Иван Иванович Козлов (1779-1840)

• Биография Ивана Козлова
• Стихотворения Ивана Козлова по темам

Все стихотворения Ивана Козлова на одной странице

- Оглавление -

      Романс

Меня жестокие бранят,
Меня безумной называют,
Спокойной, смирной быть велят,
Молиться богу заставляют.
О, здесь, далеко от своих...
Покой бежит очей моих;
В чужой, угрюмой стороне
Нет сил молиться богу мне!

Но (будь я там, где Дон родной
Шумит знакомыми волнами,
Где терем отческий, простой
В тени таится под дубами,
Там стану я покоя ждать,
Там стану бога умолять,
Чтоб, сжалясь над тоской моей,
Он мне конец послал скорей.

О, как мне, бедной, не тужить!
Ты, радость, и меня манила;
И я обиралась в свете жить,
Была мила ему, любила,
И в церковь божью вся в цветах
Пошла с румянцем на щеках;
И помню то, что с женихом
И я стояла под венцом.

Но гибнет радость навсегда;
К беде, к слезам я пробудилась, -
И ясная любви звезда
В кровавом облаке затмилась!
Сокрылся мой приветный свет,
Его ищу - его уж нет!
Ах, улетая, ангел мой,
Что не взял ты меня с собой!

                (А. С. Пушкину)

      But I have lived and have not lived in vain*

Среди Альбиона туманных холмов,
В долине, тиши обреченной,
В наследственном замке, под тенью дубов,
Певец возрастал вдохновенный.
И царская кровь в вдохновенном текла,
И золота много судьбина дала;
Но юноша, гордый, прелестный,
Высокого сана светлее душой,
Казну его знают вдова с сиротой,
И звон его арфы чудесный.

И в бурных порывах всех чувств молодых
Всегда вольнолюбье дышало,
И острое пламя страстей роковых
В душе горделивой пылало.
Встревожен дух юный; без горя печаль
За призраком тайным влечет его вдаль -
И волны под ним зашумели!
Он арфу хватает дрожащей рукой,
Он жмет ее к сердцу с угрюмой тоской, -
Таинственно струны звенели.

Скитался он долго в восточных краях
И чудную славил природу;
Под радостным небом в душистых лесах
Он пел угнетенным свободу;
Страданий любви исступленной певец,
Он высказал сердцу все тайны сердец,
Все буйных страстей упоенья;
То радугой блещет, то в мраке ночном
Сзывает он тени волшебным жезлом -
И грозно-прелестны виденья.

И время задумчиво в песнях текло;
И дивные песни венчали
Лучами бессмертья младое чело, -
Но мрака с лица не согнали.
Уныло он смотрит на свет и людей;
Он бурно жизнь отжил весною своей,
Надеждам он верить страшится;
Дум тяжких, глубоких в нем видны черты;
Кипучая бездна огня и мечты,
Душа его с горем дружится.

Но розы нежнее, свежее лилей
Мальвины красы молодые,
Пленительны взоры сапфирных очей
И кудри ее золотые;
Певец, изумленный, к ней сердцем летит,
Любви непорочной звезда им горит, -
Увядшей расцвел он душою;
Но злоба шипела, дышала бедой, -
И мгла, как ужасный покров гробовой,
Простерлась над юной четою.

Так светлые воды, красуясь, текут
И ясность небес отражают;
Но, встретя каменья, мутятся, ревут
И шумно свой ток разделяют.
Певец раздражился, но мстить не хотел,
На рок непреклонный с презреньем смотрел;
Но в горести дикой, надменной
И в бешенстве страсти, в безумьи любви
Мученьем, отрадой ему на земли -
Лишь образ ее незабвенный!

И снова он мчится по грозным волнам;
Он бросил магнит путеводный,
С убитой душой по лесам, по горам
Скитаясь, как странник безродный.
Он смотрит, он внемлет, как вихри свистят,
Как молнии вьются, как громы гремят
И с гулом в горах умирают.
О вихри! о громы! скажите вы мне:
В какой же высокой, безвестной стране
Душевные бури стихают?

С полночной луною беседует он,
Минувшее горестно будит;
Желаньем взволнован, тоской угнетен,
Клянет, и прощает, и любит.
"Безумцы искали меня погубить,
Все мысли, все чувства мои очернить;
Надежду, любовь отравили,
И ту, кто была мне небесной мечтой,
И радостью сердца, и жизни душой, -
Неправдой со мной разлучили.

И дочь не играла на сердце родном!
И очи ее лишь узрели...
О, спи за морями, спи ангельским сном
В далекой твоей колыбели!
Сердитые волны меж нами ревут, -
Но стан и молитвы отца донесут...
Свершится!.. Из ранней могилы
Мой пепел поднимет свой глас неземной,
И с вечной любовью над ней, над тобой
Промчится мой призрак унылый!"

Страдалец, утешься! - быть может, в ту
Как грозная буря шумела,
Над той колыбелью, где спит твоя дочь,
Мальвина в раздумье сидела;
Быть может, лампады при бледных лучах,
Знакомого образа в милых чертах
Искала с тоскою мятежной, -
И, сходство заметя любимое в ней,
Мальвина, вздыхая, младенца нежней
Прижала к груди белоснежной!

Но брань за свободу, за веру, за честь
В Элладе его пламенеет,
И слава воскресла, и вспыхнула месть, -
Кровавое зарево рдеет.
Он первый на звуки свободных мечей
С казною, и ратью, и арфой своей
Летит довершать избавленье;
Он там, он поддержит (в борьбе роковой
Великое дело великой душой -
Святое Эллады спасенье.

И меч обнажился, и арфа звучит,
Пророчица дивной свободы;
И пламень священный ярчее горит,
Дружнее разят воеводы.
О край песнопенья и доблестных дел,
Мужей несравненных заветный предел -
Эллада! Он в час твой кровавый
Сливает свой жребий с твоею судьбой!
Сияющий гений горит над тобой
Звездой возрожденья и славы.

Он там!.. он спасает!.. и смерть над певцом!
И в блеске увянет цвет юный!
И дел он прекрасных не будет творцом,
И смолкли чудесные струны!
И плач на Востоке... и весть пронеслась,
Что даже в последний таинственный час
Страдальцу былое мечталось:
Что будто он видит родную страну,
И сердце искало и дочь и жену, -
И в небе с земным не рассталось!

* Но что ж? я жил, и жил недаром (англ.)

В часы отрадной тишины
Не знают сна печальны очи;
И призрак милой старины
Теснится в грудь со мраком ночи;

И живы в памяти моей
Веселье, слезы юных дней,
Вся прелесть, ложь любовных снов,
И тайных встреч, и нежных слов,
И те красы, которых цвет
Убит грозой - и здесь уж нет!
И сколько радостных сердец
Блаженству видели конец!

Так прежнее ночной порою
   Мою волнует грудь,
И думы, сжатые тоскою,
   Мешают мне уснуть.
Смотрю ли вдаль - одни печали;
Смотрю ль кругом - моих друзей,
Как желтый лист осенних дней,
Метели бурные умчали.

Мне мнится: с пасмурным челом
Хожу в покое я пустом,
В котором прежде я бывал,
Где я веселый пировал;
Но уж огни погашены,
Гирлянды сняты со стены,
Давно разъехались друзья,
И в нем один остался я.

И прежнее ночной порою
   Мою волнует грудь,
И думы, сжатые тоскою,
   Мешают мне уснуть!

Когда над сонною рекой
В тумане месяц красный всходит
И путник робкою стопой
По сельскому кладбищу бродит,
И если там случайно он
Знакомца камень повстречает, -
То, в думу тихо погружен,
Бывалое воспоминает.

Ах! так и ты, друг милый мой,
В тот час, как грусть тебя коснется
И взору, полному тоской,
Мое здесь имя попадется,
Ты мертвым уж считай меня.
Чем жизнь цветет, мне миновалось;
Лишь верь тому, что у тебя
Мое здесь сердце всё осталось.

        Фантазия

                        П.А. Плетневу

Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо Брента - протекала,
Серебримая луной;
Отражен волной огнистой
Блеск прозрачных облаков,
И восходит пар душистый
От зеленых берегов.

Свод лазурный, томный ропот
Чуть дробимыя волны,
Померанцев, миртов шепот
И любовный свет луны,
Упоенья аромата
И цветов и свежих трав,
И вдали напев Торквата
Гармонических октав -

Всё вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком.

Что же, что не видно боле
Над игривою рекой
В светло-убранной гондоле
Той красавицы младой,
Чья улыбка, образ милый
Волновали все сердца
И пленяли дух унылый
Исступленного певца?

Нет ее: она тоскою
В замок свой удалена;
Там живет одна с мечтою,
Тороплива и мрачна.
Не мила ей прелесть ночи,
Не манит сребристый ток,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

Но густее тень ночная;
И красот цветущий рой,
В неге страстной утопая,
Покидает пир ночной.
Стихли пышные забавы,
Всё спокойно на реке,
Лишь Торкватовы октавы
Раздаются вдалеке.

Вот прекрасная выходит
На чугунное крыльцо;
Месяц бледно луч наводит
На печальное лицо;
В русых локонах небрежных
Рисовался легкий стан,
И на персях белоснежных
Изумрудный талисман!

Уж в гондоле одинокой
К той скале она плывет,
Где под башнею высокой
Море бурное ревет.
Там певца воспоминанье
В сердце пламенном живей,
Там любви очарованье
С отголоском прежних дней.

И в мечтах она внимала,
Как полночный вещий бой
Медь гудящая сливала
С вечно-шумною волной.
Не мила ей прелесть ночи,
Душен свежий ветерок,
И задумчивые очи
Смотрят томно на восток.

Тучи тянутся грядою,
Затмевается луна;
Ясный свод оделся мглою;
Тма внезапная страшна.
Вдруг гондола осветилась,
И звезда на высоте
По востоку покатилась
И пропала в темноте.

И во тме с востока веет
Тихогласный ветерок;
Факел дальний пламенеет, -
Мчится по морю челнок.
В нем уныло молодая
Тень знакомая сидит,
Подле арфа золотая,
Меч под факелом блестит.

Не играйте, не звучите,
Струны дерзкие мои:
Славной тени не гневите!..
О! свободы и любви
Где же, где певец чудесный?
Иль его не сыщет взор?
Иль угас огонь небесный,
Как блестящий метеор?

Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом,
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.

Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!

Давно, прелестная графиня,
Давно уж я в долгу у вас;
Но песнопения богиня -
Поверьте мне - не всякий раз
Летает с нами на Парнас.
Мне, право, с музами беседы
Труднее, чем для вас победы!
Вам стоит бросить взгляд один -
И тьма поклонников явится,
Унынье в радость превратится,
И сам Киприды резвый сын
Опустит крылья, усмирится
И, коль угодно, согласится
По свету больше не порхать,
Чтоб только с вами обитать!

Соедини все дарованья,
Вы вместе все очарованья
В себе умели съединить.
Хотите ль нас обворожить
Прелестным даром Терпсихоры,
Летая легким ветерком, -
Отвсюду к вам сердца и взоры
Летят и явно, и тайком;
Или, победы в довершенье,
Раздастся сладостное пенье,
Как нежны треля соловья, -
Ваш голос в душу проникает,
Мечты минувши обновляет,
И скорбь, и радость бытия.

Мне, право, с музами беседы
Труднее, чем для вас победы!
Поэт с унылою душой,
Бездомный странник в здешнем мире,
Почтит ли вас своей хвалой
На дремлющей забвенной лире!
Примите ж в слабых сих словах
Усердье, вместо вдохновенья,
И дань душевного почтенья
В не лестных, истинных стихах.

"Прости, прости, мой край родной!
   Уж скрылся ты в волнах;
Касатка вьется, ветр ночной
   Играет в парусах.
Уж тонут огненны лучи
   В бездонной синеве...
Мой край родной, прости, прости!
   Ночь добрая тебе!

Проснется день; его краса
   Утешит божий свет;
Увижу море, небеса, -
   А родины уж нет!
Отцовский дом покинул я;
   Травой он зарастет;
Собака верная моя
   Выть станет у ворот.

Ко мне, ко мне, мой паж младой!
   Но ты дрожишь как лист?
Иль страшен рев волны морокой?
   Иль ветра - буйный свист?
Не плачь: корабль мой нов; плыву
   Уж я не в первый раз;
И быстрый сокол на лету
   Не перегонит нас".

- "Не буйный ветр страшит меня,
   Не шум угрюмых волн;
Но не дивись, сир Чальд, что я
   Тоски сердечной полн:
Прощаться грустно было мне
   С родимою, с отцом;
Теперь надежда вся в тебе
   И в друге... неземном.

Не скрыл отец тоски своей,
   Как стал благословлять;
Но доля матери моей -
   День плакать, ночь не спать".
- "Ты прав, ты прав, мой паж младой!
   Как сметь винить тебя?
С твоей невинной простотой,
   Ах, плакал бы и я!

Но вот и кормщик мой сидит,
   Весь полон черных дум.
Иль буйный ветр тебя страшит?
   Иль моря грозный шум?"
- "Сир Чальд, не робок я душой,
   Не умереть боюсь;
Но я с детьми, но я с женой
   Впервые расстаюсь!

Проснутся завтра на заре
   И дети и жена;
Малютки спросят обо мне,
   И всплачется она!"
- "Ты прав, ты прав! И как пенять,
   Мой добрый удалец!
Тебе нельзя не горевать:
   И муж ты и отец!

Но я... Ах, трудно верить мне
   Слезам прелестных глаз!
Любовью новою оне
   Осушатся без нас.
Лишь тем одним терзаюсь я,
   Не в силах то забыть,
Что нет на свете у меня,
   О ком бы потужить!

И вот на темных я волнах
   Один, один с тоской!..
И кто же, кто по мне в слезах
   Теперь в стране родной?
Что ж рваться мне, жалеть кого?
   Я сердцем опустел,
И без надежд, и без всего,
   Что помнить я хотел.

О мой корабль! с тобой я рад
   Носиться по волнам;
Лишь не плыви со мной назад
   К родимым берегам!
Далеко на скалах, в степи
   Приют сыщу себе;
А ты, о родина, прости!
   Ночь добрая тебе!"

Заря погасла; ветерки
В поляне дуют меж кустами,
Срывают ландыш, васильки -
И вместе с алыми цветами,
Подобно пестрым мотылькам,
Кружа, разносят по лугам.
Так изумруды, аметисты,
Жемчуг и яхонты огнисты
Небрежно резвою рукой
С лилейных пальцев, в час ночной
Ложася спать, полунагие,
Роняют девы молодые.

Когда пробьет печальный час
   Полночной тишины
И звезды трепетно горят,
   Туман крутом луны, -

Тогда, задумчив и один,
   Спешу я к роще той,
Где, милый друг, бывало, мы
   Бродили в тьме ночной.

О, если в тайной доле их
   Возможность есть душам
Слетать из-за далеких звезд
   К тоскующим друзьям, -

К знакомой роще ты слетишь
   В полночной тишине
И дашь мне весть, что в небесах
   Ты помнишь обо мне!

И, думой сердца увлечен,
   Ту песню я пою,
Которой, друг, пленяла ты
   Мечтательность мою.

Унылый голос ветерок
   Разносит в чуткой тме,
В поляне веет, и назад
   Несет его ко мне.

А я... я верю... томный звук
   От родины святой -
На песнь любимую ответ
   Души твоей младой.

Луч ясный играет на светлых водах,
Но тма под сияньем и холод в волнах;
Младые ланиты румянцем горят,
Но черные думы дух юный мрачат.

Есть думы о прежнем; их яд роковой
Всю жизнь отравляет мертвящей тоской;
Ничто не утешит, ничто не страшит,
Не радует радость, печаль не крушит.

На срубленной ветке так вянет листок;
Напрасно в дубраве шумит ветерок
И красное солнце льет радостный свет, -
Листок зеленеет, а жизни в нем нет!

Любви и жизни на расцвете
Вся прелесть радости земной
Тебя пленяет в шумном свете
Своею радужной мечтой;

И если звук волнений страстных
И сердца горестный напев
Встревожит мир долин прекрасных
И нежный хор блестящих дев, -

Не сетуй; но, услыша пенье
Разбитых бурею пловцов,
Благослови уединенье
Твоих Приютинских лесов!

Моим стихам смеешься ты,
Тебя я забавляю
И вздорные мои мечты
От сердца посвящаю.
Вот стансы, в коих толку нет:
Вводи ты правду в белый свет,
Гони порок в изгнанье,
Быть добрым, милым продолжай,
Надеждой будь Совета;
Стихи мои хоть в печь бросай,
Но другом будь поэта.

Оплот неприступный гранитных хребтов.
В державном величьи с рожденья веков,
Неровные груды разбросанных гор,
Так дерзко под небом дивящие взор,
Приюты морозов и снежных громад,
Где буря грохочет, ревет водопад;
Крутые стремнины, где римский орел
Дивился, как Смелый по безднам прошел,
Вершины ужасной священной красы,
Примите меня вы за лоно грозы,
Высоко, далеко, в том мраке густом,
Где в тайной беседе душа с божеством!

                   В.А. Жуковскому

Лети со мной к Италии прелестной,
Эфирный друг, фантазия моя!
Земля любви, гармонии чудесной,
Где радостей веселая семья
Взлелеяна улыбкою небесной,
Италия, Торкватова земля,
Ты не была, не будешь мною зрима,
Но как ты мной, прекрасная, любима!

Мне видятся полуденные розы,
Душистые лимонные леса,
Зеленый мирт и виноградны лозы,
И синие, как яхонт, небеса.
Я вижу их - и тихо льются слезы...
Италия, мила твоя краса,
Как первое любви младой мечтанье,
Как чистое младенчества дыханье.

С высот летят сияющие воды,
Жемчужные - над безднами горят;
Таинственных видений хороводы
Прозрачные - вкруг гор твоих кипят;
Твои моря, не зная непогоды,
Зеленые - струятся и шумят;
Воздушный пир - твой вечер благодатный
С прохладою и негой ароматной.

Луна взошла, а небосклон пылает
Последнею багряною зарей;
Высокий свод безоблачно сияет,
Весь радужной подернут пеленой;
И яркий луч, сверкая, рассыпает
Блеск розовый над сонною волной;
Но гаснет он под ризою ночною,
Залив горит, осеребрен луною.

И я несусь волшебными крилами
К развенчанной царице волн морских:
Там звук октав с любовью и мечтами
При сладостном мерцаньи звезд ночных;
Там Байрон пел; там бродит меж гробами
Тень грозная свободы дней былых;
Там в тишине как будто слышны стоны
Пленительной, невинной Десдемоны.

Но вдруг печаль, Италия, стеснила
Души восторг и светлые мечты;
Слезами ты и кровью искупила
Дар пагубный чудесной красоты;
Она к тебе рать буйную манила
Угрюмых гор с туманной высоты;
И враг - твой бич, и гордый избавитель -
Не мирный друг, но хищный притеснитель. {*}
{* Наполеон.}

А ты прими от сердца завещанье,
Певец, Орфей полуночной страны!
Ты будешь зреть тех волн очарованье
И нежный блеск над Брентою луны,
И вспомнишь ты дум пламенных мечтанье
И юных лет обманутые сны.
О, в сладкий час, душою посвященный
Друзьям живым и праху незабвенной,

Когда в пылу сердечных упоений
Ты звонких струн таинственной игрой
Сольешь, о друг, ряд северных видений
С небесною Италии красой,
И, может быть, в толпе родных явлений
Промчусь и я, как призрак, над тобой, -
Скажи земле певца Ерусалима,
Как мной была прекрасная любима!

Ты видала, как играет
Солнце раннею порой
И лилея расцветает,
Окропленная росой.

Ты слыхала, как весною
Соловей в ночи поет,
Как с бесценною тоскою
Он раздумье в душу льет.

Под черемухой душистой
Часто взор пленялся твой
Блеском радуги огнистой
Над прозрачною рекой.

Так твое воспоминанье,
Твой пленительный привет
Для сердец очарованье
И прекрасного завет.

Но, с увядшею душою,
Между радостных друзей
Как предстану пред тобою
С лирой томною моей?

Хоть порой с мечтами младость
И блестит в моих очах
И поется мною радость
На задумчивых струнах, -

В поле так цветок мелькает
Вместе с скошенной травой;
Так свет лунный озаряет
Хладный камень гробовой.

Лишь желать, молить я смею:
Да надежд прелестных рой
Вьется вечно над твоею
Светло-русой головой.

В свете гостья молодая,
Жизнью весело играй;
Бурям издали внимая,
Обо мне воспоминай!

                             А.С. Пушкину

   Отрада есть во тме лесов дремучих;
   Восторг живет на диких берегах;
   Гармония слышна в волнах кипучих,
   И с морем есть беседа на скалах.
   Мне ближний мил; но там, в моих мечтах,
   Что я теперь, что был - позабываю;
   Природу я душою обнимаю,
   Она милей; постичь стремлюся я
Всё то, чему нет слов, но что таить нельзя.

   Теки, шуми, о море голубое!
   Несметный флот ничто твоим волнам;
   И человек, губящий всё земное,
   Где твой предел, уже страшится сам.
   Восстанешь ты - и горе кораблям,
   И бич земли, путь дерзкий означая
   Бедой своей, как капля дождевая,
   Идет на дно, где скрыт его и след, -
И он не в саване, не в гробе, не отпет.

   Твои поля злодей не завоюет;
   Твои стези не для его шагов;
   Свободно ты: лишь бездна забушует,
   И тот пропал, что б сушу был готов
   Поработить. Его до облаков,
   Дрожащего, с презреньем ты бросаешь, -
   И вдруг, резвясь, в пучину погружаешь;
   И вопит, он: где пристань! о гранит
Его ударишь ты - и век он там лежит.

   Бросающий погибель и оковы,
   Огонь и смерть из челюсти своей,
   Рушитель сил, левиафан дубовый,
   Гроза твердынь, народов и царей -
   Игрушкою бунтующих зыбей,
   И с тем, кто в нем надменно в бой летает,
   Кто, бренный сам, владеть тобой мечтает;
   Подернуло ты пеной бурных вод
Армаду гордую и Трафальгарский флот.

   Предел держав, твой берег изменился:
   Где Греция, и Рим, и Карфаген?
   Свободный, он лишь волн твоих страшился;
   Но, сильных раб и жертва перемен,
   Пришельцев здесь, там диких носит плен;
   Его везде неволя утомила
   И сколько царств в пустыни иссушила!
   Твоя лазурь, веков отбросив тень,
Всё та ж - млада, чиста, как в первобытный день.

   Ты зеркалом Всесильному сияешь,
   Он зрит в тебе при бурях образ свой.
   Струишься ль ты, бунтуешь иль играешь,
   Где твердый лед, и там, где пылкий зной,
   Ты, океан, чудесен красотой,
   Таинственный, бездонный, бесконечный!
   Незримого престол, как небо вечный,
   Времен, пространств заветный властелин,
Течешь ты, страшный всем, глубокий и один.

     Стансы на Кавказ и Крым

Мечтатель пламенный, любимец вдохновенья!
Звучит ли на горах волшебный лиры глас?
Хиосского слепца внимал ли песнопенья
           Восторженный Кавказ?

Ты зрел, с какой красой власть чудныя природы
Громады диких скал венчает ярким льдом,
Как благодатные в долинах хлещут воды
           Кипучим серебром!

Там в синих небесах снега вершин сияют,
Над безднами висит пурпурный виноград,
И тучи под тобой, клубяся, застилают
           Ревущий водопад.

Ты видишь, между скал как рыщет горный житель,
Черкес, отважный друг свободы и коня,
Там, где прикован был к утесу похититель
           Небесного огня.

Но доле роковой Титан не покорился,
Лишь громовержца он надменно укорял;
Страдальцу гордому разгневанный дивился,
           И гром в руке дрожал.

Иль, друг, уже теперь в объятьях тихой лени
Вечернею зарей ты смотришь на Салгар,
На сладострастные Таврические сени,
           На радужный эфир?

Там северный певец в садах Бахчисарая
Задумчиво бродил, мечтами окружен;
Там в сумраке пред ним мелькнула тень младая -
           И струн раздался звон.

Ты слышал, как фонтан шумит во тме полночной,
Как пламенно поет над розой соловей, -
Но сладостный фонтан и соловей восточный
           Не слаще, не звучней!..

Быть может, давних дней воспоминанья полный
И видя, как суда несутся по зыбям,
Ты думой тайною стремишься через волны
           К далеким берегам,

Чьи башни гордые с двурогими лунами
К лазурным небесам так дерзко вознеслись,
Где плещет Геллеспонт, где дремлют над струями
           И мирт и кипарис?

В их темной зелени на лоне вод белеет
Гарем с решетками и кровлей золотой,
И нежный аромат от роз огнистых веет
           С прохладою ночной.

Ах, ясный неба свод, и шум валов сребристых,
И розы пышные, и мирные леса,
И нега томная ночей твоих душистых,
           И дев твоих краса -

Ничто, прелестный край, ничто народ суровый
Не в силах укротить! Он с каждым днем грозней,
И мчат твоим сынам и гибель и оковы
           Армады кораблей.

Но меч, свободы меч, блеснул ужасным блеском;
С ним бог: уж он разит врагов родной земли,
И, огненным столбом взлетая к небу с треском,
           Пылают корабли.

Их пламень осветил пучину роковую,
И рдеет зарево во мраке черных туч,
И вещего певца на урну гробовую
           Упал багровый луч...

О радость, радость, что же ты
Нам скоро изменяешь
И сердца милые мечты
Так рано отнимаешь!

Зачем, небесная, летишь
Пернатою стрелою
И в мраке бедствия горишь
Далекою звездою!

Зачем же прелестью своей
Ты льешь очарованье
И оставляешь... светлых дней
Одно воспоминанье!

Минувшее с твоей мечтой
Как в душу ни теснится,
Его бывалой красотой
Душа не оживится.

Дух пылкий ею увлечен,
Дни счастья вспоминая;
Тревожит сердца тяжкий сой,
Тоски не услаждая.

Так месяц светит над рекой,
В струях ее играет.
И блеск сребристо-золотой
Над ними рассыпает;

Река в сияньи пламя льет,
Горит его лучами -
И в море темное течет
Холодными волнами.

Как вводишь радость ты с собой,
То сердце будто рассмеется;
В нем и а приветный голос твой
Родное что-то отзовется;
Подвластна грусть моя тебе,
Ее ты услаждать умеешь;
Но ты, Светлана, обо мне
Ты слишком много сожалеешь.
То правда, жизнь отравлена,
Мое напрасно сердце билось,
Мне рано отцвела весна,
И солнце в полдень закатилось;
Хотя неумолимый рак
Обременил меня тоскою
И мой беспарусный челнок
Разбит свирепою волною;
Хотя мне мрачность суждена
И мне поля не зеленеют,
Не серебрит поток луна
И розы боле не алеют, -
Но что же делать? В жизни сей
Я не совсем всего лишился,
И в пламенной груди моей
Еще жар чувства сохранился.
Пускай печаль крушит меня
И слезы часто проливаю -
Но, ах! не вовсе отжил я,
Еще люблю, еще мечтаю,
Моей жены, моих детей
Душа умеет дознаваться,
И мне не надобно очей,
Чтоб ими сердцем любоваться.
Когда ж мысль черная найдет
И в будущем меня стращает, -
Увы! что сердцу милых ждет?
И что им рок приготовляет?
Как (вспомню, что моих детей
Судьба жестокая пустила
По грозной прихоти морей
Без кормчего и без ветрила, -
Как за корабль бесценный мой
Невольно чувства замирают!
Туда я возношусь душой,
Откуда звезды нам сияют:
Да милосердый наш отец
Вонмет несчастного моленье
И за терновый мой венец
Невинным даст благословенье! -
И скоро исчезает страх,
Молитва сердце согревает,
И вдруг на радужных лучах"
Надежда с верою слетает.
И ты, и ты, ночная тень,
Рассеешься, пройдут туманы, -
И расцветет мой ясный день,
День светлый, как душа Светланы.
И в оный час, как у него
Прощенья книга разогнется, -
Быть может, благостью его,
В ней имя и мое найдется, -
И я соединю в одно
Всё то, что столько сердцу мило,
Все чувства вместе, чем оно
Страдало, радовалось, жило.
С какою сладостью тогда
Мы насладимся счастьем вечным!
И ты, Светлана, навсегда
Там будешь другом мне сердечным!

К чему вам, струны, радость петь?
Звучите мне тоской мятежной!
Как мне веселое терпеть?
Боюсь, не верю песни нежной.
Она любви пролетным сном
Звучит обманутой надеждой.
Как вспомнить, думать мне о том,
Что я теперь и что был прежде?

Чей голос в струны радость лил,
Той нет, - и нет очарованья!
Один напев теперь мне мил:
Надгробный стон и вопль страданья;
В нем отзыв наших вместе дней.
С тех пор, как ты уж прахом стала,
Нестройство для души моей
То, в чем гармония бывала.

Всё тихо; но и в тишине
Слух ловит песни незабвенной;
Невольно слышен голос мне,
Давно молчанью обреченный.
Смятенный дух тревожит он:
Засну ли - сонного пленяет;
Тоска ль отгонит дивный сон -
Напев с мечтой не улетает.

Мечтою Тирзу навсегда
Любви оставила могила.
В волнах дрожавшая звезда
Блеск нежный от земли склонила.
Но кто во мраке грозных туч
Проходит жизни путь ужасный,
Тот ищет всё звезды прекрасной,
Ему бросавшей светлый луч.

Решусь - пора освободиться
От мрачной горести моей,
Вздохнуть в последний раз, проститься
С любовью, с памятью твоей!
Забот и света я чуждался,
И не для них был создан я;
Теперь же с радостью расстался:
Каким бедам страшить меня?

Хочу пиров, хочу похмелья;
Бездушным в свете стану жить;
Со всеми рад делить веселья,
Ни с кем же горя не делить.
То ль было прежнею порою!
Но счастье жизни отнято:
Здесь в мире брошен я тобою,
Ничто уж ты - и всё ничто.

Улыбка - горю лишь угроза,
Из-под нее печаль видней:
Она - как на гробнице роза.
Мученье сжатое сильней.
Хоть меж друзей в беседе шумной
Невольно чаша оживит,
Весельем вспыхнет дух безумный,
Но сердце томное прустит.

Взойдет, бывало, месяц полный
Над кораблем в тиши ночной;
Он серебрит Эгейски волны, -
А я, к тебе стремясь душой,
Любил мечтать, что взор твой милый
Теперь пленяет та ж луна.
О Тирза! над твоей могилой
Тогда светила уж она.

В часы бессонные недуга,
Как яд кипел, волнуя кровь,
"Нет, - думал я, - страданьем друга
Уж не встревожится любовь!"
Ненужный дар тому свобода,
Кто в узах жертва дряхлых лет;
Хоть воскресит меня природа, -
К чему? - тебя в живых уж нет!

Когда любовь и жизнь так новы,
В те дни залог мне дан тобой:
Печали краской рок суровый
Мрачит его передо мной.
Навек той сердце охладело,
Кем было всё оживлено;
Мое без смерти онемело,
Но чувства мук не лишено.

Залог любви, печали вечной,
Прижмись, прижмись к груди моей;
Будь стражем верности сердечной
Иль сердце грустное убей!
В тоске не гаснет жар мятежный,
Горит за сенью гробовой,
И к мертвой пламень безнадежный
Святее, чем любовь к живой.

О! если в мир зазвездный тот,
Что над подлунною землею,
Душа навек перенесет
Любовь чистейшую с собою;
Когда и там сердца горят
И прежних чувств не забывают,
И очи то же, так же зрят,
Но только слез не проливают, -
Приветствуем тогда мы вас,
Непостижимые селения,
Тогда и страшный смерти час
Страдальцу часом услаждения. -
Свергая бремя жизни в прах,
Летим с надеждою сердечной,
Что исчезает скорби страх
В сияньях благости превечной.

Когда в пределах вечной тмы
Стопою робкой приступаем,
То по себе ль тоскуем мы,
Слезящий взор назад бросаем, -
Не смерть, разлука нам страшна -
Одной лишь ею дух мятется,
И связь сердец не прервана,
Хотя цепь жизни уже рвется.
Пребудем с верою святой,
Что прежних чувств мы не забудем
И с кем делимся здесь душой,
И там душой делиться будем;
Что, вод бессмертия испив,
И благостью всещедрой силы
Мы, сердце с сердцем съединив,
И там друг другу будем милы.

Туман далекий затмевает
Былую радость навсегда,
И только взор еще пленяет
Одна прекрасная звезда;
   Но звезды прелестью своей -
   Лишь блеск один во тме ночей.

Когда б ты в гробе охладела,
Уснула непробудным оном, -
Тобой тоска б моя владела,
Жила бы в сердце ты моем;
   Но, ах! собою свет пленя,
   Ты в нем живешь не для меня!

Иль сладость нежности сердечной,
О Эмма! можно позабыть?
Тому, что гибнет, что не вечно,
О Эмма! как любовью быть?
   Ужель огонь ее святой
   Исчезнет, будто жар земной!

О Киев-град, где с верою святою
Зажглася жизнь в краю у нас родном,
Где светлый крест с Печерскою главою
Горит звездой на небе голубом,
Где стелются зеленой пеленою
Поля твои в раздолье золотом
И Днепр-река, под древними стенами,
Кипит, шумит пенистыми волнами!

Как часто я душой к тебе летаю,
О светлый град, по сердцу мне родной!
Как часто я в мечтах мой взор пленяю
Священною твоею красотой!
У Лаврских стен земное забываю
И над Днепром брожу во тме ночной:
В очах моих всё русское прямое -
Прекрасное, великое, святое.

Уж месяц встал; Печерская сияет;
Главы ее в волнах реки горят;
Она душе века напоминает;
Небесные там в подземелье спят;
Над нею тень Владимира летает;
Зубцы ее о славе говорят.
Смотрю ли вдаль - везде мечта со мною,
И милою всё дышит стариною.

Там витязи сражались удалые,
Могучие, за родину в полях;
Красою здесь цвели княжны младые,
Стыдливые, в высоких теремах,
И пел Баян им битвы роковые,
И тайный жар таился в их сердцах.
Но полночь бьет, звук меди умирает;
К минувшим дням еще день улетает.

Где ж смелые, которые сражались,
Чей острый меч как молния сверкал?
Где та краса, которой все пленялись,
Чей милый взгляд свободу отнимал?
Где тот певец, чьим пеньем восхищались?
Ах, вещий бог на всё мне отвечал!
И ты один под башнями святыми
Шумишь, о Днепр, волнами вековыми!

Мне говорят: "Она поет -
И радость тихо в душу льется,
Раздумье томное найдет,
В мечтанья сладком сердце бьется;

И то, что мило на земли,
Когда поет она - милее,
И пламенней огонь любви,
И всё прекрасное святее!"

А я, я слез не проливал,
Волшебным голосом плененный;
Я только помню, что видал
Певицы образ несравненный.

О, помню я, каким огнем
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!

И помню звук ее речей,
Как помнят чувство дорогое;
Он слышится в душе моей,
В нем было что-то неземное.

Она, она передо мной,
Когда таинственная лира
Звучит о Пери молодой
Долины светлой Кашемира.

Звезда любви над ней горит,
И - стан обхвачен пеленою -
Она, эфирная, летит,
Чуть озаренная луною;

Из лилий с розами венок
Небрежно волосы венчает,
И локоны ее взвевает
Душистой ночи ветерок.

Твоя безоблачная младость
Цветет пленительной красой;
Ты улыбаешься, как радость,
Ясна и взором и душой.

Рукой ли белой и послушной
По звонким струнам пробежишь
Иль стройно в резвости воздушной
Кружишься, вьешься и летишь, -

Ты радугой горишь пред нами;
Она так блещет летним днем
И разноцветными огнями
Играет в небе голубом.

Но в те часы, как ты снимаешь
Венок из розовых цветов
И с милой томностью внимаешь
Мечтам задумчивых певцов, -

Как ты младенческой душою,
Участница в чужих бедах,
Грустишь невинною тоскою,
И слезы ангела в очах...

О, так в саду росою чистой
Лилея нежная блестит,
Когда луна дветок душистый
Сияньем томным серебрит!

В полях блестящий серп зеленых нив не жнет;
Янтарный виноград, в ту пору, как цветет,
     Не должен хищных рук бояться;
А я лишь начала, красуясь, расцветать...
И пусть мне суждено слез много проливать,
     Я с жизнью не хочу расстаться.

Смотри, мудрец, на смерть с холодною душой!
Я плачу, и молюсь, и жду, чтоб надо мной
     Сквозь тучи звезды проглянули.
Есть дни ненастные, но красен божий свет;
Не каждый сот душист; такого моря нет,
     Где б ветры бурные не дули.

Надежда светлая и в доле роковой
Тревожит грудь мою пленительной мечтой,
     Как ни мрачна моя темница.
Так вдруг, освободясь от пагубных сетей,
В поля небесные счастливее, быстрей
     Летит дубравная певица.

Мне рано умирать: покой дарит мне ночь,
Покой приносит день, его не гонят прочь
     Ни страх, ни совести укоры.
И здесь у всех привет встречаю я в очах,
Улыбку милую на пасмурных челах
     Всегда мои встречают взоры.

Прекрасный, дальний путь еще мне предстоит,
И даль, в которую невольно всё манит,
     Передо мной лишь развернулась;
На радостном пиру у жизни молодой
Устами жадными до чаши круговой
     Я только-только что коснулась.

Я видела весну; хочу я испытать
Палящий лета зной, и с солнцем довершать
     Теченье жизни я желаю.
Лилея чистая, краса родных полей,
Я только видела блеск утренних огней;
     Зари вечерней ожидаю.

О смерть, не тронь меня! Пусть в мраке гробовом
Злодеи бледные с отчаяньем, стыдом
     От бедствий думают скрываться;
Меня ж, невинную, ждет радость на земли,
И песни нежные, и поцелуй любви:
     Я с жизнью не хочу расстаться.

Так в узах я слыхал, сам смерти обречен,
Прелестной узницы и жалобы и стон, -
     И думы сердце волновали.
Я с лирой соглашал печальный голос мой,
И стон и жалобы страдалицы младой
     Невольно струны повторяли.

И лира сладкая, подруга тяжких дней,
Быть может, спрашивать об узнице моей
     Заставит песнию своею.
О! знайте ж: радости пленительней она;
И так же, как и ей, конечно, смерть страшна
     Тому, кто жизнь проводит с нею.

       Ирландская мелодия

На брань летит младой певец,
   Дней мирных бросил сладость;
С ним меч отцовский - кладенец,
   С ним арфа - жизни радость.
"О, песней звонких край родной,
   Отцов земля святая,
Вот в дань тебе меч острый мой,
   Вот арфа золотая!"

Певец пал жертвой грозных сеч;
   Но, век кончая юный,
Бросает в волны острый меч
   И звонкие рвет струны.
"Любовь, свободу, край родной,
   О струны, пел я с вами!
Теперь как петь в стране вам той,
   Где раб звучит цепями?"

Когда и мрак, и сон в полях,
   И ночь разлучит нас,
Меня, мой друг, невольный страх
   Волнует каждый раз.

Я знаю, ночь пройдет одна,
   Наутро мы с тобой;
Но дума втайне смущена
   Тревожною тоской.

О, как же сердцу не грустить!
   Как высказать печаль, -
Когда от тех, с кем мило жить,
   Стремимся в темну даль;

Когда, быть может, увлечет
   Неверная судьба
На целый месяц, целый год,
   Быть может - навсегда!

Не бил барабан перед смутным полком,
   Когда мы вождя хоронили,
И труп не с ружейным прощальным огнем
   Мы в недра земли опустили.

И бедная почесть к ночи отдана;
   Штыками могилу копали;
Нам тускло светила в тумане луна,
   И факелы дымно сверкали.

На нем не усопших покров гробовой,
   Лежит не в дощатой неволе -
Обернут в широкий свой плащ боевой,
   Уснул он, как ратники в поле.

Недолго, но жарко молилась творцу
   Дружина его удалая
И молча смотрела в лицо мертвецу,
   О завтрашнем дне помышляя.

Быть может, наутро внезапно явясь,
   Враг дерзкий, надменности полный,
Тебя не уважит, товарищ, а нас
   Умчат невозвратные волны.

О нет, не коснется в таинственном сне
   До храброго дума печали!
Твой одр одинокий в чужой стороне
   Родимые руки постлали.

Еще не свершен был обряд роковой,
   И час наступил разлученья;
И с валу ударил перун вестовой,
   И нам он не вестник сраженья.

Прости же, товарищ! Здесь нет ничего
   На память могилы кровавой;
И мы оставляем тебя одного
   С твоею бессмертною славой.

Господь тебя благослови,
Младенец наш новорожденный!
Цвети в его святой любви,
Семье в отраду обреченный.
   Спи, спи, малютка наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

Да колыбель твою всегда
Хранит он благостью своею,
Надежды яркая звезда,
Зажгися радостно над нею.
   Спи, спи, малютка наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

Своим на счастье расцветай,
Невинный, милый и прелестный!
Нас всех родными ты считай,
Нам всем подарок ты небесный.
   Баю, малютка наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

И как цветок, краса полей,
Родимый край собой пленяет,
Так сердце матери твоей
С тобою вместе расцветает.
   Баю, малютка наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

И светлые веселья дни,
Младенец, к нам с тобой слетели,
Толпой приветною они
К твоей теснятся колыбели.
   Баю, малютка наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

И нежно в очередь тебя
И дружба, и любовь качают,
Тебе сон сладостный, дитя,
Они с улыбкой напевают.
   Баю, младенец наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

Цвети, младенец наш, цвети!
Расти играть и веселиться,
И в жизнь прекрасную лети,
Как к солнцу мотылек стремится.
   Баю, младенец наш родной,
   Спи, ангел божий над тобой!

          Графине З.И. Лепцельтерн

Над темным заливом, вдоль звучных зыбей
     Венеции, моря царицы,
Пловец полуночный в гондоле своей
     С вечерней зари до денницы
Рулем беззаботным небрежно сечет
     Ленивую влагу ночную;
Поет он Ринальда, Танкреда поет,
     Поет Эрминию младую;
Поет он по сердцу, сует удален,
     Чужого суда не страшится,
И, песней любимой невольно пленен,
     Над бездною весело мчится.
И я петь люблю про себя, в тишине,
     Безвестные песни мечтаю,
Пою, и как будто отраднее мне,
     Я горе мое забываю,
Как ветер ни гонит мой бедный челнок
     Пучиною жизни мятежной,
Где я так уныло и так одинок
     Скитаюсь во тме безнадежной...

Не на земле ты обитаешь,
Любовь, незримый серафим;
Но верой мы к тебе горим,
И чье ты сердце сокрушаешь
Огнем томительным страстей,
Тот веры мученик твоей.
Но кто ты, что ты? Наше зренье
К тебе никак не долетит.
Тебя, любовь, воображенье
По тайной прихоти творит.
Так небеса мечтой любимой
Оно умеет населять,
И думам образы давать,
И пыл души неутолимой,
Усталой, сжатой и крушимой,
В ее порывах услаждать.

Прости! уж полночь; над луною,
Ты видишь, облако летит;
Оно туманной пеленою
Сиянье нежное мрачит.

Я мчуся вдаль, мой парус веет,
Шумит разлучница волна, -
Едва ли прежде прояснеет
На своде пасмурном луна.

И я, как облако густое,
Тебя, луна моя, затмил;
Я горем сердце молодое
И взор веселый омрачил.

Твой цвет, и радостный и нежный,
Моей любовью опален;
Свободна ты, - мой жар мятежный
Забудь скорей, как страшный сон!

Не увлекись молвою шумной!
Убило светлые мечты
Не то, что я любил безумно,
Но что не так любила ты.

Прости - не плачь! уже редеет
Туман пред ясною луной,
Взыграло море, парус веет -
И я в челнок бросаюсь мой.

    Баллада
      
"О конь мой борзый, ночь темна;
Холодный ветер в поле веет,
Горит кровавая луна,
Сосновый бор кругом чернеет!
      
Не знаю сам, но тайный страх
Уж третью ночь меня смущает;
Невольно слезы на очах,
Невольно сердце замирает.
      
Могу ль забыть: в последний раз
Едва со мной она простилась,
Как в белом тень прошла меж нас,
Звезда полночная скатилась.
      
Скачи, мой конь, лети скорей!
О, если к милой я домчуся, -
Тогда, клянусь, тогда я с ней
На миг один не разлучуся!"
      
И конь, как из лука стрела,
Летит, летит; вдали кладбище,
И тайна свято облегла
Мятежной жизни пепелище.
      
В кустах мерцает блеск огня,
Несется тихо звук унылый;
И путник бросился с коня...
Над свежею ее могилой.

Настала ночь. Небесный свод в звездах
Изображен в серебряных волнах;
Едва струясь, прозрачные бегут,
И навсегда, как радость, утекут.
Бессмертные огни с родных высот
Красуются в стекле волшебных вод.
Приманчив вид тенистых берегов,
И нет для пчел прелестнее цветов;
Могла б в венке Диана их носить;
Могла б любви невинность подарить.
Меж них реки игривая струя
Бежит, блестит и вьется, как змея.
Всё так светло, такая тишина,
Хоть дух явись - с ним встреча не страшна.
Как быть вреду? Бродить не станет злой
В таких садах, в такой красе ночной.
Подобный час для добрых сотворен.
Так Лара мнил, и в замок молча он
Идет скорей: ему прекрасный вид
О прежних днях невольно говорит,
О той стране, где свод небес ясней,
Светлей луна, ночь тихая милей,
О тех сердцах... Нет, нет: шуми над ним,
Бушуй, гроза! Он, дерзкий, нещадим,
Душою тверд, но, светлая красой,
Такая ночь смеется над душой.

Вступил он в зал, весь полный тишины;
Тень длинная мелькнула вдоль стены;
Портреты там людей минувших лет,
Доброт, злодейств, других остатков нет;
Преданий дым и темный овод, где прах
С пороками, грехами спит в гробах,
Полустолбцы, ведущие до нас
Из века в век сомнительный рассказ,
Укор, хвалу - вот всё, и чем древней
Тех хартий ложь, тем с правдою сходней.
Там ходит он и смотрит, а луна
В готическом отверстии окна
Видна ему, и блеск бежит струей
На пол из плит, на потолок с резьбой,
И образа на стеклах расписных
Молящихся угодников святых
В таинственных видениях луной
Оживлены, но жизнью неземной.
Кудрей густых цвет черный, мрак чела
И зыбкий склон широкого пера
Дают ему весь ужас мертвецов,
Всё страшное, всё тайное гробов.

Уж полночь бьет; лампада чуть горит;
Ей будто жаль, что тма при ней бежит.
Все спят - но чу!.. у Лары слышен клик,
И звук, и стон, и вопль, и страшный крик;
Ужасный громкий крик - и смолкнул он...
Чей ярый вопль так дико рушит сон?
Вскочили все, бодрятся и дрожат,
И помощь дать на зов к нему летят,
Кой-как мечи схватили второпях,
И факелы не все горят в руках.

Хладнее плит лежит он недвижим,
Бледней луны, играющей над ним,
И брошен меч, почти уж не в ножнах;
Сверх сил людских, знать, был сей дивный страх;
Но он был тверд. Строптивый мрачный лик
Грызет вражда, хоть ужас в грудь проник.
Лежит без чувств; но могут ли таить
Его уста желание убить!
Угроза в них с роптаньем замерла
Иль гордости отчаянной хула;
Полусмежась, глаза его хранят
В их мутной тме бойца суровый взгляд;
И этот взгляд, заметный часто в нем,
Оцепенел в покое роковом.
Очнулся - вот... он дышит, говорит;
Багровый цвет в щеках темно горит;
Красней уста; он взор кругом водил,
И тускл, и дик, и с дрожью приходил
Опять в себя. Но он не на своем
Заговорил наречии родном;
Звук слов мудрен; одно понять могли,
Что звуки те - язык чужой земли.
И было так; но та, с кем говорит...
Ах, нет ее - к ней речь не долетит!

Подходит паж; он странный смысл речей
Как будто знал; но из его очей,
Из бледных щек нетрудно угадать,
Что тайну слов один не мог оказать,
Другой открыть. Казалось, будто он
Тем, что сбылось, почти не удивлен;
Склонясь к нему, на языке чужом
Он отвечал, быть может, на своем;
А тот внимал, как нежно паж младой
Гнал мрак с души, встревоженной мечтой.
Но был ли он грозой повержен в страх?
Ему ль беда страшна в одних мечтах!

В бреду ль он был иль вправду что узрел,
Забыл иль нет; но тайну он умел
На сердце взять; и с новою зарей
Опять он бодр и телом, и душой;
Духовника не позвал, ни врачей,
Не изменил осанки и речей;
В урочный час, как прежде, всё пошло;
Не веселей, не пасмурней чело;
Все тот же он; и если разлюбил
Ночную тень, равно он утаил
То от рабов, которых трепет, взгляд
О диве их, об ужасе твердят.
Они с тех пор бледнее и вдвоем,
Минуя зал, проходят через дом:
Зыбучий флаг, пол звучный, скрип дверей,
Обоев шум, и ветра в тме ночей
Унывный вой, и мышь ли пролетит,
Густая ль тень лип темных задрожит -
Всё страшно им, когда печальной мглой
Вдоль диких стен обляжет мрак ночной.

        (Из Ламартина)

                              Посвящается А. И. Тургеневу

                              And other day came back to me
                              With recollected music...

                                            Lord Byron

Носимы бурею - в тумане край прибрежный -
Мы в мрачность вечную стремимся навсегда
И в океан веков наш якорь ненадежный
            Не бросим никогда!
Река! и год один успел лишь миноваться,
А та, с которой я здесь сиживал вдвоем,
Уж боле не придет тобою любоваться
            На берегу крутом.
Ты так же и тогда шумела под скалами,
Волнами грозными плескала в берег сей,
И ветер бушевал, и брызги жемчугами
            Летели прямо к ней.
Припомни: раз мы с ней вечернею порою
Здесь плыли; смолкло всё, и ветерок не дул,
От весел лишь гребцов над звучною волною
            Носился ровный гул.
Вдруг голос ангельский и берег, изумляя,
И волны сонные заставил слух иметь,
И милая моя, мне руку пожимая,
            В раздумье стала петь:
     "О время, не спеши! летишь ты, и с собою
            Мчишь радость жизни сей;
     Дай насладиться нам минутной красотою
            Любви прелестных дней.
     Несчастных много здесь, склонись на их моленья -
            Для них и пролетай,
     С их днями уноси сердец их огорченья;
            Счастливцев - забывай!
     Но жалобам моим ты мчишься, не внимая:
            Летит стрелою день;
     Помедлить ночь прошу, - денница ж золотая
            Ночную гонит тень.
     Ах! будем же любить: дни счастья скоротечны,
            Как дым их легкий след!
     Без пристани мы здесь, а время бесконечно
            Течет - и нас уж нет..."
Минуты радости, где с милою мечтою,
Как полная струя, нам счастие лилось,
Что мчитесь вы от нас с такой же быстротою,
            Как дни тоски и слез?
И вот уже для нас и след их исчезает,
И нет уж их совсем, и нет их навсегда!
Их время даст, возьмет, но ах! - не возвращает
            Нам больше никогда.
О, вечность страшная, о, таинства творенья!
Куда ж деваются минувши наши дни,
И душ святой восторг, и сердца упоенья? -
            Воротятся ль они?..
Река, пещера, холм, и мрак в тени древесной,
Которых рок щадит иль может оживлять! -
Старайтесь ночь сию, старайся, мир прелестный,
            Во всем напоминать!
Ревешь ли бурею или течешь лениво, -
Пусть память всё об ней, река, в тебе живет,
И в камнях, и в дубах, смотрящихся спесиво
            В лазури светлых вод!
Вей ею, ветерок, украдкой пролетая;
Волна, шуми о ней, плескайся в брегах;
О ней грусти, луна, свой лик изображая
            В серебряных струях!
Тростник ли стал роптать, иль вихорь завывает,
Иль лег душистый пар над влажностью твоей, -
Пусть сердцу всё, во всем, везде напоминает
            Любовь минувших дней!


* И знакомый мотив напомнил мне былое... Лорд Байрон (англ.).

                                Князю П.А. Вяземскому

Ночь. Манфред один. Тень в виде молодой
        прекрасной женщины поет:

       Когда луна сребрит поток,
       И червь, светясь, в траве трепещет,
       И на кладбище огонек,
       А влажный пар в болотах блещет;
       Когда вой сов тревожит лес,
       И звезды падают с небес,
       И ветерок в унылой тме
       Меж листьев дремлет на холме, -
       В тот час и с властью и с клеймом
       На сердце лягу я твоем.

       Сон крепкий очи и сомкнет,
       Но дух твой смутный не уснет.
       Есть тени - им не исчезать,
       Есть думы - их не отогнать.
       В твоей написано судьбе,
       Чтоб одному не быть тебе.
       Как бы одет в туман густой,
       Как обвит в саван гробовой,
       Так будешь жить обворожен,
       Безвестной власти покорен.

       Хоть невидимкой буду я,
       Твой взор почувствует меня,
       Как то, что прежнею порой
       И было, и опять с тобой;
       И, в тайном ужасе твоем
       (Когда посмотришь ты кругом, -
       Ты удивишься, что уж я
       Пропала, как и тень твоя;
       И будешь ты от всех таить,
       Под чьею властью должен жить.

       Волшебным словом ты клеймен,
       В купель проклятья погружен;
       Эфирный дух тебя схватил,
       Тебя он сетью окружил.
       И голос есть у ветерка,
       И веет с ним к тебе тоска.
       Спокойной ночи тишина
       Тебе в отраду не дана,
       А днем есть солнце над тобой,
       Еще страшнее тмы ночной.

       Из слез твоих мной извлечен
       Сок страшный, - смерть вливает он;
       В нем та кровь черная твоя,
       Что в черном сердце у тебя;
       С улыбки сорвана твоей
       Змея, клубящаяся в ней;
       И чары взяты с уст твоих, -
       Отрава вся таилась в них.
       Теперь на деле видно мне,
       Что яд сильнейший был в тебе.

       За мрачный дух твоих коварств,
       За бездны тайные лукавств,
       За кротость ложную очей,
       Змею-улыбку, яд речей,
       За дар твой дивный убедить,
       Что с сердцем ты, что мог любить,
       За твой к чужим страданьям хлад,
       За то, что Каину ты брат, -
       Ты властью обречен моей
       Носить твой ад в душе твоей.

       Фиал в руках, - уже я лью
       Проклятье на главу твою;
       И ты покоя не найдешь,
       И не уснешь, и не умрешь,
       И смерти будешь ты желать,
       Страшась всечасно умирать;
       Но вот уж ты обворожен,
       Незвучной цепью окружен;
       И сердцем и умом страдай.
       Свершились чары. Увядай!

          Lorsque  je  sens  le  rezeda,  je  crois
     d'abord  entendre  un  son,  puis il me semble
     voir une forme. 
          (Когда  я  ощущаю  запах  резеды,  мне
     кажется,  что  я  сначала  слышу звук, а потом
     вижу форму (франц.). - Ред.)

Друг, ты прав: хотя порой,
Достигая бед забвенья,
Мы, в груди стеснив волненья,
Дремлем томною душой,
Невзначай в мечте воздушной
Отзыв прежнего слетит,
И предмет нам равнодушный
Память сердца воскресит.
Неожиданно, случайно
Потрясет душевной тайной
Летний вечер, звук, цветок,
Песня, месяц, ручеек,
Ветер, море - и тоскою
Всё опять отравлено;
Как бы молнийной струею
Снова сердце прожжено.

И той тучи мы не знаем,
Вдруг откуда грянул гром;
Лишь томимся и страдаем;
Мрак и ужасы кругом:
Призрак страшный, неотступный
Образует в думе смутной
Холод дружбы, сон любви,
Ту, с кем радость погребли,
Всё, о чем мы тосковали,
Что любили, потеряли,
Чем был красен божий свет,
Всё, чего для нас уж нет.

Взгляни, взгляни, как роза расцветает
В тиши родной, стыдлива и нежна;
Чуть развилась, себя полускрывает,
Прелестней тем, чем менее видна.
Вот, обнажась, во всей красе блистает;
Вдруг, томная, не та уже она;
Не тот цветок, который, пышно рдея,
Был юношам и девам всех милее.

Навек, увы, навек от нас умчится
Пролетным днем цвет юности живой!
Зеленый май к долинам возвратится,
Но уж для нас не быть весны другой.
Срывай цветок скорей, пока не тмится
Меж близких туч час утра золотой;
Спеши любить в те дни невозвратимы,
Когда, любя, мы можем быть любимы!

              Княгине З.А. Волконской

То не кукушка в роще темной
Кукует рано на заре -
В Путивле плачет Ярославна,
Одна, на городской стене;

  "Я покину бор сосновый,
  Вдоль Дуная полечу,
  И в Каяль-реке бобровый
  Я рукав мой обмочу;
  Я домчусь к родному стану,
  Где кипел кровавый бой,
  Князю я обмою рану
  На груди его младой".

                     В Путивле плачет Ярославна,
                     Зарей, на городской стене:

  "Ветер, ветер, о могучий,
  Буйный ветер! что шумишь?
  Что ты в небе черны тучи
  И вздымаешь и клубишь?
  Что ты легкими крылами
  Возмутил поток реки,
  Вея ханскими стрелами
  На родимые полки?"

                     В Путивле плачет Ярославна,
                     Зарей, на городской стене:

  "В облаках ли тесно веять
  С гор крутых чужой земли,
  Если хочешь ты лелеять
  В синем море корабли?
  Что же страхом ты усеял
  Нашу долю? для чего
  По ковыль-траве развеял
  Радость сердца моего?"

                     В Путивле плачет Ярославна,
                     Зарей, на городской стене;

  "Днепр мой славный! ты волнами
  Скалы половцев пробил;
  Святослав с богатырями
  По тебе свой бет стремил, -
  Не волнуй же, Днепр широкий,
  Быстрый ток студеных вод,
  Ими князь мой черноокий
  В Русь святую поплывет".

                     В Путивле плачет Ярославна,
                     Зарей, на городской стене;

  "О река! отдай мне друга -
  На волнах его лелей,
  Чтобы грустная подруга
  Обняла его скорей;
  Чтоб я боле не видала
  Вещих ужасов во сне,
  Чтоб я слез к нему не слала
  Синим морем на заре".

                     В Путивле плачет Ярославна,
                     Зарей, на городской стене:

  "Солнце, солнце, ты сияешь
  Всем прекрасно и светло!
  В знойном поле что сжигаешь
  Войско друга моего?
  Жажда луки с тетивами
  Иссушила в их руках,
  И печаль колчан с стрелами
  Заложила на плечах".

                     И тихо в терем Ярославна
                     Уходит с городской стены.

Родина святая,
Край прелестный мой!
Всё тобой мечтая,
Рвусь к тебе душой.
Но, увы, в неволе
Держат здесь меня,
И на ратном поле
Не сражаюсь я!

День и ночь терзался
Я судьбой твоей,
В сердце отдавался
Звук твоих цепей.
Можно ль однородным
Братьев позабыть?
Ах, иль быть свободным,
Иль совсем не быть!

И с друзьями смело
Гибельной грозой
За святое дело
Мы помчались в бой.
Но, увы, в неволе
Держат здесь меня,
И на ратном ноле
Не сражаюсь я!

И в плену не знаю,
Как война горит;
Вести ожидаю -
Мимо весть летит.
Слух убийств несется,
Страшной мести след;
Кровь родная льется,
А меня там нет!

Ах, средь бури зреет
Плод, свобода, твой!
День твой ясный рдеет
Пламенной зарей!
Узник неизвестный,
Пусть страдаю я, -
Лишь бы, край прелестный,
Вольным знать тебя!

Увы! несчастлив тот, кто любит безнадежно;
Несчастнее его, кто создан не любить,
Но жизнь тому страшней, в чьем сердце пламень нежный
Погас - и кто любви не может позабыть!

На взоры наглые торгующих собой
С презреньем смотрит он, живет еще с мечтою,
Но в чистом ангеле невинность с красотой, -
Как сметь ему любить с увядшею душою!

Святое дней младых волнует дух поныне,
Но память и о них страстьми отравлена,
С надеждою навек душа разлучена,
От смертной прочь спешит и сам нейдет к богине.

В нем сердце как в степи давно забытый храм,
На жертву преданный и тленью, и грозам,
В котором мрачно всё, лишь ветр пустынный веет,
Жить боги не хотят, а человек не смеет.

В кипеньи нежности сердечной
Ты жизнью друга назвала;
Привет бесценный, если б вечно
Живая молодость цвела.
К могиле всё летит стрелою;
И ты, меня лаская вновь,
Зови не жизнью, а душою,
Бессмертной, как моя любовь.

   Гробница, я с жилицею твоей
   Как бы знаком, и веет здесь над нами
   Мелодия давно минувших дней;
   Но звук ее, как вой под облаками
   Далеких бурь с утихшими прозами,
   Уныл и свят. На камень мшистый твой
   Сажуся я. Мой дух опять мечтами
   Смущен, горит, и снова предо мной
Весь ужас гибели, след бури роковой.

   Но что ж, когда б из выброшенных прежде
   И тлеющих обломков корабля
   Я маленький челнок моей надежде
   И мог собрать, и в грозные моря
   Пуститься в нем, и слушать, как, шумя,
   Волна там бьет, судьба где погубила
   Что мило мне, - куда причалю я?
   Исчезло всё, чем родина манила:
Приют, надежда, жизнь, - и там, как здесь, могила.

Баллада

                            А.А. Воейковой

Мила Брайнгельских тень лесов;
   Мил светлый ток реки;
И в поле много здесь цветов
   Прекрасным на венки.

Туманный дол сребрит луна;
   Меня конь борзый мчит:
В Дальтонской башне у окна
   Прекрасная сидит.

Она поет: "Брайнгельских вод
   Мне мил приветный шум;
Там пышно луг весной цветет,
   Там рощи полны дум.

Хочу любить я в тишине,
   Не царский сан носить;
Там на реке милее мне
   В лесу с Эдвином жить".

- "Когда ты, девица-краса,
   Покинув замок, свой,
Готова в темные леса
   Бежать одна со мной,

Ты прежде, радость, угадай,
   Как мы в лесах живем;
Каков, узнай, тот дикий край,
   Где мы любовь найдем!"

Она поет: "Брайнгельских вод
   Мне мил приветный шум;
Там пышно луг весной цветет,
   Там рощи полны дум.

Хочу любить я в тишине,
   Не царский сан носить;
Там на реке милее мне
   В лесу с Эдвином жить.

Я вижу борзого коня
   Под смелым ездоком:
Ты царский ловчий, - у тебя
   Рог звонкий за седлом".

- "Нет, прелесть! Ловчий в рог трубит
   Румяною зарей,
А мой рожок беду звучит,
   И то во тме ночной".

Она поет: "Брайнгельских вод
   Мне мил приветный шум;
Там пышно луг весной цветет,
   Там рощи полны дум;

Хочу в привольной тишине
   Тебя, мой друг, любить;
Там на реке отрадно мне
   В лесу с Эдвином жить.

Я вижу, путник молодой,
   Ты с саблей и ружьем;
Быть может, ты драгун лихой
   И скачешь за полком".

- "Нет, гром литавр и трубный глас
   К чему среди степей?
Украдкой мы в полночный час
   Садимся на коней.

Приветен шум Брайнгельских вод
   В зеленых берегах,
И мил в них месяца восход.
   Душистый луг в цветах;

Но вряд прекрасной не тужить,
   Когда придется ей
В глуши лесной безвестно жить
   Подругою моей!

Там чудно, чудно я живу, -
   Так, видно, рок велел;
И смертью чудной я умру,

   И мрачен мой удел.

Не страшен так лукавый сам,
   Когда пред черным днем
Он бродит в поле по ночам
   С блестящим фонарем;

И мы в разъездах удалых,
   Друзья неверной тмы,
Уже не помним дней былых
   Невинной тишины".

Мила Брайнгельских тень лесов;
   Мил светлый ток реки;
И много здесь в лугах цветов
   Прекрасным на венки.

                          А. И. Тургеневу

Из мрачных северных лесов,
С восточных дальних берегов,
Сыны отваги и свободы,
Стремятся дикие народы
С двойной секирою, пешком,
В звериной коже, с булавами,
И на конях с копьем, с стрелами,
И череп вражий за седлом.
Дошли; рассыпались удары,
Клубится дым, горят пожары,
Стон тяжкий битвы заглушал,
И Рим, колосс держанный, пал;
Порочный пал он, жертва мщенья, -
И шумно ветры разнесли
Ужасный гром его паденья
В концы испуганной земли.
Но туча грозная народов
С небесным гневом пронеслась,
И пыль от буйных переходов
В полях кровавых улеглась.
Навеки мертвое молчанье
Сменило вопли и стенанье.
Уже паденья страшный гул
В пустыне горестной уснул;
В тумане зарево не рдеет,
И черный дым уже редеет;
Яснеет мгла; с печальных мест
Вдали стал виден светлый крест.
Другие люди, вера, нравы,
Иной язык, права, уставы,
Чистейший мир, рожденный им,
Явился вдруг чудесно с ним, -
И проповедники святые
На пепелища роковые
Пришли с Евангельем в руках,
И меж развалин на могилы
Воссели, полны тайной силы;
Горела истина в очах;
Глас тихий, скорбных утешитель,
Небесной воли возвеститель,
Вселенной жизнь другую дал;
Так их божественный учитель
По вере мертвых воскрешал.

Есть тихая роща у быстрых ключей;
И днем там и ночью поет соловей;
Там светлые воды приветно текут,
Там алые розы, красуясь, цветут.
В ту пору, как младость манила мечтать,
В той роще любила я часто гулять;
Любуясь цветами под тенью густой,
Я слышала песни - и млела душой.

Той рощи зеленой мне век не забыть!
Места наслажденья, как вас не любить!
Но с летом уж скоро и радость пройдет,
И душу невольно раздумье берет:
"Ах! в роще зеленой, у быстрых ключей,
Всё так ли, как прежде, поет соловей?
И алые розы осенней порой
Цветут ли всё так же над светлой струей?"

Нет, розы увяли, мутнее струя,
И в роще не слышно теперь соловья!
Когда же, красуясь, там розы цвели,
Их часто срывали, венками плели;
Блеск нежных листочков хотя помрачен,
В росе ароматной их дух сохранен.
И воздух свежится душистой росой;
Весна миновала - а веет весной.

Так памятью можно в минувшем нам жить
И чувств упоенья в душе сохранить;
Так веет отрадно и поздней порой
Бывалая прелесть любви молодой!
Не вовсе же радости время возьмет:
Пусть младость увянет, но сердце цветет.
И сладко мне помнить, как пел соловей,
И розы, и рощу у быстрых ключей!

          Элегия

   Рассталась я с тяжелым сном,
   Не встретясь с радостной мечтою;
   Я вместе с утренней зарею
   Была на холме луговом.
Запела птичка там над свежими кустами;
В душистой рощице привольно ей летать;
Вдруг с кормом нежно к ней стремится...
            верно, мать -
   И залилася я слезами.
Ах! мне не суждено, как птичке молодой,
В тиши безвестной жить у матери родной.
Дуб мирное гнездо от бури укрывает;
Приветный ветерок его там колыхает;
А я, бедняжка, что имею на земли?
   И колыбели я не знала;
У храма сельского когда меня нашли,
   На камне голом я лежала.
Покинутая здесь, далеко от своих,
Не улыбалась я родимой ласке их.
Скитаюся одна; везде чужие лицы;
   Слыву в деревне сиротой.
Подружки лет моих, окружных сел девицы,
   Стыдятся звать меня сестрой.
И люди добрые сиротку не пускают;
На вечеринках их нет места мне одной;
   Со мною, бедной, не играют
Вкруг яркого огня семенною игрой.
Украдкой песням я приманчивым внимаю;
И перед сладким сном, в ту пору, как детей
Отец, благословя, прижмет к груди своей,
Вечерний поцелуй я издали видаю.

   И тихо, тихо в храм святой
   Иду я с горькими слезами;
   Лишь он сиротке не чужой,
   Лишь он один передо мной
   Всегда с отверстыми дверями.
И часто я ищу на камне роковом
Следа сердечных слез, которые на нем,
   Быть может, мать моя роняла,
Когда она меня в чужбине оставляла.
Одна между кустов, в тени берез густых,
Где спят покойники под свежею травою,
   Брожу я с тягостной тоскою;
   Мне плакать не о ком из них -
   И между мертвых и живых
   Везде, везде я сиротою.
   Уже пятнадцать раз весна
   В слезах сиротку здесь встречает;
   Цветок безрадостный, она
   От непогоды увядает.
Родная, где же ты? Увидимся ль с тобой?
Приди; я жду тебя всё так же сиротою -
И всё на камне том, и всё у церкви той,
   Где я покинута тобою!

Ветер выл, гроза ревела,
Месяц крылся в облаках,
И река, клубясь, шумела
В омраченных берегах.
И, встревожена тоскою,
Эвелина слезы льет:
"Ах, теперь грозой ночною
Милый по морю плывет!"

Долго бедная молилась
Пред иконою святой;
Робкой думою носилась
Над пучиною морской.
Бьет на башне час полночи,
И внезапно тайный сон
Ей смежил печальны очи,
И замолк тяжелый стон.

Спит она - но дух унылый
И во сне тревожит страх:
Всё корабль ей снится милый
На бунтующих волнах;
И казалось, что летает
Тань знакомая над ней
И как будто бы вещает:
"О невеста, слез не лей!"

Голос друга незабвенный...
Сердце верное дрожит;
Смотрит тихо: обрученный
Перед ней жених стоит;
В лике бледность гробовая,
Мутен блеск его очей,
И бежит струя морская
Из развившихся кудрей.

"О невеста, в край родимый
Я летел к тебе с мечтой
И бесценной, и любимой,
И с пылающей душой;
Но взревела надо мною
Смертоносная волна:
С нашей радостью земною
Ты навек разлучена!

Друг, страданье пронесется,
Грозный мрак не навсегда,
И над бездною зажжется
Лучезарная звезда!
О, не сетуй, что прекрасный
Жизни цвет увял в слезах!
Мы любили не напрасно:
Будем вместе в небесах!

Но - прости... уже алеет
Вам румяная заря,
Ветерок уж ранний веет,
Веет он не для меня!"
И со вздохом улетает
Тень младая от очей,
И с высот ей повторяет:
"О невеста, слез не лей!"

Любовью дух кипит к тебе, спаситель мой,
Не радостных небес желаньем увлеченный,
Не ада мрачного огнями устрашенный
И не за бездны благ, мне данные тобой!

В тебе люблю тебя; с любовию святой
Гляжу, как на кресте сын божий, утомленный,
Висит измученный, висит окровавленный,
Как тяжко умирал пред буйною толпой!

И жар таинственный мне в сердце проникает;
Без рая светлого пленил бы ты меня;
Ты б страхом был моим без вечного огня!

Подобную любовь какая цель рождает?
Душа в любви к тебе надежд святых полна;
Но так же и без них любила бы она!

В венце багровом солнце блещет,
Чуть светит робкая луна,
Фиалка под росой трепещет,
И роза юная томна.
Стоит Людмила у окна,
Златые локоны небрежно
Вкруг шеи вьются белоснежной.
Я на колена в тишине
Упал. Она сказала мне:
"Зачем так рано всё уныло,
Фиалка, и луна, и милый?"
      
Но день промчался; небосклон
Горит вечернею зарею,
И тихой, полною луною
Душистый луг осеребрен.
Росой фиалка освежилась;
Людмила у окна явилась;
Еще пышней ее наряд;
Еще светлей веселый взгляд, -
И на коленах я пред милой
Стою опять... стою унылый.
Грустил я раннею порой,
Грущу теперь во тме ночной.

Уж вечер был; я, в терем поспешая,
Неслась одна эфирною страной;
Там пленница грустила молодая,
А друг ее страдал в земле чужой.
Тебя тогда близ рощи я узрела,
И на лице румянец запылал,
Забыла я, куда, зачем летела,
И ты один сердечной думой стал.

Весны и роз царевною воздушной
Предстала вдруг пред взором я твоим;
В волненьи чувств, с надеждой простодушной
Сказала я: "О витязь, будь моим!"
Дала кольцо из радуги огнистой;
Спустилась ночь; таинственной луной
Осеребрен кругом был лес тенистый,
И целый мир исчез для нас с тобой.

Ах, в радостной обители Морганы
В каких бы ты восторгах утопал!
О, сколько б раз мой дом прозрачно-рдяный
Эфирных игр веселостью блистал!
Волшебных арф при звоне сладкострунном,
В златых лучах румяныя зари,
Являлись бы в пространстве мы подлунном
И таяли б и в неге, и в любви.

И в час, когда в полуночном молчанья
Свой нежный свет льет месяц молодой,
Слетали б мы, о друг, в его сияньи
К томящимся любовною тоской.
Иль в темну ночь над бурными волнами
Мелькали б мы в блуждающих огнях,
Горели бы приветными звездами,
Рождая жизнь в встревоженных пловцах.

Но праздностью твой пылкий дух скучает.
Прелестный друг! скучаешь ты при мне.
Вот шлем и меч: со вздохом уступает
Тебя любовь и славе, и войне!
Твоя везде! В тревоги боевые
Помчусь и я подругою твоей.
Я брошуся на стрелы роковые -
И притуплю их грудию моей!

Всего стихотворений: 54