Русская поэзия >> Ольга Николаевна Чюмина

Ольга Николаевна Чюмина (1859-1909)

• Биография Ольги Чюминой
• Стихотворения Ольги Чюминой по темам

Все стихотворения Ольги Чюминой на одной странице

- Оглавление -

Vae victis

                  I

В замерзшее окно мерцает луч рассвета,
А труженик пера в безмолвье кабинета
Сидит еще, склонясь над письменным столом,
С каким-то мертвенным, измученным лицом,
Где след оставила гнетущая забота,
Ночей бессонных ряд и спешная работа.
Да, он торопится, давно за шагом шаг
Следит за ним его неумолимый враг,
И этот враг - болезнь. Вот скоро две недели,
Как он, вернувшися с печальных похорон
Товарища, едва добрался до постели.
Продрогший до костей, измучен, истомлён,
Не скоро он заснул. Пред ним мелькали дроги,
Которые с трудом тащила пара кляч
По кочкам и грязи разъезженной дороги.
Он слышал и детей осиротелых плач,
И жалобы жены, нежданно овдовевшей,
От горя и тревог внезапно постаревшей.
Давно ль была она красива, молода?
Давно ли в их кружке, товарищески шумном,
Являлася она со спором остроумным,
С веселой шуткою?.. Случалася беда -
К ней обращалися за помощью, советом,
И веяло на всех каким-то чудным светом,
Теплом и ласкою от искренних речей,
От взора мягкого больших ее очей.
Он помнит хорошо их скромные собранья,
Сужденья меткие о разных злобах дня,
Порой - горячий спор, остроты, восклицанья
И чай с закускою у яркого огня.
Хозяйка иногда садилась к фортепьяно,
Сменялись чередой Бетховен и Гуно,
И часто луч зари заглядывал в окно...

Все это вспомнил он, когда среди тумана
Стоял у свежего могильного холма.
В природе, на душе - везде царила тьма
Сырая, скорбная. Так глухо, так уныло
Звучали речи их над дорогой могилой
Товарища, под шум осеннего дождя
И ветра стон в ветвях деревьев обнаженных,
В толпе виднелося немало огорченных,
Сочувствующих лиц. Немного погодя
Все тихо разбрелись с пустевшего кладбища.
Едва к семи часам, трясясь по мостовой
На дрожках под дождем, продрогший, чуть живой
Достиг он своего невзрачного жилища.
Обрывки горьких дум кружились в голове,
Его тревожили заботы о вдове,
О детях-сиротах. Но что же будет с ними?
Зловещая нужда охватит их своими
Сетями прочными, заставит их пройти
Чрез целый ряд обид, жестоких унижений,
Тяжелого труда, бесчисленных лишений -
Всю радость бытия оставив на пути,
Всю прелесть юности с наивной чистотою...
Ужасная судьба! Его покойный друг
Трудился целый век, не покладая рук,
Заботясь о семье, но вот сломил недуг
Беднягу, - и она осталася с сумою,
На улице...
            "Ну что ж? так будет и со мною", -
Он громко произнес, входя на грязный двор
И поднимался по слабо освещенной
Высокой лестнице. - Как поздно! до сих пор? -
Послышался вопрос супруги раздраженной.
- Из типографии давно рассыльный ждет,
Ты завтра обещал о выставке отчет?
"Вот в ящике... возьми. Мне нынче что-то худо".
На следующий день поднялся он с трудом:
Казалась голова налитою свинцом
И колотье в груди усилилось. Простуда
Себя давала знать... О, только бы не слечь,
Не одолел бы враг!..

                  II

  Бледнеет пламя свеч,
Пробило пять часов... Как хочется прилечь,
Забыться!.. Но нельзя, не кончена работа,
Еще два-три листа... А завтра - день расчета.
Перо скользит порой из ослабевших рук,
Глаза слипаются под маятника стук...
Нельзя! И вновь оно мелькает по бумаге
Все торопливее, и кажется бедняге,
Что он опередил жестокого врага,
Что он уже спасен. Но радость недолга -
Недуг настиг его. Он цепкими когтями
Хватает за сердце, как молотом в виски
Стучит... и, вне себя от горя и тоски,
Охваченный его ужасными сетями,
Напрасно бьется в них измученный бедняк.
Дыханье замерло, кругом - зловещий мрак...
Ужель конец всему? Ужели нет спасенья?
И тот, кто столько лет боролся и страдал,
Трудился, веровал, надеялся и ждал -
Лежит без голоса, без мысли, без движенья!..
А если б он и встал - какое пробужденье!
Что в жизни ждет его? Как жалкий инвалид,
Больной, беспомощный и никому не нужный,
Он в битве жизненной остался безоружный
И брошен на пути. Вокруг него спешит,
Волнуяся, толпа, он слышит клич победный,
Среди людей живых какой-то тенью бледной
Он кажется себе. Друзья ушли вперед,
И слабый вопль его без отклика замрет...
Недаром он живет в том веке просвещенном,
Где - "каждый за себя" и - "горе побежденным!"

* Vae victis - Горе побежденным (лат.)

Ария редактора

(Перед судебным разбирательством. Ор. 129)

Куда, куда вы удалились,
Товарищи моей весны?
Одни - в тюрьму переселились,
Другими - деньги внесены.

Что суд грядущий нам готовит?
Его мой взор напрасно ловит.
В судебной мгле таится он.
Нет нужды: прав иль нет закон?
Сражен ли я - под стражу взятый,
В тюрьме влачащий житие -
Статьею сто двадцать девятой,
Иль гибну по иной статье, -
Отсюда, из "приюта неги".
Мне путь один - в снега Пинеги.

Заутра купят две столицы
Лишь "Время новое" и "День".
А я с газетой - я темницы
Сойду в таинственную сень,
И судопроизводства Лета
Поглотит нас с тобой, газета,
И опечатают листы...
Читатель мой, придешь ли ты
На свежий холм литературный -
Сказать: винимый в массе дел,
Из-за меня в тюрьме сидел
Он на рассвете* жизни бурной.
Читатель мой, в такие дни
Добром Кобеку помяни!

* Можно и на закате.

<8 января 1906>


Бесправная

                  I

Окончился обряд блестящих похорон.
Осыпан розами, оплакан, погребен
Согласно правилам строжайшим этикета!
И вот последняя отъехала карета.
Как пели певчие! Какая масса роз!
И речь надгробную как чудно произнес
Отец архимандрит! В плерезах и вуали
Из крепа - символы наглядные печали -
Какой изящною казалася вдова.
В момент прощания с ней обморок едва
Не сделался... Когда в сопровожденьи брата
И стройного, в pince-nez {*}, с бородкой дипломата
{* Пенсне (франц.).}
Она с платком у глаз ко гробу подошла -
Шепнули многие: "Ах, как она мила
В глубоком трауре! А жизнь ее была
Нелегкою... да, да!" - и тут передавали
Друг другу шепотом подробности о том,
Что их покойный друг, к несчастию, едва ли
Способен был служить супруга образцом:
"Тут женщина одна... Он с нею был знаком
Лет шесть... Бухгалтерша иль что-то в этом роде,
Из нынешних... И он мечтал уж о разводе,
Хотел ей имя дать". - "Возможно ли? Horreur! {*}
{* Ужас! (франц.).}
Несчастная Aline. Ведь ей грозил позор!"
Но все окончилось, и масса приглашенных
"Особ" и важных дам, обрядом утомленных,
Разъехались. Ушли рабочие домой,
Поставив крест; и холм, усыпанный цветами,
Пригретый яркими весенними лучами,
С крестом, сияющим на солнце белизной,
Остался одинок. Но вот в конце аллеи
Мелькнула женщина. Минуя мавзолеи
И скромные кресты, приблизилась она,
С заплаканным лицом, измучена, бледна.
И, озираяся тревожно, боязливо,
Как робкий, загнанный собаками зверек, -
Она из-под плаща украдкою венок
Рукой дрожащею достала торопливо
И, положив его к подножию креста
Среди венков других, беззвучно зарыдала
И, зашатавшися, лицом на дерн упала.
Она не плакала, но бледные уста
Дрожали от глухих, подавленных рыданий.
Ей выплакать пришлось за эти дни страдание"
Все слезы, и теперь, увы, их больше нет!
Что было с ней, когда впервые из газет
Пришлося ей узнать о моментальной смерти
Того, кто для нее дороже жизни был!
Не может быть! На днях он был еще в концерте
С знакомою семьей, потом он заходил
К ней утром. Радуясь заранее свободе
Своей, он говорил, что просьба о разводе
Им заготовлена, и - вдруг... Не может быть!
К нему, скорей к нему! Увидеть, расспросить...
У памятного ей массивного подъезда
В ней сердце дрогнуло на миг при виде съезда
Громадного карет. Кружилась голова...
Как будто бы сквозь сон ей слышались слова:
"Скончался в эту ночь!" По лестнице, бледнея,
Спешит она, и вот пред ней лицо лакея:
"Не велено пускать!" А там, за дверью той,
Пред ней безжалостно, нахально запертой,
Ей слышался напев печальный панихиды,
И слезы жгучие страданья и обиды,
Позора хлынули потоками из глаз.
Как ей хотелося навек, в последний раз
Проститься с тем, кого безумно полюбила
Она и для кого оставила семью,
Отдав ему любовь, и честь, и жизнь свою!
Взглянуть в лицо его! И в этом даже было
Отказано. Туда идут толпы людей,
Чужих ему, и ей, одной лишь только ей
Нет места близ него, нет места между ними!
И вновь сегодня, в день печальных похорон,
С вуалью на лице, скрываясь меж колонн
На паперти, она, под взорами косыми
Лакеев и зевак, с тоской ждала конца.
Ей места не было у гроба мертвеца:
Семья покойного боялася "скандала"
И "меры" приняла... О, как она страдала!
Но все окончилось. Теперь она одна
Осталась с ним... Кругом - немая тишина,
Никто не явится, от гроба дорогого
Никто не оторвет, никто не запретит
Ей плакать! От нее ведь отняли живого,
Но мертвый - он лишь ей одной принадлежит.

                  II

Она слегла. Когда ж, оправясь, через силу,
Худая, слабая, пришла она могилу
Проведать - то ее едва могла она
Узнать... Решеткою резной обнесена,
Затворенной на ключ, вся мрамором обшита,
Искусственных цветов гирляндами обвита -
Она являлась ей холодною, чужой...
А как хотелось ей больною головой
Припасть на свежий дерн с рыданием, как прежде!
Все отняли у ней, не сбыться и надежде
Последней. Боже мой! Умерший иль живой -
Он им принадлежит, не ей, стыдом покрытой,
Бесправной в их глазах... О, жгучая тоска!
Она от мертвого так страшно далека,
Как этот - весь в грязи, поломанный, разбитый,
С могилы сброшенный в траву, у самых ног -
Когда-то ей самой возложенный венок!

Июнь 1887


Бессонной ночью

                          Посвящается
                          Зое Юлиановне Яковлевой

Все в доме затихло, лишь ночь голубая
   Глядит безучастно в окно,
И сердце гнетет тишина гробовая,
   И, мнится, все ею полно.

Лишь месяца отблеск из ниши оконной
   Ложится пятном на полу,
И маятник старый стучит монотонна,
   И мыши скребутся в углу.

Исчезли волшебного мира виденья,
   Перо выпадает из рук,
И после короткой минуты забвенья
   Томит безнадежный недуг.

Мучительней жаждет душа перемены
   И к свету стремится из тьмы,
И мнится, что давят меня эти стены,
   Как своды тюрьмы.

Лицо разгорается яркою краской,
   Горит голова, как в огне,
И в эти минуты несбыточной сказкой
   Былое является мне.

Возможно ль, что жизнь существует иная,
   С тревогой, страстями, борьбой?..
И сердце гнетет тишина гробовая
   Еще безнадежней собой,

Свеча догорела - лишь месяц уныло
   Сиянье дрожащее льет,
И сердце то бьется с удвоенной силой,
   То сразу замрет...

1895


Бой быков

(Испанское романсеро). 

Праздник в честь слепой богини... 
Бой быков, блестящий бой. 
Там и сям - одежды сини, 
В цирк народ валит гурьбой. 

Собралася вся Гренада 
(Уж обычай в ней таков), 
Даже те, кому не надо, - 
Поглядеть на бой быков. 

Но дивятся чужестранцы - 
Донья пресса, дон прогресс: 
Ну какой нашли испанцы 
В этой травле интерес? 

Осужден их бык заране. 
Промахнется матадор - 
Острый меч в кровавой ране 
Повернет тореадор? 

Как ни бейся бык бодливый, 
Как ни лезь он на рожон - 
На глазах толпы болтливой 
Всё же будет он сражен. 

Где же бой иль состязание? 
Предрешен его исход, 
Учинили истязанье, 
Средства все пустивши в ход. 

Пики, флаги, бандерилья, 
Десять - против одного. 
Торжествует камарилья 
Сант-акимо-дурново! 

Ранен бык... Близка кончина. 
Тут, являя свой задор, 
Вышел Педро Камичилло - 
Сей страны тореадор. 

У толпы дыханье сперло, 
Но с искусством знатока 
Умиравшему ом в горло 
Меч вонзил наверняка! 

Он исполнил это просто, 
Словно спичкой серной: чирк! 
И от крыши до помоста, 
Огласился плеском цирк... 

И сказала донья Пела: 
"Что ж? Я нравом не свирепа, 
Мне отчасти жаль быка, 
Но, к несчастью, он - с рогами, 
Мог бы, встретившись с врагами, 
Их поднять он на рога". 

<5 марта 1906>


В тумане

Густой туман, как саван желтоватый,
Над городом повис - ни ночь, ни день!
Свет фонарей - дрожащий, красноватый -
Могильную напоминает сень.

В тумане влажном сдавленно и глухо
Звучат шаги и голоса людей,
И позади тревожно ловит ухо
Горячее дыханье лошадей.

Под инеем - ряд призраков туманных -
Стоят деревья белые в саду;
Меж призраков таких же безымянных
В толпе людей я как во сне иду.

И хочется, как тяжкий сон кошмарный,
Тумана влажный саван отряхнуть,
Чтоб сумерки сменил день лучезарный
И ясно вновь могли мы видеть путь

1907


Водоворот

Кругом шумит людской поток;
   В водовороте волн
С собой победно он увлек
   И закружил мой челн.

И слышу я: безумный гул
   Несется мне вослед,
Веселья бешеный разгул,
   Клик злобы и побед.

И вижу пестрый я базар
   Житейской суеты,
И в торжестве постыдных чар -
   Крушение мечты.

Кругом шумит водоворот,
   И опьяняет он,
Я слышу плеск и ропот волн
   Как будто бы сквозь сон...

И, весла выпустив свои,
   Всё дальше я плыву,
Не сознавая в забытьи -
   Во сне иль наяву?

Меня течение несет
   Куда? К какой стране?
И я без сил плыву вперед,
   Отдавшися волне...

Между 1892 и 1897


Возрождение флота

    Баллада

      Флотские  экипажи  на  Ва-
      сильевском острове перестраи-
      ваются в тюрьму.

                    Из газет

             1

Под синей волной океана
Часть флота подводит итоги,
Другая - она без изъяна -
Плывет под командою Тоги.

Всё рады мы, чем небогаты,
Отдать во владенье японца:
Да плавают наши фрегаты
В стране Восходящего Солнца!

Толкуют, что миг пробужденья
Настал для морского болота,
И флоту сулят возрожденье,
Есть фонд возрождения флота.

Но кто же, доверья достоин,
Порукой, что острые зубки
Не сделают новых пробоин,
Суда превратив в душегубки?

Мы флота рожденье воспели,
Но ах, как и старый, он сгинет,
Коль будет и он от купели
Такою же крестной воспринят!

Молва о "казенном" гласила:
Оно не горит и не тонет,
Но всё ж не в пословице сила,
Вода все концы похоронит.

             2

Что плавать к прибрежьям чукотским?
Морское к чему обученье?
Теперь экипажам мы флотским
Другое дадим назначенье.

Казармы в тюрьму перестроим
(Теперь обеднели мы ими)
И флотским казармам присвоим
Спасательной станции имя.

Из Томска писал Азанчеев
В бессмертных строках донесенья,
Что в бурные дни от злодеев
В тюрьме лишь возможно спасенье.

Морскую тюрьму к годовщине
Построить спешим для оплота, -
Неужли ж то будет отныне
У нас "возрождением флота"?

<5 января 1906>


* * *

Говорят, что порой, совлекая бесстрашно покровы
С наших язв, мы толпе эти язвы на суд отдаем,
И, в доверье слепом, даже с теми, кто сердцем суровы,
Мы печалью своей поделиться беспечно готовы
              И своим торжеством.

Нас корят и за то, что, как зыбь на волнах, прихотливы
Ощущения в нас и могуч их нежданный наплыв,
И всё новых путей жаждет разум тревожно-пытливый,
И сменяются в нас и надежд, и сомнений порыв,
              Как прилив и отлив.

Но, деляся с толпой этой тайной души сокровенной,
Изменяет себе, изменяет ли тайне поэт,
Если песня его, если песня любви вдохновенной
Пробудит в ком-нибудь прежний трепет восторга священный,
              Как отчизны привет?

В мире есть кто-нибудь, незнакомый, далекий, безвестный,
У кого эта песнь ожидаемый отклик найдет
И, быть может, ему снова с силою вспомнит чудесной
Прежний светоч, манивший из кельи убогой и тесной
              На простор и на волю - вперед.

Запретят ли ручьям разливаться в лугах на просторе?
Кто погасит во мгле лучезарных созвездий огни?
Кто вернет в берега потрясенное бурею море?
Так и в сердце певца зародятся ли радость иль горе -
              Изливаются песнью они!

1893


* * *

Если снежные вершины
Озарит весенний луч -
Разорвав снегов плотины,
Хлынут с силою в долины
   Воды с круч.

Если думы и волненья
В сердце зреют, как зерно, -
Им налиться в песнопенья
   Суждено.

Если плен снося суровый,
На цепи орел живет -
Он когда-нибудь оковы
   Разорвет.

И когда нигде просвета
Не видать, и мрак глубок -
Это значит: миг рассвета
   Недалек.

Заем

        (На мотив Бернса)

"Кто там стучится в поздний час?"
- "Кто ж, как не я?" - сказал Коко.
"Не след бы вам тревожить нас".
- "А почему?" - сказал Коко.
"Ведь вы уж слышали отказ?"
- "Что ж из того?" - сказал Коко.
"И всё ж явились в третий раз?"
- "Да хоть в шестой!" - сказал Коко.

"Тебе ведь только дай деньгу..."
- "Ну что же, дай..." - сказал Коко.
"Да ты и так кругом в долгу!"
- "Уж это так!" - сказал Коко.
"Пожалуй, дам, но подо что?"
- "Под Думу дай!" - сказал Коко.
"А деньги вам нужны на что?"
- "На то да се", - сказал Коко.

"Вот то-то! Нужен пулемет?"
- "Да и тюрьма", - сказал Коко.
"А место кто в тюрьме займет?"
- "Увидим там", - сказал Коко.
"Засадишь Думу вашу, чай?"
- "Коль что не так", - сказал Коко.
"Ну, ладно, деньги получай".
- "Давно бы так!" - сказал Коко.

"Вот только мне беда с молвой!"
- "Что нам молва!" - сказал Коко.
"Оно, положим, не впервой".
- "И это так", - сказал Коко.
"Стрекочет пресса-егоза".
- "Пугни ее", - сказал Коко.
"Пожалуй, плюнут мне в глаза?"
- "Утрись, как мы", - сказал Коко.

Начало 1906


* * *

Звезда предутренних туманов,
Крик петела в полночный час -
От наважденья, злых обманов,
От чар ночных будите нас.

Под власть неодолимой дремы
Ужель мы так же попадем,
Как Петр, пришедший за Вождем
К первосвященнику в хоромы?

Нет, будем бодрствовать в ночи,
Чтоб не смутил нас криком петел,
Чтоб бодрый духом каждый встретил
Рассвета алого лучи!

Искра

Ордою варваров разрушен,
Священный храм в обломках пал.
Кто - беззаботно-равнодушен,
А кто -трусливо-малодушен
На разрушение взирал.
Напрасно жрец богини света
Молил, рыдая пред толпой,
Он не нашел себе ответа
В толпе бездушной и слепой.
Шептали все: "Вещал оракул,
Решила Пифия сама -
Угаснуть должен этот факел,
И воцарится в мире тьма".
Но высоко над головою
Светильник поднял он, как стяг;
Вперед он кинулся, во мрак,
И целой тучей огневою
Неслися искры вслед за ним.
Удар настиг, неумолим,
Но те, в чью душу искру света
Успел он бросить на лету,
Постигли дивную мечту.
В них искра пламенная эта
Горит, как светоч, как маяк, -
И в мертвой жизненной пустыне,
Им указуя путь к святыне,
Она победно гонит мрак!

1899


К польскому вопросу

 (Балетоманы - балерине)

   В вопросе польском,
   Ужасно скользком,
К чему рискованные па?
   Ты - вне сравненья,
   Пусть "уравненья"
Желает грубая толпа!

Ты летишь в волшебном соло,
Словно пух от уст Эола
(Или перья из перин).
И толпе, чего ей больше,
Коль на свет явилась в Польше
Ты - краса всех балерин?!

У России ты в респекте,
И народом на проспекте
Возведен тебе "палац".
От народного "избытка"
(Не последняя ль попытка?)
Ты имеешь много "цац".

   Что ж депутаты,
   Как супостаты,
Лелеют праздные мечты?
   Что Польше скромной
   Быть автономной,
Когда самоуправна ты!..

<4 декабря 1905>


К Фемиде

"Матушка-Фемидушка,
Что сидишь невесело?
На тебя, Фемидушка,
У людей обидушка:


Аль кого повесила?
Аль неладно взвесила?"

"...У меня, родименький,
Свет мой подсудименький,
На случаи всякие
Есть весы троякие:
Для Петра, для Якова,
Для иного всякого".

"Как же так, Фемидушка,
Тут и впрямь обидушка:
За одно деяние -
Разно воздаяние?"

"У меня, родименький,
Свет мой подсудименький, -
Нервные явления,
Так сказать, "давления".
Нелады ли с шумною
Нашей Думой думною,
Струйка ль родовитая,
Песня ль щегловитая -
Всем я проникаюся,"
Чутко откликаюся!
Тех, за душу милую,
Я, глядишь, помилую,
С тех возьму рублевики,
Звонкие целковики,
А иных - для крепости -
Я упрячу в крепости!"

Апрель 1907


* * *

Как голоса иного мира,
Порой звучат в душе забытые слова;
Пусть жертвенник угас и в храме нет кумира,
Но чудится во тьме нам близость божества.

И кажется: вот-вот, внимая славословью,
Поднимем с верою мы очи на жреца,
И прежним трепетом и прежнею любовью
Мгновенно вспыхнут в нас остывшие сердца.

1899


* * *

Когда посеяно зерно
Добра, и правды, и свободы -
Придет пора, и даст оно
   Благие всходы.

Когда от дольней суеты
Стремится дух в обитель света -
Влечет к святыне красоты
   Мечту поэта.

Когда сильней порывы бурь,
Когда кругом бушует вьюга -
Нам грезятся небес лазурь
   И зелень луга.

Когда упасть готовы мы,
Как срезанный на ниве колос, -
Нам часто слышится из тьмы
   Призывный голос.

И вновь - герои, не рабы -
Мы поднимаемся из праха
Для жизни новой, для борьбы,
   Не зная страха.

Пусть говорят: пророков нет
И к пониманью сердце глухо, -
Над миром злобы и сует
   Есть царство духа.

Есть царство света и добра;
Над ложью, призрачной и бледной,
Оно блеснет - придет пора -
   Зарей победной!

Ноябрь 1896


Колыбельная песня

Спи, младенец, год за годом,
Баюшки-баю;
Четырем твоим свободам
Я отходную спою.
Я писать указы стану
Твердою рукой,
Дам покой тебе, смутьяну:
"Со святыми упокой!"

Если мало эскадронов,
Слабо хлещет плеть, -
Для тебя я и патронов
Не хочу жалеть.
Приложу к тому все силы,
Чтоб создать покой:
Нет покойнее могилы,
"Со святыми упокой!"

Я из дядек буду старшим,
Вот тебе мой сказ,
И наклею над монаршим
Треповский указ:
Там - свобода "арестантам",
Здесь - свободным крест, -
Разъясню манифестантам
Царский манифест.

Хороните павших с миром,
Говорите речь, -
Ей в ответ, сливаясь с клиром,
Прогремит картечь.
Брызнет кровь, по ленте красной
Потечет рекой...
Спи, младенец мой прекрасный,
"Со святыми упокой!"

Я - порядка оборона,
Всюду озарю
Светом факелов Нерона
Конституции зарю.
Спи, дитя, под сводом склепов,
Нас не беспокой.
Пропоет свободе Трепов:
"Со святыми упокой!"

Октябрь 1905


* * *

Кто-то мне сказал
(О дитя, мне страшно!),
Кто-то мне сказал:
Час его настал.

Лампу я зажгла
(О дитя, мне страшно!),
Лампу я зажгла,
Близко подошла.

В первых же дверях
(О дитя, мне страшно!),
В первых же дверях
Пламень задрожал.

У вторых дверей
(О дитя, мне страшно!),
У вторых дверей
Пламень зашептал.

У дверей последних
(О дитя, мне страшно!),
Вспыхнув только раз,
Огонек угас.

Между 1898 и 1900


Молитва

Тучи темные нависли
   Низко над землей,
Сон оковывает мысли
   Непроглядной мглой.

Воли нет, слабеют силы,
   Тишина вокруг...
И спокойствие могилы
   Охватило вдруг.

Замирают в сердце муки...
   На борьбу опять
Опустившиеся руки
   Нету сил поднять.

Голова в изнеможеньи
   Клонится на грудь...
Боже мой! Услышь моленье,
   О, не дай заснуть.

Этот сон души мертвящий
   Бурей разгони
И зажги во тьме царящей
   Прежние огни.

Февраль 1888


На страже

Сказать "прости" всем обольщеньям жизни,
Где злобствуем, и боремся, и лжем,
Найти приют в неведомой отчизне
   За рубежом?

Но души есть, где истина - все та же,
Где тот же свет божественной любви, -
И если вы, стоящие на страже,
Погасите светильники свои,

И если вы бежите с поля брани, -
Кто в сумерках, сгустившихся кругом,
Укажет нам неведомые грани,
   Различье меж добром и злом?

Кто воскресит забытые восторги,
Возвышенно-прекрасные мечты
И от толпы, бушующей на торге,
Нас приведет к святыне красоты?

Пусть небеса удушливы и мрачны;
Чем гуще тьма - тем путнику нужней
Сияющий во тьме огонь маячный,
Отрадный свет сторожевых огней!

1896


* * *

Над морями темно-синими,
Над безбрежными пустынями
     Птицы тянутся на юг,
Вихри буйные, удалые
Гонят листья запоздалые
     Под напев осенних вьюг.
Духом смерти все развеяно -
Все, что радостно взлелеяно
     Летом красным и весной.
В ночь глухую, в ночь холодную
Вихрь поет ему отходную
     На прогалине лесной.

* * *

Неясные думы томят,
Неясные грезы всплывают
И вылиться в звуки хотят,
И звуки в душе замирают...

Мелькают в мозгу чередой
Обрывки каких-то видений,
Туманных, как пар над водой,
И грустных, как сумерек тени.

Чего-то далекого жаль,
К чему-то я рвуся тоскливо,
И - глубже на сердце печаль,
Яснее - бесплодность порыва.

И хочется страстно понять,
Что было досель непонятно,
Вернуть захотелось опять
Всё то, что ушло невозвратно!

1888


Памяти Лермонтова

Тянутся горы далекою цепью,
Коршун в лазури кружится над степью,
          Ветер качает ковыль,
Ветер повеял вечернею лаской,
В сердце воскресла волшебною сказкой
          Старая быль.
Здесь у подножья горы-великана,
В зареве молний, во мгле урагана,
          Пал он - певец молодой,
Там, где пышней разрослася осока,
Высится в горной степи одиноко
          Камень седой.

Люди в стремленье к наживе упорном
Путь проложили к вершинам нагорным,
          Грозный разрушив оплот;
Умер Кавказ непокорный и дикий,
Пали твердыни, - один лишь великий
          Гений поэта - живет.

Песнь торжествующей невинности

   (Музыка русских премьеров)

Прекращенье парламентской сессии
С соблюденьем законнейших форм -
Неужели же это - репрессии,
А не путь либеральных реформ?

Если рот закрываю всей прессе я
Иль тюремный готовлю ей корм -
Неужели же это - репрессии,
А не путь либеральных реформ?

Тяготеют к союзам профессии,
Но боюсь я партийности уз,
Неужели же это репрессии -
Наш "тюремный союзов союз"?

Если казни на нашем конгрессе я
Утверждаю порой без забот -
Неужели же это - репрессии,
А не путь к дарованью свобод?

Если люди весьма прогрессивные
Совершают "сибирский поход" -
Это меры едва ль репрессивные,
Но к свободам прямой переход.

Мы дела совершим богатырские,
Не сойдя с министерских платформ,
И да скроют равнины сибирские
Всех противников наших реформ!

Июль или август 1906


Пробуждение весны

            1

     Тревожны вешние закаты!
     Горит румянцем талый снег,
     Горят сердца у нас, объяты
     Воспоминаньем вешних нег.

     Из дивных градов затонувших
     Несется звон колоколов,
     Так отголоском дней минувших
     Звучит напев знакомых слов.

     Они волнуют, вызывают
     Из душных комнат на крыльцо
     И легким ветром обвевают
     Разгоряченное лицо.

     В них слышится напоминанье
     О светлых мыслях и делах,
     Как в поэтическом сказанье
     О слышанных в ночном молчанье
     На дне морском колоколах!

                 2

     Как лепестки акаций белые
     Весной от ветра облетают,
     Снежинки легкие, несмелые
     Кружатся в воздухе и тают.

     Исходит трепет пробуждения
     И веет влагой от проталин,
     Звон капель в мерном их падении
     И переливчат, и хрустален.

     И те же звоны переливные
     В прозрачном воздухе роятся,
     Ручьи весенние, призывные
     С победной песнею струятся!

     С последними лучами алыми
     Земля седую сбросит дрему,
     И твердь лучами вспыхнет алыми
     Навстречу солнцу золотому!

                 3

Прилетели сюда из цветущей земли,
Высоко в небесах пронеслись журавли.

Прилетел ветерок из свободной земли,
Всколыхнул паруса, понеслись корабли.

Он снега растопил, и по лику земли,
Словно теплые слезы, ручьи потекли.

И звенят ручейки о лучах, о тепле
И о том, как светла станет жизнь на земле,

Как ворвется в окно вольный ветер степей
И растопит, как снег, он железо цепей,

И навстречу ему встрепенутся сердца,
И цветы расцветут на могиле борца.

1907


* * *

   And never say fail...
          
              Longfellow*

Пусть, в битве житейской
Стоя одиноко,
Толпой фарисейской
Тесним ты жестоко;
Пусть слово свободы
Толкуют превратно;
Пусть лучшие годы
Ушли невозвратно, -
В стремлении к свету,
Встречаясь с преградой,
Будь верен обету
И духом не падай!

Пусть мирон забыты
Святые уроки,
Каменьем побиты
Вожди и пророки;
Пусть злоба невежды
Восстанет стеною;
Пусть гаснут надежды
Одна за одною, -
Всю жизнь не миряся
С позорной пощадой,
Погибни, боряся,
Но духом не падай!

Вой злобы трусливой,
Намек недостойный -
Встречай молчаливо,
С улыбкой спокойной.
Для славного дела
Отдавший все силы -
Бесстрашно и смело
Иди до могилы.
И, к вечному свету
Стремяся с отрадой,
Будь верен обету
И духом не падай!

* Никогда не говори, что всё потеряно... 
Лонгфелло (англ.). - Ред.

Май 1888


* * *

Свободное слово, бессмертное слово,
Ты - пламенный светоч во мраке былого!
Ты гибло в темницах, среди рудников,
Томилось в неволе под гнетом оков.

Судили тебя, обрекали изгнанью,
Топтали ногами, предав поруганью,
Тебя сожигали рукой палача,
Но ты не смолкало, победно звуча.

Свободное слово, великое слово, -
В плену у насилья, у коршуна злого,
К скале пригвожденный титан Прометей,
Ты рвешься на волю из цепких когтей!..

Но годы промчатся - ты смело воспрянешь,
И, сильное правдой, любовью, добром,
С зарею над миром победно ты грянешь,
Как божий ликующий гром!

Серенький козлик

Жил у Федорушки, 
Ой-ли не впорушки 
Серенький козлик. 

Выгнали козлика летом, в Купалу, 
В поле на Ялу. 

Плавал наш козлик на ялике зыбком 
К ракам да к рыбкам. 
Фить как, вот как! 
Серенький козлик! 

Влезет наш козлик куда-нибудь сдуру, 
Там напугает индюшку иль куру - 
С козлика спустят немедленно шкуру. 

Кликали козлика разными кличками, 
Близко знакомя с родными куличками, 
Гнали, страшася примера Икарова, 
Вместе с телятами стада Макарова. 

Козлику дали свободу... молчати, 
С нею не знает он, что и начати. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . 
Всюду - печати! 
. . . . . . . . . . . . . . . . . 
Фить как, вот как! 
Серенький козлик. 

Вздумалось козлику тут бастовати, 
Многих бодати! 

Лезет наш козлик на драку да в свалку - 
Прямо на палку. 

Взяли тут козлика круто за рожки: 
Сводят с дорожки, 
Прочь от сторожки... 

Серенький козлик отправлен за мостик: 
Там он оставит и рожки и хвостик. 

Там не дозволят ко злу допущенья: 
Козлику быти козлом отпущенья. 
Фить как, вот как! 
Серенький козлик. 

<Январь 1906>


Средневековая баллада

   Я зовусь принцессой Ильзой.

                           Гейне

Я не дама демимонда,
Я принцесса Требизонда,
По-венгерски: Поль-Мари.

В ресторанах с итальянцем
И с лихим преторианцем
Распивала я Помри.

"Чистотой" мы не блистаем,
И, подбито горностаем,
Мне манто не по плечу.

Средь измен перед страною,
Что должна мне быть родною, -
Я в грязи его влачу.

Требизондская принцесса -
Патронессам патронесса
И хранительница касс.

И как милости - сначала,
Так поздней я расточала
И гроши народных масс.

В бенефис мой пели дивы
Итальянские мотивы...
Patati et patata!.. 

Мне - измены закоулки,
Мне и ключик от шкатулки
Загрязненного Креста.

<27 ноября 1905>


Строитель Стольпнес

                            Дума думская стояла,
                                        И упала.
                         Будущая народная песня

Строил Думу неусыпен
Восемь месяцев Столыпин,
   Не жалел труда;
С полевым своим припевом
Отводил места он левым
   (Место - хоть куда!).

Было множество отводов,
"Потрясеньем" думских сводов
   Речи их грозят!
Чтоб подгнившие стропила
Русским духом укрепило -
   Пуришкевич взят.

Кабинетом были званы,
К чести Думы, Крушеваны, -
   Что ее честят:
Весь президиум печатно
Знай ругают непечатно,
   Если захотят...

Соблюдая безопасность,
Изолировали гласность,
   Стражей - легион.
Изолирован оратор,
Ложи - тот же изолятор
   (Обошлось в мильон!).

Навели и позолоту,
Пыль пуская санкюлоту
   В непривычный глаз.
Безопасным стало зданье,
Кабинет на заседанье
   Поспешал как раз.

Но, увы, хотя и срочно,
Строил он не очень прочно
   (Кабинетский блок).
В Думе многое "чинили",
Но верхов не починили:
   Рухнул потолок!

Так в глаза Европе точно
Пыль пустили не нарочно,
   Удивить пришлось:
Нынче, смотришь, ухнет Гурко,
Завтра - рухнет штукатурка:
   Что-то расползлось!..

. . . . . . . . . . . .

Но дела сии не новы.
Бюрократии основы,
   Вам заботы нет!
К удивлению потомков,
Цел и сух из-под обломков
   Выйдет кабинет!

Март 1907


У болота

                 П. А. Козлову

У пруда с зеленой тиной,
Над которым молчаливо
Наклонилася вершиной
Зеленеющая ива;

На ковре из мха пушистом,
Где кувшинчиков немало,
Под весенним небом чистым
Птичка мертвая лежала.

А кругом, тесня друг друга,
Уж слеталися пичужки,
И в болоте, с перепуга,
Громко квакали лягушки.

"Как? Убилась? Добровольно?
Вот так случай! И с чего бы?" -
Возмущалися невольно
Царства птичьего особы.

"Ведь народ-то нынче спятил!
Где приличия законы?" -
Возгласил суровый дятел.
"Верно!" - каркнули вороны.

"Случай просто небывалый
(Дайте мне понюхать соли...),
И другие ведь, пожалуй,
Пожелают также воли;

И другим, пожалуй, скоро
Лес покажется наш тесен -
Не найдут они простора
Для своих безумных песен...

С жаждой солнечного света,
С жаждой "нового" чего-то
Улетят они, как эта,
От родимого болота!" -

"Что им в солнце, не пойму я? -
Молвил сыч, сердито хмурясь. -
В темноте всегда живу я
И от солнца только жмурюсь". -

"Бесполезно это пенье! -
Крик послышался наседки. -
Лишь в курятнике спасенье,
И всего нужнее - детки..." -

"Жизнь дана для наслажденья!" -
Молвил чиж с цветком в петличке,
Поощренный, без сомненья,
Взором ласковым синички.

"Ах, что слышу я? - крикливо
Тут вмешалася сорока,
Не сдержав нетерпеливо
Слов язвительных потока. -

Глупость - эти дарованья,
И поэзия, и чувство...
В мире есть одно призванье -
Акушерское искусство!

Нет почетнее занятья,
И прекраснее, и выше, -
И об этом прокричать я
Хоть сейчас готова с крыши!.."

Так, собравшися толпою
Под весенним небом чистым,
Птицы, споря меж собою,
Оглашали воздух свистом...

А под сенью ив зеленых
Птичка мертвая лежала -
И суждений просвещенных,
К сожаленью, не слыхала...

Июнь 1888


Характерные па

    Бал у Дурново

Посвящается любителям балов

            1

Дурново, управясь с краем,
Дурново здесь правит бал!
Слез не знаем, мы играем
В честь твою, о бог Ваал.

Залпы музыки военной
И еврейских скрипок плач.
Капельмейстер несравненный -
Нейдгардт (тертый он калач)...

Съезд гостей разнообразных,
И танцующих толпа
Исполняет много разных
Характерно-новых па.

            2

Пестрят литературою:
"Трофеями войны",
Газетной арматурою -
Четыре все стены.

Вот скальпы журналистики,
Вот "Стрелы", "Пулемет",
И рожки публицистики,
И прокурорский мед.

Все пьют из рога турьего
(Но неизвестно что).
Обносят кашей Гурьева
На виттевском плато.

С умильными фасонами
Танцует впереди
Крковцев с Мендельсонами
Свое pas de credit. {1}

Pas d'avione {2} орловское -
Стахович с Дурново,
И "соло" хрусталевское
(Для Витте одного).

Солистами - пруды пруди
Не только в сих местах, -
Солистов много, на-поди,
Не в лентах, а в "Крестах".

Суворин, взяв, как вижу я,
Финляндочку в бандо,
С "озер девицу рыжую", {3}
С ней пляшет dos-a-dos. {4}

С Сувориным-папашею -
Порошин визави;
Флиртуя с "Жизнью нашею",
Клянется суд в любви.

И chaine {5} из солидарности
Танцуют буржуа,
И вместо благодарности
Звучит: pas de quoi! {6}

Но скептик возмутительный
Твердит, что вся толпа,
Весь праздник восхитительный -
Один сплошной faux pas. {7}

1 Просят людей, мало знакомых с салонным языком, не переводить словами: нет кредита.
2 Воздушное па (франц.). - Ред.
3 Подлинные слова А. С. Суворина о Финляндии. Припомним, кстати, пушкинскую эпиграмму:

                    "Сижу я в компании и ничего не вижу,
                           Только вижу деву рыжу,
                              И ту ненавижу".

4 Спина к спине (франц.). - Ред.
5 Цепь (фигура танца) (франц.). - Ред.
6 Не за что! (франц.) - Ред.
7 Бестактность, букв.: ложный шаг (франц.)

Март 1906


* * *

Чрез реки быстроводные, чрез синие моря,
Чрез пустоши бесплодные, надеждою горя,
Давно стремятся витязи, презрев ночную тьму,
К далекой правде-истине в высоком терему.

Трудна туда дороженька: дремучие леса,
Туманов белых саваны, ночные голоса...
А в ноченьки ненастные - не свет лучистых звезд,
Но свет огней блуждающих мерцает им окрест.

Идут всё дальше витязи, но так же лес дремуч,
По-прежнему опасностью грозят им скаты круч,
Ночная тьма кромешная сгущается, и глядь -
Редеет, рассыпается отважная их рать.

Одних пугает в сумраке зловещий крик совы,
Другие, поскользнувшися, не сносят головы,
А третьи, обессилены, вернулись с полпути, -
Немногим лишь назначено до терема дойти...

6 июля 1888


«Полнота власти»

(Попурри на истинно русские темы)

        Министр
       (товарищу)

Не стыди, уходи,
Скройся с глаз навсегда.

    Товарищ министра

Не гляди и не жди:
Не уйду никогда.

        Министр

Уходи! Посуди:
Ведь дойдет до суда!

    Товарищ министра

Ты судить погоди,
Сам уйдешь без суда.

        Министр

Когда иные проходимцы
Кричали в Думе с крайних, мест:
"Есть в кабинете лихоимцы!" -
Я бросил им в лицо протест...

    Товарищ министра

А Васька слушает да ест!

        Министр

Когда ж, к несчастью, оказалось,
Что им не всё лишь "показалось", -
Я влек товарища к суду,
Но так, увы, вопрос поставлен:
Что мой товарищ не отставлен,
Я - при товарище оставлен.

    Товарищ министра

Покуда нужным я найду,
И пусть я с места не сойду!
 (Усаживается плотнее.)

        Министр
     (покачнувшись)

Там - правит мною губернатор,
Здесь - управляет мной союз,
Не рассечет и оператор
Моих "товарищеских" уз.
Ах, неужели в темпе быстром
Уже подходит мой конец?
Что за комиссия, творец,
Быть при товарище министром!!.

        Комиссия
                         (легка на помине, Лидвалю)

Куманечек, побывай у меня,
Ты, бывалый, побывай у меня.

        Лидваль

Оседлаю коня,
Коня быстрова
У товарища я
У министрова!
                     (Вылетает в трубу водопроводную.)

     Ветер в трубе

И в высшем суждено совете:
Не быть товарищу в ответе.

<3 декабря 1906>

Всего стихотворений: 35