Павел Александрович Катенин (1792-1853)

• Биография Павла Катенина
• Стихотворения Павла Катенина по темам

Все стихотворения Павла Катенина на одной странице

- Оглавление -

Вот старая, мой милый, быль, 
А может быть, и небылица; 
Сквозь мрак веков и хартий пыль 
Как распознать? Дела и лица -- 
Всё так темно, пестро, что сам, 
Сам наш исторьограф почтенный, 
Прославленный, пренагражденный, 
Едва ль не сбился там и сям. 
Но верно, что с большим стараньем, 
Старинным убежден преданьем, 
Один ученый наш искал 
Подарков, что певцам в награду 
Владимир щедрый раздавал; 
И, вобрази его досаду, 
Ведь не нашел.-- Конь, верно, пал; 
О славных латах слух пропал: 
Французы ль, как пришли к Царьграду 
(Они ведь шли в Ерусалим 
За гроб Христов, святым походом, 
Да сбились, и случилось им 
Царьград разграбить мимоходом), 
Французы ли, скажу опять, 
Изволили в числе трофеев 
Их у наследников отнять, 
Да по обычаю злодеев 
В парижский свой музеум взять? 
Иль время, лет трудившись двести, 
Подъело ржавчиной булат, 
Но только не дошло к нам вести 
Об участи несчастных лат. 
Лишь кубок, говорят, остался 
Один в живых из всех наград; 
Из рук он в руки попадался, 
И даже часто невпопад. 
Гулял, бродил по белу свету; 
Но к настоящему поэту 
Пришел, однако, на житье. 
Ты с ним, счастливец, поживаешь, 
В него ты через край вливаешь, 
Свое волшебное питье, 
В котором Вакха лоз огнистых 
Румяный, сочный, вкусный плод 
Растворен свежестию чистых 
Живительных Кастальских вод. 
Когда, за скуку в утешенье, 
Неугомонною судьбой 
Дано мне будет позволенье, 
Мой друг, увидеться с тобой,-- 
Из кубка, сделай одолженье, 
Меня питьем своим напой; 
Но не облей неосторожно: 
Он, я слыхал, заворожен, 
И смело пить тому лишь можно, 
Кто сыном Фебовым рожден. 
Невинным опытом сначала 
Узнай -- правдив ли этот слух; 
Младых романтиков хоть двух 
Проси отведать из бокала; 
И если, капли не пролив, 
Напьются милые свободно, 
Тогда и слух, конечно, лжив 
И можно пить кому угодно; 
Но если, боже сохрани, 
Замочат пазуху они, -- 
Тогда и я желанье кину, 
В урок поставлю их беду 
И вслед Ринальду-паладину 
Благоразумием пойду: 
Надеждой ослеплен пустою, 
Опасным не прельщусь питьем 
И, в дело не входя с судьбою, 
Останусь лучше при своем; 
Налив, тебе подам я чашу, 
Ты выпьешь, духом закипишь, 
И тихую беседу нашу 
Бейронским пеньем огласишь.

Ветр нам противен, и якорь тяжелый 
Ко дну морскому корабль приковал. 
Грустно мне, грустно, тоскую день целый; 
Знать, невеселый денек мне настал. 

Скоро минуло отрадное время; 
Смерть всё пресекла, наш незваный гость; 
Пала на сердце кручина как бремя: 
Может ли буре противиться трость? 

С жизненной бурей борюсь я три года, 
Три года милых не видел в глаза. 
Рано с утра поднялась непогода: 
Смолкни хоть к полдню, лихая гроза! 

Что ж! может, счастливей буду, чем прежде, 
С матерью свидясь, обнявши друзей. 
Полно же, сердце, вернися к надежде; 
Чур, ретивое, себя не убей. 

  Сонет

Громада тяжкая высоких гор, покрытых
Мхом, лесом, снегом, льдом и дикой наготой;
Уродливая складь бесплодных камней, смытых
Водою мутною, с вершин их пролитой;

Ряд безобразных стен, изломанных, изрытых,
Необитаемых, ужасных пустотой,
Где слышен изредка лишь крик орлов несытых,
Клюющих п_а_деру оравою густой;

Цепь пресловутая всепетого Кавказа,
Непроходимая, безлюдная страна,
Притон разбойников, поэзии зараза!

Без пользы, без красы, с каких ты пор славна?
Творенье божье ты иль чертова проказа?
Скажи, проклятая, зачем ты создана?

О чем, о чем в тени ветвей
Поешь ты ночью, соловей?
Что песнь твою к подруге милой
Живит огнем и полнит силой,
Колеблет грудь, волнует кровь?
Живущих всех душа: любовь.

Не сетуй, девица-краса!
Дождешься радостей часа.
Зачем в лице завяли розы?
Зачем из глаз лиются слезы?
К веселью душу приготовь;
Его дарит тебе любовь.

Покуда дней златых весна,
Отрадой нам любовь одна.
Ловите, юноши, украдкой
Блаженный час, час неги сладкой;
Пробьет... любите вновь и вновь;
Земного счастья верх: любовь.

   Отечество наше страдает
   Под игом твоим, о злодей!
   Коль нас деспотизм угнетает,
   То свергнем мы трон и царей.
      Свобода! Свобода!
      Ты царствуй над нами!
Ах! лучше смерть, чем жить рабами, -
Вот клятва каждого из нас...

    На голос: Веселяся в чистом поле. 

Вспомним, братцы, россов славу 
И пойдем врагов разить! 
Защитим свою державу: 
Лучше смерть -- чем в рабстве жить. 

Мы вперед, вперед, ребята, 
С богом, верой и штыком! 
Вера нам и верность свята: 
Победим или умрем! 

Под смоленскими стенами, 
Здесь, России у дверей, 
Стать и биться нам с врагами!.. 
Не пропустим злых зверей! 

Вот рыдают наши жены, 
Девы, старцы вопиют, 
Что злодеи разъяренны 
Меч и пламень к ним несут. 

Враг строптивый мещет громы, 
Храмов божьих не щадит; 
Топчет нивы, палит домы, 
Змеем лютым в Русь летит! 

Русь святую разоряет!.. 
Нет уж сил владеть собой: 
Бранный жар в крови пылает, 
Сердце просится на бой! 

Мы вперед, вперед, ребята, 
С богом, верой и штыком! 
Вера нам и верность свята: 
Победим или умрем! 

   Кто принял в грудь свою язвительные стрелы
Неблагодарности, измены, клеветы,
Но не утратил сам врожденной чистоты
И образы богов сквозь пламя вынес целы;

   Кто терновым путем идя в труде, как пчелы,
Сбирает воск и мед, где встретятся цветы,-
Тому лишь шаг - и он достигнул высоты,
Где добродетели положены пределы.

   Как лебедь восстает белее из воды,
Как чище золото выходит из горнила,
Так честная душа из опыта беды:

   Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила,
Чем гуще мрак кругом, тем ярче блеск звезды,
И чем прискорбней жизнь, тем радостней могила.

"Фив и музы! нет вам жестокостью равных 
В сонме богов -- небесных, земных и подземных. 
Все, кроме вас, молельцам благи и щедры: 
Хлеб за труды земледельцев рождает Димитра, 
Гроздие -- Вакх, елей -- Афина-Паллада; 
Мощная в битвах, она ж превозносит ироев, 
Правит Тидида копьем и стрелой Одиссея; 
Кинфия славной корыстью радует ловчих; 
Красит их рамо кожею льва и медведя; 
Странникам путь указует Эрмий вожатый; 
Внемлет пловцам Посидон и, смиряющий бурю, 
Вводит утлый корабль в безмятежную пристань; 
Пылкому юноше верный помощник Киприда: 
Всё побеждает любовь, и, счастливей бессмертных, 
Нектар он пьет на устах обмирающей девы; 
Хрона державная дщерь, владычица Ира, 
Брачным дарует детей, да спокоят их старость; 
Кто же сочтет щедроты твои, о всесильный 
Зевс-Эгиох, податель советов премудрых, 
Скорбных и нищих отец, ко всем милосердный! 
Боги любят смертных; и Аид незримый 
Скипетром кротким пасет бесчисленных мертвых, 
К вечному миру отшедших в луга Асфодели. 
Музы и Фив! одни вы безжалостно глухи. 
Горе безумцу, служащему вам! обольщенный 
Призраком славы, тратит он счастье земное; 
Хладной толпе в посмеянье, зависти в жертву 
Предан несчастный, и в скорбях, как жил, умирает. 
Повестью бедствий любимцев ваших, о музы, 
Сто гремящих уст молва утомила: 
Камни и рощи двигал Орфей песнопеньем, 
Строгих Ерева богов подвигнул на жалость; 
Люди ж не сжалились: жены певца растерзали, 
Члены разметаны в поле, и хладные волны 
В море мчат главу, издающую вопли. 
Злый Аполлон! на то ли сам ты Омиру 
На ухо сладостно пел бессмертные песни, 
Дабы скиталец, слепец, без крова и пищи, 
Жил он незнаем, родился и умер безвестен? 
Всуе прияла ты дар красоты от Киприды, 
Сафо-певица! Музы сей дар отравили: 
Юноша гордый певицы чудесной не любит, 
С девой простой он делит ложе Гимена; 
Твой же брачный одр -- пучина Левкада. 
Бранный Эсхил! напрасно на камне чужбины 
Мнишь упокоить главу, обнаженную Хроном: 
С смертью в когтях орел над нею кружится. 
Старец Софокл! умирай -- иль, несчастней Эдипа, 
В суд повлечешься детьми, прославлен безумным. 
После великих примеров себя ли напомню? 
Кроме чести, всем я жертвовал музам; 
Что ж мне наградой? -- зависть, хула и забвенье. 
Тщетно в утеху друзья твердят о потомстве; 
Люди те же всегда: срывают охотно 
Лавр с недостойной главы, но редко венчают 
Терном заросшую мужа благого могилу, 
Музы! простите навек; соха Триптолема 
Впредь да заменит мне вашу изменницу лиру. 
Здесь в пустыне, нет безумцев поэтов; 
Здесь безвредно висеть ей можно на дубе, 
Чадам Эола служа и вторя их песни". 

Сетуя, так вещал Евдор благородный, 
Сын Полимаха-вождя и лепой Дориды, 
Дщери Порфирия, славного честностью старца. 
Предки Евдора издревле в дальнем Епире 
Жили, между Додонского вещего леса, 
Града Вуфрота, и мертвых вод Ахерузы; 
Двое, братья родные, под Трою ходили: 
Старший умер от язвы в брани суровой, 
С Неоптолемом младший домой возвратился; 
Дети и внуки их все были ратные люди. 
Власть когда утвердилась владык македонских, 
Вождь Полимах царю-полководцу Филиппу, 
Сам же Евдор служил царю Александру; 
С ним от Пеллы прошел до Индейского моря. 
Бился в многих боях; но, духом незлобный, 
Лирой в груди заглушал военные крики; 
Пел он от сердца, и часто невольные слезы 
Тихо лились из очей товарищей ратных, 
Молча сидящих вокруг и внемлющих песни. 
Сам Александр в Дамаске на пире вечернем 
Слушал его и почтил нелестной хвалою; 
Верно бы, царь наградил его даром богатым, 
Если б Евдор попросил; но просьб он чуждался. 
После ж, как славою дел ослепясь, победитель, 
Клита убив, за правду казнив Каллисфена, 
Сердцем враждуя на верных своих македонян, 
Юных лишь персов любя, питомцев послушных, 
Первых сподвижников прочь отдалил бесполезных,-- 
Бедный Евдор укрылся в наследие предков, 
Меч свой и щит повесив на гвоздь для покоя; 
К сельским трудам не привыкший, лирой любезной 
Мнил он наполнить всю жизнь и добыть себе славу. 
Льстяся надеждой, предстал он на играх Эллады; 
Демон враждебный привел его! правда, с вниманьем 
Слушал народ, вполголоса хвальные речи 
Тут раздавались и там, и дважды и трижды 
Плеск внезапный гремел; но судьи поэтов 
Важно кивали главой, пожимали плечами, 
Сердца досаду скрывая улыбкой насмешной. 
Жестким и грубым казалось им пенье Евдора. 
Новых поэтов поклонники судьи те были, 
Коими славиться начал град Птолемея. 
Юноши те предтечей великих не чтили: 
Наг был в глазах их Омир, Эсхил неискусен, 
Слаб дарованьем Софокл и разумом -- Пиндар; 
Друг же друга хваля и до звезд величая, 
Юноши (семь их числом) назывались Плеядой, 
В них уважал Евдор одного Феокрита 
Судьи с обидой ему в венце отказали; 
Он, не желая врагов печалию тешить, 
Скрылся от них; но в дальнем, диком Епире, 
Сидя у брега реки один и прискорбен, 
Жалобы вслух воссылал на муз и на Фива. 

Ночь расстилала меж тем священные мраки, 
Луч вечерней зари на западе меркнул, 
В небе безоблачном редкие искрились звезды, 
Ветр благовонный дышал из кустов, и порою 
Скрытые в гуще ветвей соловьи окликались. 
Боги услышали жалобный голос Евдора; 
Эрмий над ним повел жезлом благотворным -- 
Сном отягчилась глава и склонилась на рамо. 
Дщерь Мнемозины, богиня тогда Каллиопа 
Легким полетом снеслась от высокого Пинда. 
Образ приемлет она младой Эгемоны, 
Девы прелестной, Евдором страстно любимой 
В юные годы; с нею он сладость Гимена 
Думал вкусить, но смерти гений суровый 
Дхнул на нее -- и рано дева угасла, 
Скромной подобно лампаде, на ночь зажженной 
В хижине честной жены -- престарелой вдовицы; 
С помощью дщерей она при свете лампады 
Шелком и златом спешит дошивать покрывало, 
Редкий убор, заказанный царской супругой, 
Коего плата зимой их прокормит семейство: 
Долго трудятся они; когда ж пред рассветом 
Третий петел вспоет, хозяйка опасно 
Тушит огонь, и дщери ко сну с ней ложатся, 
Радость семейства, юношей свет и желанье, 
Так Эгемона, увы! исчезла для друга, 
В сердце оставив его незабвенную память. 
Часто сражений в пылу об ней он нежданно 
Вдруг вспоминал, и сердце в нем билось смелее; 
Часто, славя на лире богов и ироев, 
Имя ее из уст излетало невольно; 
Часто и в снах он видел любимую деву. 
В точный образ ее богиня облекшись, 
Стала пред спящим в алой, как маки, одежде; 
Розы румянцем свежие рделись ланиты; 
Светлые кудри вились по плечам обнаженным, 
Белым как снег; и небу подобные очи 
Взведши к нему, так молвила голосом сладким: 

"Милый! не сетуй напрасно; жалобой строгой 
Должен ли ты винить богов благодатных -- 
Фива и чистых сестр, пиерид темновласых? 
Их ли вина, что терпишь ты многие скорби? 
Властный Хронид по воле своей неиспытной 
Благо и зло ив урн роковых изливает. 
Втайне ропщешь ли ты на скудость стяжаний? 
Лавр Геликона, ты знал, бесплодное древо; 
В токе Пермесском не льется злато Пактола. 
Злата искать ты мог бы, как ищут другие, 
Слепо служа страстям богатых и сильных... 
Вижу, ты движешь уста, и гнев благородный 
Вспыхнул огнем на челе... о друг, успокойся: 
Я не к порочным делам убеждаю Евдора; 
Я лишь желаю спросить: отколе возникнул 
В сердце твоем сей жар к добродетели строгой, 
Ненависть к злу и к низкой лести презренье? 
Кто освятил твою душу? -- чистые музы. 
С детства божественных пчел питаяся медом, 
Лепетом отрока вторя высокие песни, 
Очи и слух вперив к холмам Аонийским, 
Горних благ ища, ты дольние презрел: 
Так, если ветр утихнет, в озере светлом 
Слягут на дно песок и острые камни, 
В зеркале вод играет новое солнце, 
Странник любуется им и, зноем томимый, 
В чистых струях утоляет палящую жажду, 
Кто укреплял тебя в бедствах, в ударах судьбины, 
В горькой измене друзей, в утрате любезных? 
Кто врачевал твои раны? -- девы Парнаса. 
Кто в далеких странах во брани плачевной, 
Душу мертвящей видом кровей и пожаров, 
Ярые чувства кротил и к стону страдальцев 
Слух умилял? -- они ж, аониды благие, 
Печной подобно кормилице, ласковой песнью 
Сон наводящей и мир больному младенцу. 
Кто же и ныне, о друг, в земле полудикой, 
Мглою покрытой, с областью Аида смежной, 
Чарой мечты являет очам восхищенным 
Роскошь Темпейских лугов и величье Олимпа? 
Всем обязан ты им и счастлив лишь ими. 
Судьи лишили венца--утешься, любезный: 
Мид-судия осудил самого Аполлона. 
Иль без венцов их нет награды поэту? 
Ах! в таинственный час, как гений незримый 
Движется в нем и двоит сердца биенья, 
Оком объемля вселенной красу и пространство, 
Ухом в себе внимая волшебное пенье, 
Жизнию полн, подобной жизни бессмертных, 
Счастлив певец, счастливейший всех человеков. 
Если Хрон, от власов обнажающий темя, 
В сердце еще не убил священных восторгов, 
Пой, Евдор, и хвались щедротами Фива. 
Или... страшись: беспечных музы не любят. 
Горе певцу, от кого отвратятся богини! 
Тщетно, раскаясь, захочет призвать их обратно: 
К неблагодарным глухи небесные девы". 

Смолкла богиня и, белым завесясь покровом, 
Скрылась от глаз; Евдор, востревожен виденьем, 
Руки к нему простирал и, с усилием тяжким 
Сон разогнав, вскочил и кругом озирался. 
Робкую шумом с гнезда он спугнул голубицу: 
Порхнула вдруг и, сквозь частые ветви спасаясь, 
Краем коснулась крыла висящия лиры: 
Звон по струнам пробежал, и эхо дубравы 
Сребряный звук стенаньем во тьме повторило. 
"Боги! -- Евдор воскликнул, -- сон ли я видел? 
Тщетный ли призрак, ночное созданье Морфея, 
Или сама явилась мне здесь Эгемона? 
Образ я видел ее и запела; но тени 
Могут ли вспять приходить от полей Перзефоны? 
Разве одна из богинь, несчастным утешных, 
В милый мне лик облеклась, харитам подобный?.. 
Разум колеблется мой, и решить я не смею; 
Волю ж ее я должен исполнить святую". 

Так он сказал и, лиру отвесив от дуба, 
Путь направил в свой дом, молчалив и задумчив. 

Всего стихотворений: 8