И руки твои сотворили крест православный. 

Скажи лишь одно! тебя я узнал вчера в той ужасной 
толпе? 
Неужели что было умирает навеки, хотя б бесконечность 
виделась в нем? 
За здравье твое я пью эти Слезы Христа. 
Навеки под кожей моей юная гордая рана. 

4. 

"Товарищ! не верь ни отжившим ни мертвым! 
Зачем пропадать двум бокалам вина? 
С тобою воздвигнем мы их, и безумье 
Опять оживит нас, звеня позвонками из мертвых костей. 

Не наше ль приблизилось, милый, мгновенье? 
В очах твоих вижу яркий цветок. 
Пусть прокляты лишь все неудачи, 
Все мертвые и Сатана!" 

5. REVEIL 

Здравствуй, пробужденье, 
Где ты, мгновенье? 
Так близка печаль. 
Отчего далеко, 
Снова одиноко, 
Снова жаль. 
Эти грезы были, 
Эти грезы жили, 
Но душа ясна. 
И мрачна собою 
Завистью больною 
Я полна до дна. 

6. ИСХОД. НАРЦИСС 

В моих очах глубоких, атласных, 
Только себя я увидеть могу, 
Родник не хочет знать других прекрасных, 
Я словно тень на берегу! 
О! если очи мои тебя отражали, 
Клянусь! я мог видеть только себя в твоих. 
Вот откуда все радости мои, все печали! 
Вот отчего задумчив мой стих! 

7. ЕЩЕ ИСХОД. ЗЕРКАЛО 

(Pas clair) 
"Волшебными карликами 
Я создано, 
Все что проходит 
Отражено. 
Хитрые карлики, 
Мы не любим себя, 
Вид чужой принимаем, 
Вид его иль тебя. 
Когда же пустое 
Глядит на нас, 
Мы так нагибаемся, 
Что не видно нас. 
Мы все изучили 
И любим все. 
Но не отразить нам 
Твое я, свое". 
Так говорила мне 
Лида одна. 
Верьте, не верьте, 
Это она. 
Мудростью девочки 
Вам не догнать: 
В ней, как и в зеркальце, 
Всего есть печать. 
И что же зеркальца 
Будет мудрей? 
Ответьте Лидочке 
На это скорей! 
Лидочка хвастает, 
Что видела днем 
Карликов "верных" 
За каждым стеклом, 
За всем отраженным, 
Стулом, стеной иль столом. 

А и вся сила изгибла 
На непосильном пути! 
Плотную загородь сшибла, 
Только ее не пройти. 
Мрут одинокие силы 
В рабской пустыне людской, 
Близко иным до могилы, 
Властен над теми покой. 
Праздно слеза заблестела, 
Праздный завидел слезу, 
И утерялась в лесу 
Капля высокого дела; 
Дивные хлещут озера 
В лист на поверхностях вод. 
Смотрят недвижные горы, 
Смотрят бесстрастные взоры 
На застоялый поход. 

    Видение Иезекииля Adagio maestoso 
            Рафаэль 

Подо Мною орлы, орлы говорящие. 
Подо Мною раменья, прогалины, засеки... 
Разбегаются звери рыкучие, рыскучие, 
Разбегаются в норы темные, подземельные. 
Подо Мною орлы, орлы говорящие. 
Гой, лембои лесные, полночные! 
Выходите пред лицо Великого Господа, 
Выходите, поклонитесь Царю Вашему Богу! 
Подо Мною орлы, орлы говорящие. 

Будь ревнив, суров, свободы враг угрюмый! 
Угаси порывы, чувство: пусть молчат! 
Пусть шипят на них всезлобно змеи-думы! 
Пусть царит безумство, гордость и разврат! 

Отними, дитя, трепещущие руки! 
Ночь была безумна. Слышишь? вот рассвет! 
Утром все бледнеет: меркнет грезы цвет. 
Пусто и светло -- ни радости, ни муки. 

Чу! в твое окно ворвался луч стыдливый... 
Вот, взгляни! по крышам, окнам и в цветах 
Бродит мутно влага...И в дневных лучах 
Кто-то гаснет... день ползет, ползет лениво... 

    Античная статуя

Священна и властна -- царица разврата. 
Привычны ей стали бессонные ночи. 
Устало снисходит она к поцелуям. 
Ее холодящие руки бесстыдны. 

И слух обессилел от звуков весенних. 
Бесшумно, несмело бегут сновиденья. 
Душа их полета ночного не слышит. 
И в диком безумье забылась -- заснула. 

Лишь изредка грустное, горькое слово 
Раздастся, кого-то карая лениво. 
Но кто-то в ответ беспощадно смеется, 
И снова смежаются тусклые очи. 

    Pianissimo 

Ты светишь ли? 
Звезды скатились с небес 
-- Одели все цветом игристым. 
Царица разврата в нешепчущий лес 
Прошла по полям золотистым. 

И пташка проснулась в дыханьи весны. 
Не ты ли дыханье приметил? 
Неровно мерцают... Вдруг вспыхнули сны 
Зеленой зарею... 
Ты светел. 

В вечности счастья течет творенье. 
Назойливым вопросам не доходит ответ. 
Светлой печальной струею все полны мгновенья, 
И звучит везде невидимый неслышимый дальний привет. 

Юноша! тоска бесконечного тебя сломила, 
Разложила на половины, заронив семя клетки другой, 
Но боль исполнила члены ребенка, 
И ты долго протяжно в пустыне горючей кричал. 
Окунись в счастие, умри от любви! 
Царство идет неизменное, царство плоти и крови! 

Солнце, вселенную к славе маня, далеко заходит. 
Кровь, ты плоть! утешься на вечный закат не гляди. 
Я зажгу этот труп, этот камень о могучие краски небес. 
Обойму, зацелую святое... 

А утешенья тебе выдумывал человек все разные! 
...Так на мое 
Странно и пенять! 

Собака рыдающая о властелине! 
Кто правду скажет, тому лжет. 
Конечно, не главное страдать, но рана твоя разбережена. 

Учи себя утешаться и отчаиваться. 

  (посв. Я. И. Эрлиху)

Встал ли я ночью? утром ли встал? 
Свечи задуть иль зажечь приказал? 
С кем говорил я? один ли молчал? 
Что собирал? что потерял? 
-- Где улыбнулись? Кто зарыдал? 

Где? на равнине? иль в горной стране? 
Отрок ли я, иль звезда в вышине? 
Вспомнил ли что иль забыл в полусне? 
Я ль над цветком, иль могила на мне? 
Я ли весна, иль грущу о весне? 

Воды ль струятся? кипит ли вино? 
Все ли различно? все ли одно? 
Я ль в поле темном? я ль поле темно? 
Отрок ли я? или умер давно? 
-- Все пожелал? или все суждено? -- 

Город и каменья; 
Нищая братия, 
Плачьте, нищая братия! 
Стены в туманах; 
Молитесь боярам великим, 
Знаменье творите. 

Око мое непорочно; 
Богу одному поклоняюсь, 
Тихий цвет зарянице; 
Нози мои белы, 
Ходят по белым дорогам. 

Нози мои белы, 
Богу одному поклоняюсь; 
Молитесь, нищая братия, 
Молитесь боярам великим, 
Плачьте предо мною, 
Плачьте и молитесь.

Дешево вам сожаление, 
Только скажи иль солги, -- 
Брызжет из глаз умиление, 
И замирились враги. 
Но униженье навеки: 
Кто непреклонно скучал 
Иль нестраданьем страдал, 
Вам отомстит, человеки. 
Не оскорбит он своим 
Силы чужой разуменьем, 
И отзвучит неземным 
Отклик его сожаленьем. 

Зачем в созвучьях я услышал 
Удары рук, их стук глухой? 
Зачем в напевах так ловил я 
Безумно-странную струю? 
Мертвы теперь навеки звуки... 
Для мира я глухонемой, 
Но как Бетховен мир грядущий 
Творю глубокой глухотой. 
Вдруг сердце плачет в новой боли... 
Кто объяснит, в чем горе то? 
И отчего так сухо чувство? 
И сердце немо отчего? 

Звуки вечерние, 
Трепетно-тусклые, 
Сказка померкшая, 
Слезы священные. 

Звуки вечерние... 
Гаснет лампада. Все дышит легко и счастливо. 
Вспыхнуло что-то. Повеяло грустью пугливо. 
Песни о скорби дрожат, разрастаясь красиво. 

Трепетно тусклые 
Звуки вечерние... 
Слышится прошлое. Бабочка вдруг встрепенулась, 
Ярко блеснули прозрачные крылья... проснулось 
Светлое, нежный ребенок угасший... проснулось. 

Сказка померкшая, 
Трепетно-тусклые 
Звуки вечерние... 
Пламя погасло. Ты светишь сквозь сумрак священный! 
Старческий голос твой слышу. Привет, неизменный! 
Снова молитвы мерцают. Привет, неизменный! 

Слезы священные, 
Сказка померкшая, 
Трепетно-тусклые 
Звуки вечерние. 

Я отвернусь и не вижу тебя, 
Вижу деревья и землю... 
С той стороны прибежишь ли, вновь я 
Очи на небо подъемлю. 
Нет! не увидеть навеки тебя, 
Ты же меня и не видишь 
Пусть наша шутка лишь смеха полна, 
Все ж ты меня ненавидишь! 
Вижу теперь потолок у окна, 
Ты под окном выше рвешься. 
Будешь когда-нибудь выше, стройна 
И надо мной засмеешься. 
Шутка -- безумье... Вот в кресло сел я, 
Очи закрыты для мира. 
Можешь тревожить руками меня, 
Ты не живешь, тебя нет для меня, 
Бедное сердце закрыто для мира.

Светлой нитью вдаль уходит 
Гордый, тесный ряд домов. 
Тени меркнут, чуть колеблясь. 
И весенним ровным солнцем 
Каждый камень озарен. 

Строго смотрят в окнах лица, 
Строги думы стен высоких, 
Строго вырезалась в небе 
Церковь с темной колокольней. 

Ты прошла лукаво мимо, 
Словно свет зари вечерней... 
Улыбнулись дерзко глазки.

Ах! как скалы проснулся я сразу в царстве своем, но 
холодном, 
Как воды ожил в теченье (в нем скрывается, знайте! 
прообраз забвенья...) 
Хоть утеряно что-то сразу... 
Скалы же вечные стражи. В каменном ввысь уходящем 
сомненьи 
Стали; может, смеются над тобой, несвободным. 

Скалы поднялись скалами, изрезаны необъяснимо чертами. 
Не замок ли вырос без воли строителя, не для владельца? 
Пошлый пришел сюда человек и рыдать научился! 
Долго смеясь любовался на скалы, 
Долго глупое думал о себе или всем, чувствовал даже о 
величье природы. 

"Я человек. 
Вы скалы природы... 
Вас не преследует тайна отцов, 
Вам для любви не нужно унизиться, 
Не нужно чужого счастья, признанья"... 

Здравствуйте ж и от меня, скучные, грустные, скалы!

Кто может на вас сердиться? 
Вы -- сказочка Ваня и Маша. 
Глазки дуются, ротик смеется. 
И неужели вы сделались старшими, 
Только потому, что старые умерли, 
Что ответственность за цепь падает на вас? 

Эти дети поняли тайну неудержной любви к внешнему. 
Девочки заломили руки и молчат, 
Юноши часто томятся бессонными ночами, 
Но в душе всех порхает и тот же детский сияющий 
мотылек. 
Ему люба темница... 

Ах! быть бы сто лет младенцем, 
К кое-чему бы тогда притерпелись, 
Но грозно врывается в окна настойчивый крик общества, 
Мать несет вас младенцев на заклание 
И умирает в кратковременной печали. 

    Andante con fuoco

В одинокой горнице 
Я склоняюсь в молении 
Пред Великим Господом; 
Поклоняюсь сладостный, 
Словно цвет предутренний. 

Словно цвет предутренний, 
Мое сердце дрогнуло; 
И зачем так боязно? 
И зачем Ты встревоженный? 
Не покинь бессильного 
Средь степей голубеющих. 

Средь степей голубеющих, 
В одинокой горнице 
Я боюсь очей моих, 
Я боюсь очей моих 
Моих рук нетрепетных. 

На вечеринку уединенную 
Его я жду, 
Не в ночь полусонную 
Жду. 
Нет ничего особенно дорогого 
В нем для меня, 
Но отчего не длит в душе и пустого, 
Полуогня? 
Я освятить хочу и мелочь, 
Вновь дать душе дышать! 
Желаю всем во всем так делать, 
Чтоб ввек дрожать. 

Влага дрожит освежительно. 
Лиц вереница медлительна... 
Тонкие, мягкие пятна... 
Шумы бледнеют невнятно. 
Светлые башни. Вдали 
Светлые тени легли. 

Мутною цепью нависшие 
Стены. Как призраки высшие, 
Дремлют дома неподвижно. 
Теплится ночь непостижно. 
Зыблются краски... во сне 
Зыблется лист на окне. 

О! дайте мне вина для чувств, 
Бокал с зеркальными струями! 
Вновь не хочу одних искусств, 
Пусть влага к небу бьет буграми! 
Вновь жажду упиваться снами... 
Он предо мной возник как миг, 
Как миг исчез сверкнув ногами, 
Не смел стремиться в даль очами, 
В глубокий голос я проник, 
Вновь упивался полуснами... 
Кто душу видел, где, когда? 
Она в лице твоем дрожала, 
В морях дробилася звезда... 
И сердце гордое тогда 
Впервые снова познавало. 
Однообразием безумно 
Исполнена навек душа, 
Одной лишь мыслию дыша 
-- Полумечтательно, то шумно; 
Как лес предутренний, но шумный! 
Но это горе неразумно: 
Я даже слов сухих напрасно 
Ищу в ликующем мозгу. 
Я полюбил тебя бы страстно, 
Тебя любить же не могу, 
Любя и нет, все ж странно лгу!

Очи твои не одни так сияли, 
О жажде высокой сияло, говорило чело, 
Мнится я видел незаметные слезы на этих ресницах. 
Что озаряло те, первые ночи, -- волной унесло. 

Не напрасно волны воюя уходят, 
И трепещет камыш и вода, 
Все отражается в внешнем, и силой любви предстоящей 
Многое я, тебя тобой озарил. 

Пусть не хочу вспоминать, бесстыдно желанье, 
Если бы ожило сердце, я не страшился б тебя, 
Боюсь, твой образ все скажет, угасит мечтанье, 
Если пойму, не любить уже так никогда. 

Кто забыл о последнем бокале, 
Недостоин и слыть мудрецом. 
Пусть искупит мечтанья, печали 
Молодецким безумным глотком! 

В желтых стеклах так резко кровавое, 
В твоей грусти так странно веселье. 
Опьяняйся чем знаешь -- рассудком, забавою, 
А превыше всего есть похмелье! 

Каждый звук церковного звона 
Мне дороже одежд и кадил, 
Каждым членом впиваю я звоны 
От могущества до падения сил. 
И не знаю внезапной причины, 
Но приходят веселые дни. 
И растут, дрожат без причины 
Эти звуки в душе и груди!

А мне ведь, братцы, чудо объявилося, 
Явь во сне иль сон во дне. 
Пришло дитя край пропасти, 
Незнаемо, с очами темными, 
И видит мглу незрящую, 
А в пропасти мирская ночь! 
Им водят духи легкие, 
Насмешники незлобные, 
Несут ребенка край моря 
На камень Алатырь. 
Морской сиделец сердится, 
Плюет в глаза безвечные, 
Восстали горы синие. 
Крутее гор земных, 
Пред неглядящим носятся, 
А он прирос к земле! 
Так водят духи лунные, 
Всю жизнь его хранят. 
Без матери -- нерадостно, 
Незримы духи смелые, 
Заплакало дитя. 
Подайте гусли тонкие, 
Желаю плакать вновь! 
Пусть ветры вдаль вздымаются. 
То море струн касается 
И темный лес поет. 

Вы идете своею тропинкой 
Разделяя собою две пропасти, 
Пропасть прошедшего и пропасть грядущего, 
Непрерывно убегающие от вас 
И вечно чуждые вам. 

Все ступаете только там, где ступаете; 
Ваша жизнь только там, где мгновение, 
Где преходящее, где все убегает, где нет ничего! 
Но старайтесь быть мудрым и радостным: 
Наслаждайтесь небытием бытия. 

И бойтесь мечтаний о чуждом: 
Воспоминание осталось в лесной глубине, 
И да не сияет оно перед вами 
Назойливым светлым жилищем, 
Навеки затерянным, навеки родным... 

Пусть живет настоящее сильно 
И торжествует в трезвой красе! 
Но да будет ослепительней трезвости 
Молодого грядущего даль! 
И не бойтесь подобных мечтаний! 
Там я слышу звуки военных рогов! 
Вижу чей-то безрадостный взор! 
Там, быть может, воскреснет и воля моя 
И проявит всесилие свое! 
Там желает и ожидает она воплощений своих.

Горе! цветы распустились... пьянею. 
Бродят, растут благовонья бесшумно. 
Что-то проснулось опять неразумно, 
Кто-то болезненно шепчет: "жалею". 

Ты ли опять возвратилась и плачешь? 
Светлые руки дрожат непонятно... 
Косы твои разбежались... невнятно 
Шепчут уста... возвратилась и плачешь. 

Звездное небо, цветы распустились... 
Медленно падают тусклые слезы. 
Слышны укоры, проснулись угрозы... 
Горе! цветы распустились! 

Сила моя не в бессилии, братья! 
Смех мой и детям нравится, братья! 
Но не забыть мне прошлого, братья! 
С любопытством младенца в него я гляжу! 

Говорят, там цветы расцветали, 
(О них я вспомнить ничего не могу!) 
Говорят, я когда-то сказал 
И расстался с кем-то в печали, 
Хоть любить, не любить давно перестал. 

Но вино сегодня весь мир осенило, 
Вино неестественных безжизненных чувственных стран, 
Пламенем очи в шутливой игре навек озарило 
И я верю собственным только очам.

Средь движений и людей 
Многое я видел. 
Так сегодня и тебя 
Вдруг возненавидел. 
И ушло мгновенье в даль... 
Снова восставало, 
Но о чем никто, ничто 
Никогда не знало. 
Так зачем печален я? 
Ах зачем нарочно 
Захотел предвидеть я 
Все, что так роскошно? 
Не безумья дайте мне! 
Молодого ока, 
Чтобы пошло и легко 
Видело глубоко. 

Стих - стихия; в опьяненном полете 
Развивает новую силу, 
И новая стала над старой волной, 
Грозит главою победной. 
То гроза! ее нельзя угадать 
Слепцу, больному, возвращенному к жизни врачами; 
Больше, меньше нельзя понимать, 
Можно только в море покорно уноситься одними 
и теми ж волнами. 

       1. 
       
Мы не хотим превратной свободы, 
Будем покорны законам всего. 
Эти деревья, животные, воды 
Ходят путями Творца Самого. 
Мы не хотим над землею 
Вечно вечным сознаньем как солнце сиять, 
Жаждем повергнуться в море заката, покоя, 
Жаждем растением снова блестя расцветать! 
Солнце над нами восходит недаром, 
Краски недаром нам сладки и сны. 
Мы над землею восстали закатным пожаром, 
Дымные ж корни для земли рождены. 
И не постигнуть кумиру кручины, 
Которая в сердце нашем блестит 
Мы выше богов, но, достигнув небес половины, 
Отвержен огонь и на землю клубами летит. 
Но если б достиг небесного взора, 
Навеки погиб бы весь мир. 
Во сне мы провидим просторы, 
Которых не знает внемирный бездушный кумир. 
Краски захода пестрее восхода 
И жертва наша не для других, для себя! 
Пусть несвобода наша свобода, 
Но мы умираем, что-то безумно любя. 
       
       2. 
       
На каждой ступени мы нашли совершенство, 
Мы когда-то молчали в мертворожденных камнях, 
Воздушные "где-то" искали блаженства 
И нашли на своих и чужих ступенях. 
       
Но это вращенье ограниченно вечно. 
Кто может иль знает другое, скажи, облегчи! 
Затем-то в бесстрастие мы летим скоротечно, 
И еще в бытии более всех обособленном мелькают 
преджизни и смерти лучи. 
       
       3. ПОШЛОСТЬ И РАБСТВО 
       
Силы равны перед Брамой создавшим. 
Каждому свет озаряет чело, 
Но неизбежно уходит веселье. 
В этом и жизнь! понимай! 
Ты, воздвигавший верою горы, 
Верою только в себя, 
Стал мужиком, и бессмысленны силы, 
Безгорестна жизнь. 
Мы -- униженные отблески силы, 
Искры искусных костров. 
Мы создавали, мы пожелали. 
Смейся над нами в глаза! 
В очи взглянуло пустое пространство, 
Наследие праха сказалось опять. 
Очи покорны, улыбка бесстыдна. 
-- Мы бедные дети больших городов. 

Удаляются тайные, одетые зыбью всплески. 
Удаляется запах бродящего света. 
Колеблются неровные речные туманы. 
Колеблется звук догорающей песни. 
Свиваются тихо их мглистые руки. 
Свивается влажно холодная роса. 

Не дрогнули ль резкие очертанья леса? 
Не дрогнула ль завеса, серебрящая вечер? 
То посерели листья неподвижных деревьев. 
То посерел вяжущий сумрак. 

Царь! просветленный я снова склоняюсь пред гробом; 
Свечи зажгите! священные песни начните! 
Плачьте! пусть падают слезы на шелк и на ткани! 

Вижу -- в могилу провидящий взор проникает -- 
Вижу -- таинственно грезят подземные корни, 
Черви впиваются в мертвое, жесткое тело; 

Дух у преддверья склонился исполненный скорби; 
Гаснут светильники... Тихому Свету молитва 
В сумраке скудном растет безнадежно и тускло; 

Царь! просветленный я снова склоняюсь пред гробом; 
Меркнет тоска, созерцанью любви уступая. 
Свечи зажгите! священные песни начните! 

Чем дальше дни идут, тем легче мне туман, 
Тем очи яркие истину смежают, 
Но вместе восстают два бога -- холод и обман 
И, словно звери, вновь меня сражают. 
Затем ли я припал к путям, Восторг, твоим, 
Затем ли сердцу не сочесть биений, 
Что все один и тот же переменный жертвы дым 
И что восторга нет, где много достижений? 
Восторга нет, где нет одних сомнений! 
Клянусь! напрасно скорбь безумно вкруг близка: 
Не потерял я в разных жизни сочетаньях. 
Но неужели ум, ширяясь век в мечтаньях, 
Являет ложь свою и никнет, хоть и цель близка? 
Нет! вспомни, человек: твой сон едва ль порочен, 
А отдых царь всего. (Зачем лишь я не спит?) 
Безумный ночью бдит, 
Умнейший даже днем час сонный любит очень. 

Шепчутся травы под грезы мои, 
Чую в мгновеньях моих опьяненье -- 
Все благовонья, все жизни стремленья 
-- Запах росы и лесные ручьи. 

Слышишь? растут, распустились цветы. 
Очи закрой! не гляди на могилы. 
Травы колеблются мягко, уныло. 
Утренней влагой омыты листы. 

Шепчутся травы под грезы мои. 
Чую в мгновеньях моих опьяненье -- 
Все благовонья, все жизни стремления 
-- Запах росы и лесные ручьи. 

Шли годы. Он 
Вступил в привычный дикий сон. 
Тянулись дни необозримо, 
Знакомый враг неуловимый, 
Рассудку только достижимый, 
Вставал бессильный каждый день. 
Часы, где явное вдруг зримо, 
Покрыла голубая тень. 
В неутомимой печали 
Видел он призраки лиц, 
Смутные речи звучали, 
Плакать хотелось и кланяться ниц... 

Всего стихотворений: 36