Иван Иванович Коневской (1877-1901)

• Биография Ивана Коневского
• Стихотворения Ивана Коневского по темам

Все стихотворения Ивана Коневского на одной странице

- Оглавление -

В крови моей — великое боренье.
О, кто мне скажет, что в моей крови?
Там собрались былые поколенья
И хором ропщут на меня: живи!

Богатые и вековые ткани
Моей груди, предсердия и жил
Осаждены толпою их алканий,
Попреков их за то, что я не жил.

Ужель не сжалитесь, слепые тени?
За что попал я в гибельный ваш круг?
Зачем причастен я мечте растений,
Зачем же птица, зверь и скот мне друг?

Но знайте — мне открыта весть иная:
То — тайна, что немногим внушена.
Чрез вас рожден я, плод ваш пожиная,
Но родина мне — дальняя страна.

Далеко и меж нас — страна чужая...
И там — исток моих житейских сил.
И жил я, вашу волю поражая,
Коль этот мир о помощи просил.

Не только кость и плоть от кости, плоти —
Я — самобытный и свободный дух.
Не покорить меня слепой работе,
Покуда огнь мой в сердце не потух.

                  «Бежать в нелепость, в небывалое, 
                    Себя бежать?..»
                                                          Случевский

Стыдитесь говорить: н е л ь з я! Взывайте: м о ж н о! 
«Н а   в е к и» — это смерть, а власть — «в с е  д о  п о р ы!»
Ведь непреложное так пусто и ничтожно, 
Вне всякой вольности и роскоши игры.

«В с е  м о ж е т  б ы т ь!» — И так быть всемогущ могу я, 
«Н е л ь з я  н е  б ы т ь» — то для невольников закон. 
Возможность берегу, в возможность убегу я, 
Не вечен ни один заветный Рубикон.

Люблю я И с т и н у, но также мило М н е н ь е, 
И в е ч н о с т ь хороша, лишь если в р е м я есть, 
Под каждым М н е н и е м заложено С о м н е н ь е, 
Как заповедный клад: то личной воли честь.

              Софии И. Станек

Вот, с поморьями, морями, островами,
   Небо, словно мир весь, надо мной.
По раздолиям его, над деревами,
   Носится коней табун шальной.

Белоснежные развеялися гривы,
   Мчатся вплавь по синим озерам.
Гонит ветер их, погонщик их ретивый,
   К отдаленным облачный горам.

А с земли ковыль широкий шум доносит,
   Сосен устремляются стволы -
И все в тот же край табун лихой уносит,
   В край, где реют белые валы.

Луна — укор, и суд, и увещанье,
Закатных судорог льдяная дочь.
Нас цепенит недвижное молчанье,
Нас леденит безвыходная ночь.

Но звезды кротко так вдали мерцают,
К нам в душу с лаской истовой глядят;
Хоть приговор луны не отрицают,
Зато любовь к безбрежности родят.

То — солнце — кубок животворной влаги,
То — сердце мира с кровью огневой:
Впускает в нас ток пенистой отваги
И властно рвет в круг жизни мировой.

И кровь в нас снова живчиком струится.
Для нас свет солнца, это — жало в плоть!
Мир лучезарных грез в душе роится...
Да, ты рожден нас нежить и колоть,

О мощный свет! — В своей нетленной дали,
В блаженстве стройном разметался ты;
В бездонных горизонтах увидали
Мы новый мир бодрящей теплоты.

Небо, земля... что за чудные звуки!
Пестрая ткань этой жизни людской!
Радостно к вам простираю я руки:
Я пробужден от спячки глухой.

Чувства свежи, обаятельны снова,
Крепок и стоек мой ум.
Властно замкну я в жемчужины слова
Смутные шорохи дум.

Сон летаргический, душный и мрачный,
О, неужель тебя я стряхнул?
Глаз мой прозревший, глаз мой прозрачный,
Ясно на Божий мир ты взглянул!

Раньше смотрел он сквозь дымку тумана —
Нынче он празднует свет.
Ах, только б не было в этом обмана,
Бледного отблеска солнечных лет...

В сторону — чахлые мысли такие!
Страстно я в новую жизнь окунусь.
Хлещут кругом меня волны мирские,
И увлекают в просторы морские:
В пристань век не вернусь!..

За что люблю я с детства жизнь и землю? 
За то, что все в ней тайной веселит, 
За то, что всюду вещему я внемлю — 
Ничто не дарует, но все сулит.

Когда, крутым крушеньем удрученный 
В погоне за надменною мечтой, 
Спущуся в сумрак жизни обыденной, 
Вниз по ступеням лестницы витой,—

В безвестной тишине я буду весел. 
Скользнув в укромно-милую мне клеть:
Косящата окна я не завесил, 
И думно буду духом я светлеть.

Видны мне из окна небес просторы. 
Волнистая вся область облаков 
Увалы млечные, седые горы, 
И тающие глыбы  ледников.

И, рассевая ласковые пены, 
Как целой тверди безмятежный взор,
Сияют во красе своей нетленной 
Струи небесных голубых озер…

О старость могучая круглого года,
Тебя я приветствую вновь.
Я юн, как мечта, и я стар, как природа,
Хранитель событий и снов.

Так радостно осени ветры свистали,
Носясь по жнивьям, зеленям,
И столько безумных дождей наметали,
Рыдая по сгубленным дням.

Великому жизнь обреклась запустенью,
И ждал обездоленный мир:
Ужели же смерти не минуть растенью,
И край навсегда уже сир?

И ветры с неведомых стран налетели
Под вечер промокшего дня,
И росы хрустальные к утру осели,
Таинственный холод храня.

Так славлю я снова священные зимы.
Пусть греются зерна, что грезят в земле,
И мыслей посев дальновидный, озимый,
Медлительно всходит в челе!

Я не любил. Не мог всей шири духа
В одном лице я женском заключить.
Всё ловит око, всё впивает ухо,
И только так могу в любви почить.

Когда б простясь с возлюбленною девой,
Вперил я взор в роскошный неба свод,
Иль в сень широколиственного древа,
Иль в думу вещую, как в рокот вод, —

Простер бы к ним стремительно объятья,
Во мне б не девы образ уж царил;
Но девы лик и сны вселенной — братья:
К единому всё диву я парил.

Так — обнимусь я с женской красотою,
Но через миг — с горой или ручьем,
Но душно составлять одно с четою,
Скорбя в разлуке с частным бытием.

Нет — естество свое стремясь раздвинуть,
В него рассвету, полдню и звездам,
И всем людским порывам дам я хлынуть,
Впитаю их — и все пребуду сам.

Откуда, откуда — из темной пучины
И смутных, и светлых годов
Мелькнули подводного мира картины
С забытых и детских листов?

Всё — синие хляби, открыты, пустынны…
Строй раковин, строго-немой.
Кораллы плетутся семьею старинной
Полипов, семьей вековой.

И звезды мирские, и звезды морские…
Зеркально и влажно вокруг.
И снятся чертоги, чертоги такие,
Что весь занимается дух.

Читал одинокую мудрость я в книге,
Где ум по пределам плывет —
И вот мне припомнились мертвые бриги
Глубоко, под пологом вод.

Я ваш, океаны земных полушарий!
Ах, снова я отрок в пути.
Я — в плаваньи дальнем в страну араукарий,
Я полюс мечтаю найти.

И смотрят киты из волнистого лона
Тем взором немым на меня,
С которым встречался преступный Иона,
Что в чреве томился три дня.

Я ваш, я ваш родич, священные гады!
Влеком на неведомый юг,
Вперяю я взор в водяные громады
И вижу морской полукруг.

О, правьте же путь в земли гипербореев,
В мир смерти блаженной, морской…
За мною, о томные чада Нереев —
Вкушать вожделенный покой!..

           Вере Ф. Штейн

Когда я отроком постиг закат,
Во мне — я верю — нечто возродилось,
Что где-то в тлен, как семя, обратилось:
Внутри себя открыл я древний клад.
Так ныне, всякий с детства уж богат
Всем, что издревле в праотцах копилось:
Еще во мне младенца сердце билось,
А был зрелей, чем дед, я во сто крат.

Сколь многое уж я провидел! Много
В отцов роняла зерен жизнь — тревога,
Что в них едва пробилась, в нас взошли,
Взошли, обвеяны дыханьем века.
И не один родился в свет калека,
И все мы с духом взрытым в мир пошли.

Когда явленья бьются и играют,
Когда стремится ветер, вьется дым,
Ужель мой дух тогда не умирает
   И он не то, что перед ним?

Он тот же, иль себя уж он не знает,
Ни сам себя, ни тверди голубой,
И нет всего, что дух лишь заклинает,
   Заворожен собой?

В торжественно-обманное мгновенье.
Когда навесы ветхие спадут,
Настанет ли навеки откровенье.
   Иль снова дни уйдут?

Лебедь высот голубых,
Озеро! ввек не встревожено
Дремлешь ты: праздник твой тих.

Тих он и ясен, как утренний
Свет вечно юного дня:
Столько в нем радости внутренней,
Чистого столько огня!

Ласково духа касаются
Влаг этих млечных струи.
Небо свежо улыбается:
Нега — и в беге ладьи…

              Le pays de mon reve...
                                 Verlaine.

Я прохожу меж вас, неслышный и незримый.
О боже, от меня как все вы далеки!
И жму я руки всем - и протекают мимо
Таких различных душ живые тайники.

В несбыточных странах, обширных и уютных,
Я дух свой позабыл, и где его сыскать?
Ужель отдаться играм проблесков минутных,
Ужель махнуть рукой, и вне себя порхать?

Друзья, я вас люблю, но чужды вы безмерно
Вот несколько уж лет я вашим миром жил,
Что ж - сердце старое всему осталось верно.
Что было родиной, чем я не дорожил.

Мне кажется порой, что снова в путь далекий
Направлюсь я, в тот край, где дышат города,
Где лентой голубой развиты рек притоки,
Где - горы грозные к кроткие стада.

Меж ясных мудрецов и полных тайн поэтов
Там, в теплый летний день, я сяду на холме,
И много я приму от этих мест приветов,
Прохладой веявших в младенческом уме.

Так я вкушу опять от сладости врожденной,
Твоей, о вольный и преданий полный край!
Так и всегда, воображеньем огражденный,
Вокруг меня свои пределы простирай.

Джиоконде Винчи
                           …le sourire etrange de la Vie.
                                         Il de Regnier*

Сам я смеюсь над собой, 
Знаю — я властен, но хил. 
Ты же моею судьбой 
Правишь, как мудрость могил.

Дерзко метнусь я к лучам: 
Смотришь — а ты уже тут. 
Взором, подобным врачам, 
Правишь над дерзким ты суд.

В зыбких и твердых устах 
Ведений тьмы залегли. 
Силен ли я, иль зачах — 
Век мне открыть не могли.

Вечно и «да» в них, и «нет». 
Благо им, слава за то! 
Это — премудрый ответ: 
Лучше — не скажет никто.


* франц. «Странная улыбка жизни». Ренье.

И земля идет, и солнце светит, 
То скупясь, то щедрясь на тепло. 
Кто заветный ход вещей отметит, 
Кто поймет, откуда все пошло?

И в реках струи живые стынут,
И в реках же тает нежный лед.
Кто те люди, что перстом нас двинут —
И ускорен будет вечный ход?

Тут — зима, а там — вся нега лета, 
Здесь — иссякло все, там — сочный плод. 
Как собрать в одно все части света? 
Что свершить, чтоб не дробился год?

Не хочу я дольше ждать зимою, 
Ждать с тоской, чтоб родилась весна, 
Летом жить лишь с той мольбой немою, 
Чтоб была и осень суждена.

Не хочу, томлюся и живу я, 
И живу я все ж, надеюсь век, 
И, вздыхая, жизни не порву я: 
Плачь, а втайне тешься, человек!

Замысел, подлежащий завершению

Внемли, внемли,
Кликам внемли,
Грозная юность, ярость земли!
Высоко ходят тучи,
А лес кадит.
А ветер, вздох могучий,
Свободно бдит.
И звонкие раскаты
Несут напев.
И волны-супостаты
Разверзли зев.

Полны пахучей сладости,
Поля зазеленевшие
Широко разливаются
Сияющей струей.
Слезами заливаются
Былинки онемевшие
В ответ воззваньям младости
Воскресшею семьей.

Воззвания безумные,
Воззванья неутешные,
Торжественно-веселые
И чуждые земле.
Ах, слышал я воззвания
Суровые и здешние,
Негодованья шумные,
Что ропщут: мир во зле.

Как тусклы те воззвания,
Те вопли скудоумия,
Те вопли человечества,
Гнетомого судьбой.
О замирайте, нищие.
Я вашего безумия,
Слепого упования
Не обновлю собой.

Нет, до последних пределов земли
Стану я славить природу живую,
Песнь гробовую, песнь громовую,
Что немолчно рокочет вдали.
Жизни, воскресшей из мертвых, кипучие взрывы.
Всю чистоту ее светлую, темный весь ее тлен.
Телом в могилу нисшедшего сына земли молчаливой
И очей его свет, что расторг подземия плен.

О эти гимны смерти ожившей,
Всей этой плоти, восставшей от сна,
В мертвенной мгле преисподних почившей,
Смерти, что ныне — святая весна.

Слышите, слышите, праотцы реют,
Праотцы плачут в светлых ночах.
Теплая радость сердце их греет,
Тихо плывут они в утра лучах...

Что за окнами волнуется?
Это — воздух, это снег…
И давно уж сердцу чуется
Тихих, быстрых облак бег.

Сердце ноет, как безумное,
Внемля жизни в небесах,
И безмолвно, многодумное,
Стоя долго на часах.

Вон из груди оно просится,
Внемля ветру, облакам,
В те пространства, где разносится
Зов их к морю и рекам, —

От уныний человечества
В жизнь погоды мировой,
В бесконечное отечество
И моей души живой.

О дождь, о чистая небесная вода,
Тебе сотку я песнь из серебристых нитей.
Грустна твоя душа, грустна и молода.
Теченья твоего бессменна череда,
И сходишь на меня ты, как роса наитий.

Из лона влажного владычных облаков
Ты истекаешь вдруг, столь преданно-свободный,
И устремишь струи на вышины лесков,
С любовию вспоишь головки тростников —
И тронется тобой кора земли безводной.

В свежительном тепле туманистой весны
Ты — чуткий промысл о растущем тайно жите.
Тебе лишь и в земле томленья трав слышны.
О чистая вода небесной вышины,
Тебе сотку я песнь из серебристых нитей.

   К П. П. Конради

Ты прав — не века сын, я чую лишь отзвучья
На мертвую тоску иль на живую страсть.
Нет, сын цветущего, как сад, благополучья
Судьбам неведомым обрек себя на часть.

Гроза таинственная вечно идет мимо.
Я чутким трепетом всечасно возбужден.
Струятся дрожь, озноб в крови неутомимой.
Чуть замер в сердце дух,- уж вновь он возрожден.

И вся вселенная — на лоне вертограда.
Так тайно, жутко все, уютно, верно мне.
В траве и в сенях — цвет, и влага, и прохлада;
А пламя, тьма грозы — вдали, в глухой стране.

И абие изыде кровь и вода...
                          Ев. Иоанна 19, ст. 34

Ты, веками опозоренная,
Неустанно раззадоренная,
О людская кровь — руда,
Неужель с тобой не сложится
Снова, так что плоть обожится,
Строгий недруг твой — вода?

Неужель густою пеною,
И кипучею, и тленною,
Вечно в нас тебе гореть?
И терпеть опустошения
От страстей ожесточения —
Клокотать, потом хиреть?

Если б с легкостию водною,
Смелой, пылкой и свободною,
Совершала ты свой путь —
То огню ль страстей губящему
Иль унынию мертвящему
Смертью на тебя дохнуть?

Я с жаждой ширины, с полнообразья жаждой
Умом обнять весь мир желал бы в миг один;
Представить себе вдруг род, вид, оттенок каждый
Всех чувств людских, и дел, и мысленных глубин.

Всегда иметь тебя перед духовным взором,
Картина дивная народов и веков!
Вот что бы я считал широким кругозором
Ума, вознесшегося вплоть до облаков…

Всего стихотворений: 21