Русская поэзия
Русские поэтыБиографииСтихи по темам
Случайное стихотворениеСлучайная цитата
Рейтинг русских поэтовРейтинг стихотворений
Угадай автора стихотворения
Переводы русских поэтов на другие языки

Русская поэзия >> Константин Сергеевич Аксаков

Константин Сергеевич Аксаков (1817-1860)


Все стихотворения Константина Аксакова на одной странице


9 февраля

Позабывши о твердом стремленьи
И закрывши от света глаза,
Я, как прежде, впадаю в волненье,
И дрожит на реснице слеза.

Снова стих я зову позабытый;
Снова рифма мне сладко звучит;
Снова голос, не вовсе убитый,
Поднялся и опять говорит.

Снова сердце, всё полное чувства,
Подымает свою старину,
Снова юность, любовь и искусство
Предстают сквозь времен пелену.

Но минута глубоко печальна;
Но не то, что бывало, в душе;
Точно в дом прихожу я опальный,
Мною виденный в полной красе,

Дом знакомый и милый мне много,
Полный жизни и счастья причуд;
Грусть и память стоят у порога
И по комнатам тихо ведут.

Но не тот уж пришедший; угрюмо
Он встречает все прошлые сны;
Не одна пронеслася в нем дума,
Потрясая души глубины.

Чувство живо, но чувство печально;
Он отрекся от счастья любви;
И он дом покидает опальный
И все грезы младые свои.

Что теснишься ты, прежняя, жадно,
Жизнь моя, в беззащитную грудь?
Мне явленье твое не отрадно;
Никогда не своротишь мой путь.

И восторг, и волненье, и слезы,
И надежда, и радость с тоской,
Ясно солнце, и частые грозы,
Освежавшие воздух собой, -

Мне печально видение ваше;
Я болезненно чувствую вас;
Из разбитой и брошенной чаши
На земле мне не пить еще раз.

Что ты рвешься, о бедное сердце?
Что ты шепчешь свои мне права?
Ты преданьем живешь староверца,
Ты твердишь всё былые слова.

Ты довольно наставшей минутой,
И, к умчавшейся жизни маня,
Прошлым счастьем, тревогой и смутой
Ты безжалостно мучишь меня.

Мне знакомую, старую повесть
Подымаешь ты тихо со дна;
Внемлет ей непреклонная совесть, -
Но тебя не осудит она.

Мне другой, и крутой и опасный,
Предстоит одинокий мне путь;
Мне не ведать подруги прекрасной,
И любовь не согреет мне грудь.

И досуг мой умолкнет веселый
Без раздела с подругой моей;
Одинок будет труд мой тяжелый,
Но его понесу я бодрей.

Глас народа зовущий я слышал,
И на голос откликнулся я.
Бодро в путь, мной избранный, я вышел;
Подвиг строго налег на меня.

И я принял на твердые плечи
Добровольно всю тяжесть труда.
Загремели призывные речи,
И призыв не прошел без следа.

Отдал я безвозвратно и смело
И любовь, и подрули привет -
За народное, земское дело,
За борьбу средь препятствий и бед.

Личной жизни блаженство мне сродно;
Всё откинул решительно я,
Взяв в замену труд жизни народной
И народную скорбь бытия.

Здесь просторно народным простором;
И ничтожен один голосок
Пред народным торжественным хором,
Как пред морем ничтожен поток.

Не от бедности сердца, пугливо,
Тех блаженств я себе не хотел;
Но их голос народа ревнивый
Осудил и оставить велел.

И не было изъято решенье
От страданья и скорби в тиши:
Незнакомо мне чувство презренья
К справедливым движеньям души.

Но слабеют и блекнут, не споря,
И любовь и все прежние сны
Перед шумом народного моря,
Пред движеньем народной волны.

Кто народу явился причастен
И кого обнимает народ,
Тот назад воротиться не властен,
Тот иди неослабно вперед.

Пусть же людям весь мир разнородный
И любви и всех радостей дан.
Счастье - им! - Я кидаюсь в народный,
Многобурный, родной океан!


1848, Москва


* * *

А прежде солнце мне светило,
Вы помните, - и всякий день
На ясный горизонт всходило,
Ночную прогоняя тень.

Его живительным сияньем
Я благодатно был согрет
И, полон тихим созерцаньем,
Так радостно глядел на свет.

О, как я счастлив был! - Ужели
Не грезы, не мечты одни,
А наяву и в самом деле
Такие промелькнули дни?

Есть существа; свет солнца ясный,
Веселый день - противны им,
Их мучит злобы яд ужасный,
Их радость - зло творить другим,

Они-то собирают тучи,
Они смущают мир полей,
И гонит бури вихрь могучий
Блаженство зыбкое людей.

Гроза настала, солнце скрылось,
И мрачно небо надо мной,
Но в этом мраке мне светилась
Надежда ясной полосой.

О солнце, скрыт твой свет прекрасный!
Увижу ли тебя я вновь
Опять торжественным и ясным,
Без этих тяжких облаков!


23 июня 1838, Кенигсберг


А. В. Г.

Чем в этот час в своей деревне дальней
Вы заняты? Что делаете вы?
Сидите ли, задумавшись печально,
Отдалены от суетной молвы,
Иль, веселы прекрасною душою,
Смеетесь вы над бурей и грозою?

Но знайте, здесь, в Москве, от вас далеко
Есть человек, который помнит вас
И образ ваш хранит в душе глубоко
И слышит ваш давно умолкший глас.

Он не забыл прелестных дней былого,
Минувшего он счастья не забыл,
И чистый пламень чувства неземного
В своем он сердце свято сохранил!


1834


А.Н. Попову

Перед поездкой его в чужие края в 1842 году

Вы едете, оставя за собой
Родную Русь с ее привольем и пространством,
С ее младою, девственной красой,
С ее живым нарядом и убранством,
С ее надеждой, верой - и Москвой.
Знакомиться с германскою столицей
Спешите вы - за длинной вереницей
Пустых людей, которых нам не жаль
(Их поделом взяла чужая даль!),
Таких людей чуждаетесь вы сами.

Итак, Берлин предстанет перед вами,
Где так сиял и закатился ум,
Где, говорят, идет и брань и шум.
Там жил герой Германии последний, -
Торжественный прощальный жизни цвет!
Свой дивный путь, в теченье многих лет,
Прошел он всех славнее и победней.
С ним рыцарей воскресли времена,
Железная в нем вновь проснулась сила,
Дивилася ему его страна,
Его рука тяжелая страшила.
Германский дух доспех ему сковал,
Невиданный, огромный, непробивный;
Им облечен, могучий, он стоял,
Смиряя всех своею силой дивной.
И нет его; доспех его лежит,
Оставленный в добычу поколенья, -
И вкруг него, ведя войну, шумит
Толпа пигмеев, жадная движенья.
Доспех у них, но нет могучих сил,
Но нет руки, оружием владевшей,
Но нет того, который бы взложил
И бодро нес доспех осиротевший!
Пусть силятся я рвутся сгоряча
Хоть по частям схватить убранство боя:
Им не поднять тяжелого меча,
Не сдвинуть им оружия героя!
И крик и брань в стране возникли той,
Движенье там и шумно и нестройно,
И жизнь в своей минуте роковой
Торопятся, волнуясь беспокойно.
Туда теперь вам долгий путь лежит...

Средь шумного, тревожного движенья
Вас не обманет жизни ложный вид,
Не увлечет вас сила разрушенья.
Пусть часто там, на стороне чужой.
Мечтаются вам образы родные...
Высоко Кремль белеет над рекой,
Блестят кресты и главы золотые;
Колокола гудят - и торжества
Священного исполнен звук обильный,
И внемлет им надежды, веры сильной
И жизни полная Москва!


19 апреля 1842, Москва


Акростих

Мои мечты и силы молодые
Одной тебе я отдал, посвятя;
Судьбой своей чудесной в дни былые
Как сильно ты тревожила дитя!
Всю жизнь свою останусь я с тобою,
А ты сияй бессмертной красотою.


1840-е годы


* * *

Ангел светлый, ангел милый!
Ты зовешь, манишь меня -
За тобою, легкокрылый,
Унесусь далеко я!

Ты напевы райских песен
Рассыпаешь надо мной;
Ты поешь: мой мир чудесен,
Улетим туда со мной!..

Дух надежды, дух прелестный,
Я знавал тебя, знавал:
Ты когда-то, гость небесный,
Сон младенца навещал.

Ты поешь, и это пенье
Наполняет душу мне:
В ней тоска, в ней сожаленье
По далекой стороне.


1835, Москва


* * *

   Безмолвна Русь: ее замолкли города,
   В ней, в старину, вещавшие так сильно,
   И скрылась жизнь, кипевшая тогда
      Разнообразно и обильно.
   И не слыхать бывалых голосов!
   Но по земле великой безответно
   Несется звук командующих слов
      И множит скорби неисчетно.
   И то не речь к народу всякий раз,
   Когда гремит подобное вещанье:
   Нет, то чужой бесчувственный возглас,
      Повелевающий молчанье.
Судьба родной земли - уверить нас хотят, -
      Ее удел - не наше дело;
   Ее историю нам во дворце чертят,
   Лишь денег и людей сбирая смело.
С презрением народ и русский человек
      Клеймятся именем невежды...
Одежда русская - в наш просвещенный век -
      Есть угнетенного одежда!
Но не смущаюсь я: стоит, к соблазнам глух,
      Народ великий в древней вере;
В себе, и не в одном, я слышу русский дух -
      Он распахнет темницы двери!
   Ты презрена, о русская земля!
Смеется над тобой отступников станица,
      Ты презрена, судьбу ее деля,
   Безмолвна ты, о древняя столица!
   Безмолвны вы стоите, города!
   Кругом идет чужое ликованье,
   И мнится - нет былого и следа...
   Но тот не нем, кто лишь хранит молчанье!..


1846


Борьба

Нет, наконец мои слабеют силы
В мучительной за долг борьбе.
Ты пламени во мне не потушила,
О добродетель! жертвы нет тебе!

Поклялся я, да, помню, я поклялся
Мятежный дух смирить.
Вот твой венец, я с ним навек расстался, -
Возьми его, оставь меня грешить.

Не жди теперь обетов исполненья!
Она моя:, мне твой венец смешон.
О, счастлив тот, кто в сладком упоеньи,
Как я, своим паденьем не смущен.

Червь близится к прекрасному растенью,
Летит моя весна. -
Она дивится смелому решенью,
Но мне за всё наградою она.

Не верь, мой друг, в дары небес беспечно!
К преступному влекут твои черты.
Но если в царстве жизни бесконечном
Награда лучшая, чем ты,

Чем преступленье, бывшее преградой, -
Неправ судьбы язык!
За добродетель ты должна мне быть наградой.
И добродетели ты мой последний миг.



* * *

В сумерки дева
Взошла на балкон,
Очи вперила
В синюю даль.
Грустно ей стало,
На душу ей,
Бог знает как-то,
Пала тоска.
Мысли толпою
В ее голове
Встали высоко,
Высоко взвились,
Свившись, далеко,
Далеко неслись:
Их не поймаешь,
Не выскажешь их.
Чудное чувство
Объяло ее,
Святая минута
Настала теперь;
Дева мечтает,
Дева грустит.
Долго стояла,
Забывшись, она, -
О как прекрасна!
О как свята!
Вот безотчетно,
Будто роса,
Слезы блеснули
У ней на глазах.
С тайной тоскою,
Склонивши чело,
Медленно дева
С балкона сошла.
Долго ей было
Грустно потом:
Эти мгновенья
Памятны ей.


10 июня 1836


Веселью

Веселье - образ жизни ясной,
Сердечный спутник чистоты,
Златой удел души прекрасной,
Всегда благословенно ты!
На светлом общем жизни пире -
Ты жизни лучшая краса.
Играет радость в божьем мире,
Весельем блещут небеса.

Пред нами бесконечны годы,
И неизменна и светла
Улыбка вечная природы:
Природа вечно весела.
Своей красой она целебно
Врачует наш усталый дух;
Творцу вселенной - гимн хвалебный
В ее веселье внемлет слух.

Путей для человека много,
Мрачится дух его легко;
Тревога жизни за тревогой
Колеблют душу глубоко.
Себя он в мире понапрасну
Среди сует да не смутит;
Да сохранит он душу я сну
И в ней веселье водворит.

Не только праздник своенравный
Блестящей светской пустоты
Таит в себе обман тщеславный
Для нашей суетной мечты, -
Есть зло иное: там, где твердость
Превозмогла соблазна шум,
Неслышно к нам подходит гордость,
Ожесточая смелый ум.

Стой за добро неколебимо,
Будь духом тверд; но не гони
Младую жизни радость мимо,
Веселья в мире не кляни.
Соблазна шепот нам для слуха
И в келье внятен; будь боец,
И помни, что веселье духа -
Его всех подвигов венец.

Блажен, чей дух ни пир, пи келья
Не могут возмутить до диа;
Кому источником веселья -
Души прекрасной глубина;
Кто света путь оставил зыбкий,
Как лебедь бел, и сохранил
Всю прелесть чистую улыбки
И стройный хор душевных сил.


15 апреля 1852


Весна

Краснеет лес, темнеют степи,
Весенний ветер потянул...
И тают ледяные цепи,
Везде движение и гул.

Отрадно мягок воздух; птица
Напев тревожный свой ведет;
Надеждою сияют лица:
Зима прошла, весна идет.

Весна идет! Но сласть не скоро
Зима свою уступит ей,
И силой грозного отпора
Не раз смутит сердца людей.

Вдруг ветер с севера завоет,
Метель с морозом налетит,
И снова землю снег покроет...
Опять зимы суровый вид!

Но этот снег не страшен, - даром
Что вид зимы с собой несет.
"То новый снег идет за старым", -
Премудро говорит народ.

Не устрашат нас ни морозы,
Ни снег весеннею порой.
Простим бессильные угрозы
Зиме, идущей на покой!


<1857>


Водопад

Спадает с высокой горы водопад,
Сребристые струи кипят и гремят,
И гул раздается по лесу далеко;
Приветны студеные волны потока.
Но, жаждой томяся в полдневны часы,
О путник, страшись их коварной красы,
Страшись отдохнуть под древесного тенью,
Забыться, объятый роскошною сенью.
Страшися испить очарованных вод:
Струя их не хладом по жилам пройдет,
Но огненной, бурно кипящей волной -
И призрак восстанет из мглы пред тобой,
И ты устремишься за призраком в путь,
И люди безумцем тебя назовут.


1835, Москва


Возврат

Прошли года тяжелые разлуки,
Отсутствия исполнен долгий срок,
Прельщения, сомнения и муки
Испытаны, - и взят благой урок.
Оторваны могучею рукою,
Мы бросили отечество свое,
Умчались вдаль, пленясь чужой землею,
Земли родной презревши бытие.

Преступно мы о ней позабывали,
И голос к нам ее не доходил;
Лишь иногда мы смутно тосковали:
Нас жизни ход насильственный давил.
Изменников, предателей немало
Меж нами, в долгом странствии, нашлось;
В чужой земле ничто их не смущало,
Сухой душе там весело жилось.

Слетел туман! Пред нашими очами
Явилась Русь!.. Родной ее призыв
Звучит опять, и нашими сердцами
Могущественный овладел порыв.
Конец, конец томительной разлуке,
Отсутствию настал желанным срок!
Знакомые, теснятся в душу звуки,
И взор вперен с любовью на Восток.
Пора домой! И, песни повторяя
Старинные, мы весело идем.
Пора домой! Нас ждет земля родная,
Великая в страдании немом.
Презрением отягчена жестоким,
Народного столица торжества,
Опять полна значением глубоким,
Является великая Москва.
Постыдное, бесчестное презренье
Скорее в прах! Свободно сердце вновь,
И грудь полна тревоги и смятенья,
И душу всю наполнила любовь...

Друзья, друзья! Теснее в круг сомкнёмся,
Покорные движенью своему,
И радостно и крепко обоймемся,
Любя одно, стремяся к одному!
Земле родной - всё, что нам небо дало,
Мы посвятим! Пускай заблещет меч, -
И за псе, как в старину бывало,
Мы радостно готовы стать и лечь.
Друзья, друзья! Грядущее обильно;
Надежды сладкой веруйте словам,
И жизнь сама, нас движущая сильно,
Порукою за будущее нам!..
Смотрите - мрак уж робко убегает,
На Западе земли лишь он растет;
Восток горит, день недалек, светает -
И скоро солнце красное взойдет!


1845


Возврат на Родину

Убитого душой прими меня к себе,
Моих отцов пустынная обитель.
И здесь, опять деревни мирный житель,
Я дам отпор враждующей судьбе.

О, усмири души моей волненье,
Прошедшею мне жизнию повей,
Родимый край! Среди твоих полей,
Быть может, я найду успокоенье.

За юные отравленные дни
Не нанесу судьбе упрека,
Забуду здесь страдания мои,
Неправые обиды рока.

И тихое уныние сойдет
Мне на душу, и, горестью счастливый,
Пойду один, печальный, молчаливый,
Куда меня дорога поведет.


16 апреля 1835, Москва


Воспоминание (Как живы в памяти моей)

Как живы в памяти моей
Мои младенческие лета,
Когда вдали от шума света
Я возрастал среди полей,
Среди лесов и гор высоких
И рек широких и глубоких,
Когда в невинной простоте
На лоне матери природы,
Среди младенческой свободы,
Вослед играющей мечты,
Я наслаждался жизнью полной,
Как наших рек могучих волны.
О, как священны те места,
На них печать воспоминанья,
И легче наши нам страданья
И бремя тяжкого креста,
Когда нам память представляет
Картину прошлых первых лет;
Как дорог всякий там бывает
Для сердца нашего предмет.
Воспоминание святое!
Как живо помню я тебя,
О время детства золотое,
Деревню нашу и себя,
Когда, беспечный друг забавы,
Я был природы целой друг
И не тревожили мой дух
Мечты бессмертия и славы.
Не всё же время унесло!
Я помню тихое село,
Тебя я помню, двор обширный,
С зеленым бархатным ковром,
Тебя я помню, дом наш мирный,
Довольства и веселья дом.
И садик наш уединенный,
Где я так часто, восхищенный,
Цветы сажал и поливал!

Я помню золотые нивы -
Их ветр приветно лобызал,
И земледел трудолюбивый
Серпом златые волны жал.
Я помню рощу, где березы
Шумят тенистою главой
И где роса, как неба слезы,
Блестит алмазной красотой,
Там грусть задумчивая бродит,
Шумят леса - о этот шум!
О, сколько он теперь наводит
Мне грустных и приятных дум.
Мне что-то слышно в нем родное
И непонятное - былое,
Он что-то хочет мне сказать,
Он хочет мне напоминать,
О чем - не знаю, но порою
Люблю в тени густых лесов
Внимать тебе, о шум дерев,
С какой-то сладкою тоскою.
О, кто же разгадает мне,
О чем сей шум напоминает,
О чем так сладко напевает, -
Не о родной ли стороне?
Вот те места, куда желанье
Души моей меня влечет,
И на крылах воспоминанья
Я направляю свой полет.
Я обозрел их с грустным чувством,
Я повторил в душе моей
Картину невозвратных дней -
Как мог, как видел без искусства.
О, как прелестно предо мной
Мое прошедшее предстало,
Какою чистой красотой,
Какою радостью сияло.
Я должен был сказать: прошло,
Тебе не возвратиться боле
Навек, навек - и поневоле
Не плакать сердце не могло.
Но мне осталось утешенье:
Бог человеку даровал
Такое чувство, что мученье
И радость с ним он сочетал.
Оно сопутница страданья,
Оно всё время прошлых дней
Нам представляет у людей,
Его зовут - "воспоминанье".


17 июня 1833, Богородское


Воспоминание (Кто отдаст мне молодость, время незабвенное)

Кто отдаст мне молодость, время незабвенное,
          Время наслажденья? -
Ты, воспоминание, чувство драгоценное,
          Чувство утешения!
Я стою задумчивый: ты лучом живительным
          Гонишь мрак минувшего -
И картины тянутся призраком пленительным
          Счастия мелькнувшего!
Время их окутало сумрачною дымкою,
          Многое скрывается...
Горесть в душу бедную входит невидимкою,
          Сердце надрывается!
Это слезы радости, это слезы сладкие
          Милого свидания:
От скупого времени я хожу украдкою
          В мир воспоминания;
У Сатурна старого там оно, игривое,
          Крадет дни минувшие,
И страдальцу видятся времена, счастливые,
          Радости уснувшие.
Снова вижу деву я в тишине, торжественной,
          В дымке фантастической;
Снова слышу голос я девы той божественной,
          Голос мелодический!
И стремлюся радостно я к мечте таинственной,
          По пути страдания;
Верный друг идет со мной, спутник мой единственный -
          Ты, Воспоминание...


17 ноября 1835, Москва


Встреча

Еще она стоит передо мною,
Окружена покорною толпой,
Блистательна, как солнце золотое;
Я был вдали, смущенный и немой.
О, что тогда сбылось с моей душою,
Как яркий блеск разлился предо мной:
И вдруг, как бы унесшись в мир подлунный,
Ударил я нетерпеливо в струны.

Что испытал я в этот миг святого
И что я пел — всё скрылось предо мной;
В себе тогда орган нашел я новый, -
Он высказал души порыв святой!
То был мой дух, разрушивший оковы,
Оставил он плен долголетний свой -
И звуки вдруг в груди моей восстали,
Что в ней давно, невидимые, спали.

Когда совсем мои замолкли песни,
Душа ко мне тогда слетела вновь.
В ее чертах божественно-прелестных
Я замечал стыдливую любовь;
Мне чудилось: раскрылся свод небесный,
Как услыхал я тихий шепот слов.
О, только там, где нет ни слез, ни муки,
Услышу вновь те сладостные звуки!

«Кому печаль на сердце налегла,
И кто молчать решился, изнывая, -
О, хорошо того я поняла;
С судьбою в бой я за него вступаю,
Я б лучший жребий бедному дала,
Цветок любви сорвет любовь прямая.
Тому удел прекрасный и счастливый,
В ком есть ответ на темные призывы».



* * *

                  Всякое древо, не принесшее
                  плода, насекается...

Готовьте, топоры точите,
Вам будет скоро что рубить;
Есть дерево в долине, посмотрите, -
Ему недолго жить.

Уж черви корень подъедают,
Уже кору его сожгло,
И листья с сучьев отпадают -
Оно плода не принесло.

А было время, ветви гордо
Оно подъяло к небесам,
Шумело и стояло твердо;
Казалось - чудным быть плодам!

Но сохнет, сохнет не для мира,
По гордым не суди ветвям;
Жизнь угасает, - и секира
Ударит скоро по корням.


Конец 1830-х годов


Гроза

Туча небо обтянула
Чёрной мрака пеленой;
Тихо молния сверкнула
Над равниной водяной;
Ветр завыл и поднял воды,
Встали дикие валы,
Дети грозной непогоды,
Под покровом сизой мглы.
Буря! Поскорее в море
Я спущу мою ладью,
Поплыву, с волнами споря,
И веслом их разобью.
Подхватил ладью холодный,
На хребет свой принял вал,
И далёко он, свободный,
В море лёгкую помчал.
Сильно на море упругом
Ветр качает лёгкий чёлн,
И несутся друг за другом
Волны туч и тучи волн.
Море бьётся, море стонет,
Вал девятый недалёк,
Недалёк! - челнок мой тонет!
Пусть же тонет мой челнок!
Сладко с гордою улыбкой,
При напеве гробовом,
Скрыться под волною зыбкой
И заснуть на дне морском.


1835


* * *

Грустно видеть, как судьба порою
Человека беспощадно гонит;
Как он силы напрягает к бою
И опять главу печально клонит;
Как вся жизнь - невзгода да лишенье,
Как нужда с трудом не расстается,
И в немом и сумрачном терпенье
Человек с лихой судьбою бьется.

Но еще грустней на сердце станет,
Как свершается паденье брата;
Как душа в нем робко, грустно вянет
Под дыханьем грубого разврата;
Как высокий дух и разум ясный
Средь страстей невежественных никнет,
Как потом, черствея ежечасно,
Человек к бездушию привыкнет.

Но грустней, когда лежит тяжелый
Мрак на жизни целого народа,
И живет он скорбный, невеселый -
Силам нет свободного исхода.
Он раскрыть даров своих не смеет;
Смутно он свое призванье внемлет,
Слово робко на устах немеет,
Ум во тьме, душа пугливо дремлет.

Но когда с народа мрак снимает
Провиденье благодатной дланью -
Вспрянет ум и крылья простирает;
Сознает народ свое призванье,
Свой он подвиг замышляет смело;
В божьем мире людям дела много...
И исполнен дум, готов на дело,
В мир народ идет и славит бога.


<1857>


Гуманисту

Ты - эгоист, хотя бы наслажденья
Высокие испытывал твой дух;
Ты - эгоист, хотя б других мученья
Болезненно тревожили твой слух;
Хотя б тебе высокое искусство
Открыло свет таинственный во мгле;
Хотя б в тебе горело свято чувство
К прекрасному, благому на земле;
Хотя б своей любовию широкой
Ты всех людей и целый мир объял;
Хотя б ты плакал и страдал жестоко
И радостью прекрасною сиял.
Но ты сидишь с простертыми руками,
С возвышенным мечтаньем на челе,
С блестящими и влажными глазами,
Уединен далеко на скале.
Перед тобой толпа стремится тесно -
Ты полон к ней участья и любви;
Ты для людей придумал мир чудесный,
Огонь мечты горит в твоей крови...

Нет, и не так участие прилично!
И правды нет в волненья дум твоих;
Беды людей ты испытуешь лично,
И плачешь ты не с ними, но об них.
Не понял ты великого значенья
В один поток соединенных воли;
Могущества их общего стремленья
Не понял ты, своей тоскою полн.
Оставь же свой отдельный мир страданья,
Где ты живешь - вдали людей любя!
Участия не нужно подаянье,
Из целого не исключай себя.
Пойми всю силу общего потока,
Уединенье гордое оставь,
Далеко брось оружие упрека
И чувствами невольно не лукавь.
Лишь откажись от личных притязаний,
Живую связь поймешь ты вмиг, - и вот
С своей судьбой и морем колебаний
Величествен является народ!
Скорбь общая и общая невзгода
Тебе твои страданья заменят, -
Сильней всего великий глас народа,
Пред ним твои все вопли замолчат!
Пойми себя в народе! Не сжимает,
Как океан, твоей свободы он:
Тебе он только место назначает,
Ты общему в нем живо покорен.
А без того - ты эгоист без силы,
И жизнь твоя прекрасная пуста,
Страданья вялы, и оружья гнилы,
Порыв бесплоден и ложна мечта.

К народу лишь свобода низлетела,
Могуществен народа только клик,
Принадлежит народу только дело,
И путь его державен и велик!


<1848>


* * *

Да, я один, меня не понимают,
   И людям-братьям я чужой.
Напрасно высказать себя стараюсь:
   Для них не внятен голос мой.

Да, я один; так отрекусь от мира,
Свои мечты в себе я заключу,
И пусть, непонятый, в юдоли света
Я жизнь свою пустынно провлачу.

Да, я один; надежды разлетелись;
Не передать, не высказать себя!
Хоть грустно мне, но грусть моя спокойна,
С покорностью свой жребий принял я.

Пусть я один; но чудные мгновенья
Ко мне зато слетают с вышины:
Предчувствия, неясные виденья
И грустные и радостные сны.


4 апреля 1836


* * *

Да, я певал, когда меня манило
Прелестное, земное бытие,
Когда луна молилась и любила
И целый мир был храмом для нее.

Когда, не знав ни бури, ни ненастья,
Я весело ветрило развивал -
Я веровал в земное счастье
И горького сомнения не знал.


1834, Москва


* * *

Далёко, далёко желанный приют -
Под тёмной древесною тенью...
Там тихо, там волны так мирно идут,
Покорны родному влеченью.

И домик красивый стоит над рекой...
Вдали, на краю небосклона,
Высокие горы туманной грядой
Земли опоясали лоно.

И в домике комната. Солнце давно
С полудня на запад свернуло.
Вот вечер спустился. Раскрыто окно.
Вот чем-то далёким дохнуло.

И кресло, и стол небольшой у окна,
А в комнате - жизнь и движенье,
И мысли, и чувства - жилище она
И тихий приют наслажденья.


13 июля 1838


Два приятеля

            Один

Идут тысячелетья мимо.
Свет солнца прогоняет тень,
И над землей неутомимо
Уходит ночь, приходит день.

Природа та же всё от века,
В убранстве прежней красоты,
И возмущают человека
Всё те ж надежды и мечты.

Решеньем древнего вопроса
Всё занят он, а между тем
Катятся времени колеса,
Неудержимые ничем.

И, жаждой мучимый, с вершины
На пройденный он смотрит путь.
Ответов много, - ни единый
Вполне не успокоит грудь.

Он всё добыча тех сомнений,
Его встречавших с первых лет;
Всё та же цель его стремлений,
И так же достиженья нет.

Побед и славных дел так много,
Вокруг так много свершено...
Зачем в душе живет тревога,
Успокоенье не дано?

Словам я, жаждою томимый,
Высокой мудрости внимал,
На мысли блеск невыносимый
Я смело взор свой устремлял,

И в трудный путь я бодро вышел
Светлело небо впереди, -
И трепет истины я слышал
В своей взволнованной груди.

И всё земное отпадало,
И всё бледнело предо мной:
Редело мрака покрывало,
Густой лежавшее грядой.

И веял на меня сильнее
Таинственный сладчайший хлад,
И новый луч сверкал светлее,
Смущенный поражая взгляд.

И мир мне открывался новый,
Где мыслью всё озарено,
Где красок нет, где всё сурово,
От пестроты обнажено.

Но страшен вид такой пучины,
Непреходящей той зимы.
И хлад таинственный долины
Нам тяжек: видно, слабы мы.

           Другой

И я, как ты, волненья духа,
В нас обитающего, знал,
И я, как ты, все силы слуха
К его ответам напрягал.

Но знаю я, что знанье это
Я должен жизнию глушить
И что за луч блестящий света
Мир целый мраком окружить.

Окажи, не правда ли, ужасна
Та область, тот суровый мир?
А жизнь вокруг тебя прекрасна,
И прав ее прекрасный пир.

Но знанье может ли быть живо
И благостно, когда оно
Всё попирает горделиво
Что жизнью дышит и полно!

            Один

Согласен я, но невозможно
Одно соединить с другим,
Когда неясно и тревожно
Ты жаждой истины томим.

Иди вперед, суровой сталью
Несокрушимой весь покрыт;
Там, за неясной, темной далью,
Источник истины сокрыт.

Смотри, как пестро и прекрасно
Цветет земля в своих полях -
Но оттого, что солнце ясно
Горит в далеких небесах.


1845


Две картины

По небесам катался гром,
И молния из туч сверкала;
Всё с треском падало кругом,
Свирепо буря бушевала.
И страшно грешник умирал,
Сверкал безумными глазами,
Час роковой над ним летал -
Отдать отчет пред небесами.
Он видел в черных облаках
Своих мучений бесконечность,
Ударил гром на небесах -
И с воплем отошел он в вечность.

Светило тихо достигало
Конца теченья своего,
Ни облачко не помрачало
Заката ясного его.
Муж доброй смерти приближенье
С сердечной радостью встречал
И в ясном солнца захожденьи
Конец себе он представлял.
Вот солнце за горами село,
Заря весь запад обняла.
Душа от мира отлетела, -
Остались добрые дела.


Конец 1830-х годов


Думы

Меня навещают угрюмые гостьи,
Тяжёлые думы приходят ко мне,
Придут и обсядут - и трепет невольный
По членам и жилам моим пробежит.

Но смело я очи на них устремляю,
Их тусклые лица я жадно ловлю,
И долго веду я немую беседу
И долго стараюсь гостей разгадать.

О многом узнал, но ко многому только
Едва прикоснулся я слабым умом,
И то, что постигнул, волнует мне душу
И силится тщетно излиться в словах.

Но твёрдо я верю, что день тот наступит,
Когда разрешится бессильный язык,
В устах заколеблется мощное слово,
И миру я тайны свои прореку.



13 сентября 1835, Москва


* * *

Души безумные порывы,
Любви гроза и тишина,
На сердце мощные призывы,
Природа вся пробуждена.

Всё храм один, везде служенье,
Одно во храме божество, -
Неумолкаемо там пенье,
И непрестанно торжество.

И этот сердца мир могучий,
Где светит тихая лазурь,
Где гром гремит, и мчатся тучи,
И солнце светит после бурь.


<1836>


Ёрш

Телом мал, велик он духом
И точь-в-точь - Наполеон,
Даже, если верить слухам,
Не боится щуки он.
Серый, пестрый он собою,
Чешуя его проста,
Весь вооружен он к бою
Ото рта и до хвоста.
Знаменит в странах он водных,
Он задорен, он бреттёр,
Мыслей держится свободных,
Независим он и скор.
Он пылает бранным жаром,
Хоть живет в прохладе вод,
И зато ерша недаром
Русский полюбил народ.
Про его проказы славны
Он давно сложил рассказ,
И веселый и забавный -
Назидательный для нас.



* * *

Зачем я не могу среди народных волн,
        Восторга пламенного полн,
        Греметь торжественным глаголом!
        И двигать их, и укрощать,
        И всемогущим правды словом
        Их к пользе общей направлять;
        Сердец их видеть умиленье,
        Из глаз их слезы извлекать
        И всё души своей волненье
     В отверзтые их души изливать!
Зачем я не могу среди народных волн
        Направить свой отважный челн!


1832, Москва


* * *

И вместе мы сошлись сюда,
С краёв России необъятной,
Для просвещённого труда,
Для цели светлой, благодатной!
Здесь развивается наш ум
И просвещённой пищи просит;

Отсюда юноша выносит
Зерно благих, полезных дум.
Здесь крепнет воля, и далёкой
Видней становится наш путь,
И чувством истины высокой
Вздымается младая грудь!


1835


* * *

И вот мой путь. Он скоро предо мною
Окончится печально. Близок я
К неведомой и грозной той минуте,
Которой жизнь окончится моя.
Давно, давно меня она тревожит,
И мысль о ней сроднилася давно
С душой моей. Сначала страхом смерти
Она пугала робкое дитя.
Потом непроницаемою тайной
Она так сильно юношу влекла.
Вопрос о жизни, об уничтоженьи,
И о бессмертии, и о грядущем -
Теснились вдруг, и в ней, казалось мне,
Найду всему, всему я разрешенье.
И странно жизнь свершалася моя,
И странно я развился, и страданье
Мне странное, досталося в удел.
И вдалеке мелькала утешеньем,
Отрадою минута роковая.
И на нее я взор свой устремил
С надеждою, и мне спокойней стало.
Я чувствую в душе ее потребность,
И с той поры я к ней идти решился.
Потом еще судьбе угодно было
Мой мирный, дух глубоко взволновать
Минутами и счастия и горя,
Блаженства и мучения. Но горе
Осталося последним ощущеньем,
Несчастие превозмогло, и гордо
Свою победу злые торжествуют;
И низкая презрительная тварь
И зло творит, и муки вымышляет,
И плевелы кидает на пути
Небесного великого созданья,
Здесь на земле явившегося.
Решен мой жребий, я иду на битву
Последнюю, жестокую, без сожаленья
Исчадие неправды истреблю
И с корнем вырву гнусное растенье.
И радостно я брошусь к моему
Давно желанному таинственному другу,
Который ждет, и руки простирает,
И уж давно, давно зовет меня
К моей мечте, к моей невесте, к смерти.


<1837>, Богородское


И.С. Аксакову

Я убежал от всех мечтаний,
Рукоплесканий и волнений,
И шумных возгласов друзей,
И всех общественных движений,
И разволнованных страстей.

Из волн шумящего потока
Люблю я выйти иногда
И сесть на берег, издалека
На волны белые глядя.

И оторвавшись от движенья,
Сидя недвижно над рекой,
Бегущей мимо, в размышленья
Впадаю я своей душой.

И мыслю я: когда так мирно
Цветут зеленые поля,
И ясен неба свод сапфирный,
И рада пышная земля, -
Зачем от тихих наслаждений,
Так сродных сердцу моему,
Кидаюсь я в разгул волнений,
В разлив общественных движений,
Стремглав, не внемля ничему?
Зачем? Прекрасная подруга,
Прекрасный день и сень древес,
Часы труда, часы досуга,
И вид безоблачных небес,
И взор, наполненный участья,
И звучный, вдохновенный стих -
Всё для меня так полно счастья
И дум глубоких и простых.
Зачем же я, слепец, безумно
Кидаюсь в грозные валы,
Плыву, под бури ропот шумный,
Через пучины и скалы?
Зачем так дерзостно вступаю
Я в исполинскую борьбу
И неразумно вызываю
На суд могущую судьбу?
Когда для жизни тихой, нежной
С душою мирной создан я, -
Зачем на волны скоробежны
Летит отважная ладья?

Так мыслю я, не часто думой
Объят такою, я готов
Покинуть воли собор угрюмый
Для тихих, Мирных берегов. -
Но отзыв бури донесется,
Его привычный ловит слух, -
И снова вспрянет и проснется
Борьбы упорный, жадный дух.
Пусть хороша вокруг природа,
Но чей-то голос вновь зовет, -
И образ царственный народа
Перед очами восстает.
И вновь призыву я покорный
Кидаю мирны берега,
И вновь спешу на бой упорный
Встречать могучего врага,
И голос внутренний вновь громок
В душе проснувшейся возник, -
Пускай челнок и слаб и ломок,
Будь дух отважен и велик.


Апрель 1846


К N. N.

Что лучше может быть природы!
Взгляни, как чисты небеса!
Взгляни, как тихо льются воды,
Как на цветах блестит роса!
Послушай - внемлешь ли ты пенье
Неподкупных лесных певцов?
Кто им внушает вдохновенье?
Кто учит языку богов?

Природа, всё она - природа!
Они всегда ее поют:
Как тучи с голубого свода,
Омыв лицо земли, сойдут;
Или когда рассвет туманный,
Играя в водяной пыли,
Им возвестит приход желанный
Светила неба и земли;

Или когда в сияньи чистом
Луна всплывет на небеса,
И блеском томным, серебристым
Покроет воды и леса,
И небо пышно уберется
В блестящий звездами покров,
И пенье соловьев несется -
Неподкупных лесных певцов!


<1832>


К идее

                Посвящается Ю. Ф. Самарину

             Es existiert nichts, als Idee.*

От радостей я личных отказался;
Отрекся я от сладостной любви;
Сердечных снов, видений рой умчался,
Спокойны дни свободные мои.
И новый мир передо мной открылся;
Рассыпались бессильные мечты:
Твой строгий образ в душу мне втеснился,
Суровые и бледные черты.
И жизни шум, безумное стремленье
Устранены присутствием твоим;
Везде твое я слышу дуновенье,
Случайное скрывается пред ним;
И важное отвсюду выступает,
И тайный смысл явлений обнажен;
Твой строгий свет всё в мире обнимает,
Неумолимо озаряет он.
Да, ты везде, везде ты тайно дома;
В явленьях жизни шумной и живой
Я узнаю твой образ, мне знакомый;
Отвсюду он выходит предо мной.

Тебе всю жизнь, часы, и дни, и годы,
Я посвятил, и ты всегда со мной;
В тебе нашел я таинство свободы,
Незримое случайности земной.
Предчувствием давно я волновался,
Им были полны молодые дня:
И шум забав послышанный промчался,
Непризнанный, погас огонь в крови.
Во время то, вся счастием блистая,
Дням молодым посланница небес,
Ко мне любовь слетала неземная,
И жизнь была полна ее чудес.
Но дальше я душою устремлялся,
Ей отдал я сны прежние мои:
От радостей я личных отказался,
Отрекся я от сладостной любви.
За мной давно уже лежит далеко
То время, что, бывало, я любил,
Безумствовал, кипел, вздыхал глубоко, -
Где я тебе еще не предан был.
Но иногда какой-то вздох забытый,
Какой-то взор, какой-то темный сои
Ко мне дойдут из дали той сокрытой,
И я стою, задумчиво смущен...
Но никогда я не стремлюсь душою
К моим давно, давно прошедшим дням;
Нет, - постигать и вечно быть с тобою,
Сокровище, что ты даруешь нам,
Нет, истины великое сиянье,
Передо мной создавшее всё вновь,
Дороже мне, чем прежнее мечтанье,
Чем прежняя прекрасная любовь.

* Нет ничего, кроме идеи (нем.).


<1842>


К Н.И. Надеждину

(После спектакля в театральной школе)

          Ах, как приятно было мне
          Смотреть на юные таланты -
          На грустном жизненном венце
          Они блестят, как диаманты.

          Как нежно-юные цветы,
          Которые златой весною,
          Живяся солнца теплотою,
          Пускают первые листы,
Они должны иметь большое попеченье,
     Пекущийся - и навык и уменье.

          В них силы должно пробуждать,
          И их лелеять, укрепляя,
          И поливаньем освежать,
          Но поливать, не заливая.

          Их силы слабы, и мороз
          Малейший повредить им может, -
          Увянет прелесть юных роз,
          Когда садовник не поможет.

          А ведь каков мороз Москвы?
          Как он морозит сильно, дружно!
          Искусного садовника здесь нужно,
          И вот таков садовник - вы.

          И пусть под вашею рукою,
          Кропясь учения росою,
          Таланты юные растут
          И силы смело разовьют!

       О, расцветай, изящное искусство!
          Украсьте же его собой,
          Самарина талант прямой,
          И Григоровичевой чувство,

       И Максина забавная игра,
  И Виноградовой прекрасный голос чистый,
  Так сцену оживят достойные артисты.
          Пора! давно, давно пора!

          Учитель вы и раздувайте
          Святую искру в их сердцах
       . . . . . . . . . . . . . . .
       Достигнуть цели и греметь в веках.

          И от себя пусть каждый возжигает
          На алтаре священном фимиам
          И рвением к искусству превращает
   Сей дом - в священный храм.

       Стремите их исполнить назначенье
          Талантов истинных своих
       И первое на это побужденье -
          Патриотизм внушите в них!..


<1832>


К Ю.Ф. Самарину

Не душ влеченье,
Не сердца глас, -
Цепь убежденья
Связала нас.

Мечты высокой
Один порыв
Умчал далеко,
Соединив.

Нас занял много
И общий труд,
И мысли строгой
Высокий суд.

На самом деле
Когда-нибудь
Достигнуть цели -
Пошли мы в путь.


1840-е годы


* * *

Как быстро годы пролетели,
И, полный грустию немой,
Свершённый путь от колыбели
Я повторяю пред собой.

Как много сильных впечатлений
По сердцу юному прошло,
Как много сладких заблуждений
Губитель-время унесло!


1835


* * *

Как много чувств на мне лежат
           Глубоко,
Как много дум меня манят
           Далеко.
И много б я сказать хотел -
Но нет, молчанье - мой удел.

О, в этом мире много слов -
           Конечно!
Язык богат, но не таков
           Язык сердечный.
Нет, ом в слова неуловим,
Так не понять меня другим!

Зачем так много истощать
           Усилий?
Напрасно: можно ли летать
           Без крылий!
Смеялся б надо мною свет,
Нет лучше замолчу я, нет.

Итак, высокие души
           Движенья
Пускай глубоко спят в тиши,
           Без разделенья.
Я схороню их, схороню,
Не выдам суетному дню.

Но, может быть, здесь встречу я,
           Кто чувством
Поймет, чего сказать нельзя
           Искусством. -
О, ангел милый, поспеши
Принять тоску моей души.


9 февраля 1835, Москва


* * *

Когда, бывало, в колыбели
Я плакал, малое дитя,
То мне в утеху песни пели,
Тогда баюкали меня.

И под родимые напевы
Я сном беспечным засыпал,
А голос песни сельской девы,
Слабея, тихо замолкал.

И эти звуки заронились
Глубоко в памяти моей,
И в этих звуках сохранились
Воспоминанья прежних дней.

Когда я их услышу снова,
То тихо встанет предо мной
Картина времени былого
С своей туманной красотой.


1834, Москва


Куплеты Н.И. Н<адеждину>

Высокая пред нами цель -
   Изящное искусство!
Прияла нас их колыбель,
   Воспитывало чувство.
Сияет светлый храм вдали,
   В нем звуки и движенье -
Вот наше место на земли,
   Вот наше назначенье!
Но кто ж нам путь сей указал,
   Возвышенный, свободный,
Кто силы нам стремиться дал
   К сей цели благородной?
Кто нас теперь ведет туда
   Высокими речами? -
Вы угадали други, да -
   Он здесь; он вечно с нами.


1833, Москва


Луна и солнце

Тебя мечтательницы любят,
Луна, в далеких небесах!
Свои мечты они голубят
В твоих серебряных лучах.

К тебе, о робкое светило,
Стремится робкая душа,
С тобой блаженствуя уныло,
Тоскою праздною дыша!

В твоем мерцании пристрастном,
В твоей прозрачной полумгле
Всё стало призраком неясным,
Виденьем странным на земле.

Гоня везде определенность
И утверждая власть мечты,
Простую жизни откровенность
Сомненьем окружила ты.

Твой бледный луч какой-то тайной
Вась мир действительный облек,
Всему дал вид необычайный -
Везде загадка иль намек.

Завеса легкого тумана
На всё наброшена тобой:
Очарование обмана
Объяло тихо мир земной.

Но греет он, твой луч холодный,
Лелеет он в ночной тиши
Пустого сердца сон бесплодный
И ложь мечтательной души.

Твоих поклонников довольно,
Довольно в мире, о луна!
Тоски и скорби добровольной,
И лжи, и нравственного сна!

Есть люди: в них всё так же зыбко,
В них всё - загадка иль намек;
В их сердце - вечная ошибка;
Дары природы им не впрок.

Мила им область снов неясных
И недоконченных речей,
Иносказаний ежечасных,
Смешенье света и теней.

Насмешкам, шуткам бесконечным -
Как будто делу преданы;
Они всю жизнь, в просонье вечном,
Свои рассказывают сны.

Но вот прозрачный мрак редеет
Зари багряной полосой:
Всё небо постепенно рдеет,
И всходит солнце над землей,

И солнца луч, решитель спора,
Блеснул - и прогоняет тьму:
Всё освещает он для взора,
Но недоступен он ему.

О солнце, враг видений лживых!
И полумрак, и полусон
Бегут лучей твоих правдивых!
Весь мир открыт и озарен,

Всё смотрит ясно и отрадно,
Нигде, ни в чем обмана нет,
Всё озаряет беспощадно
Твой, солнце, правосудный свет!

Что дышит жизнью настоящей,
То встретит с радостным лицом
Твой неподкупный луч блестящий
И новых сил добудет в нем.

Торжественный, и многогласный,
И непрестанный с древних пор,
Тебе, светило правды ясной,
Гремит хвалебный жизни хор!

Тот только солнце любит смело,
Кто жизнь в мечту не обратил,
Кому доступно в мире дело,
Кто не изнежил данных сил,

Кто полумысли, получувства
В своей душе не допускал,
Речей загадочных искусства
Презренного не изучал,

Кому противен путь намека
И ненавистней для кого
Благообразие порока,
Чем безобразие его,

В ком чувство жизни вечно ново
Кто речи хитро не двоит,
Чья мысль ясна, чье прямо слово
Чей дух свободен и открыт!


<1851>


* * *

Меня зовет какой-то тайный голос, -
Я не могу противиться ему.

Смотрю вперед: вдали передо мною
Несется дым по серым облакам.
И что за чувство пробудилось смутно
В душе моей? Мне грустно, тяжело,
Неясное, далекое я вспомнил.

Уж к западу склонилось солнце, вечер,
Весеннею всё дышит теплотой.
На улицах снег тает, и потоки,
Шумя, бегут, так весело струясь,
И тихий звон вечерний раздается...
О, что со мной! Как хорошо теперь,
Какое чувство полное, благое
И грустное теперь в душе моей,
И нет ему названия. Приходит
На память мне наш сельский мирный дом,
Наш луг, покрытый свежею травою,
И сельская прекрасная весна.

О, хорошо теперь! Прочь с ней, с землею,
И с этим светом, мелким и пустым, -
Прочь от него! К вам, чудные мгновенья,
К тебе, неясное, святое чувство, -
Чудесный край в туманных облаках.

Меня зовет какой-то тайный голос, -
Я не могу противиться ему.


1837


Мечтание

Я здесь, в Москве. Судьба взяла меня,
Безжалостно младенца отрывая
От сельского, беспечного житья,
От милого, отеческого края.

Но я с собой воспоминанье взял,
От горечей и бедствий в утешенье,
И часто в мир мечтаний улетал
И забывал житейские волненья.

Фантазия, подруга дней моих,
Ты над моей вилася колыбелью,
Внушала мне неверный, первый стих,
Спускалася в студенческую келью.

Мне весел был нежданный твой приход,
И я всегда встречал тебя с приветом,
И не слыхал свистящих непогод,
Лелеемый твоим волшебным светом.

Не покидай, не покидай меня,
Мне много бурь готовит жизни море;
К толпе валов плывет моя ладья,
И ждут меня вдали беды и горе.


1834, Москва


* * *

Мой друг, любовь мы оба знали,
Мы оба, в сладостном огне,
Друг к другу страстию пылали,
И я к тебе, и ты ко мне.

Царило сладкое безумье,
Лилися слезы, взор горел...
Но наконец пришло раздумье,
Полет любви отяжелел.

Улыбка злая промелькнула,
Извив насмешливо уста;
Она о многом намекнула,
Что впереди. Вдали сверкнуло...
Свет новый озарил места.

Счастлива ты, моя подруга,
Что так же гордо, как и я,
Сосуд любовного недуга
Разбила вмиг рука твоя.

Так, мы не стали дожидаться
Тех вялых, бесполезных дней,
Когда любовь начнет скрываться,
Когда обманы нужны ей.

И неспособны мы, как дети,
Одно мечтать, одно любить
И детски в собственные сети
Себя самих всегда ловить.

Смеемся мы теперь с тобою
Над тем, что было счастьем нам.
Разрушен, тешит нас собою
Хвалы когда-то полный храм.


1846


* * *

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что из крыльев комаришки
Сделал две себе манишки
И - в крахмал!

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что из грецкого ореха
Сделал стул, чтоб слушать эхо,
И кричал!

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что из листика сирени
Сделал зонтик он для тени
И гулял!

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что из скорлупы яичной
Фаетон себе отличный
Заказал!

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что из скорлупы рачонка
Сшил четыре башмачонка,
И - на бал!

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что, одувши одуванчик,
Он набил себе диванчик,
Тут и спал!

Мой Марихен так уж мал, так уж мал,
Что наткать себе холстины
Пауку из паутины
Заказал!


1836


Молодой крестоносец

              М.А. Бакунину

Вновь крестовые походы,
Вновь волнуется земля,
И торопятся народы
Бросить родины поля.
И, снедаемый, томимый
Непонятною мечтой,
Покидает край родимый
Крестоносен молодой.

Бьется сердце молодое;
Перед ним вдали, как сон,
Всё небесное, святое,
Всё, чем в жизни дышит он.
И от Запада к Востоку,
Меч и посох под рукой,
Он идет к стране далекой,
Крестоносец молодой.

О Восток, о край избранный,
Край таинственных чудес,
Полный сил, благоуханный,
Полный благости небес,
Где всё живо, где всё веет
Звуком арфы золотой, -
Пред тобой благоговеет
Крестоносец молодой!

О, прости, мой замок гордый
На обрыве, у скалы,
Пусть, шумя, в твой камень твердый
Бьют свирепые валы.
Чья-то светлая могила
Там сияет предо мной, -
Ей несет младые силы
Крестоносец молодой.

Переплыл он понт суровый;
Совершен далекий путь;
Он вступил на берег новый,
И отрадней дышит грудь.
И Восток его встречает
Полной неги красотой,
Но ее не замечает
Крестоносец молодой.

Он идет, - и вот священный
Засиял Ерусалим.
На колени, умиленный,
Упадает он пред ним,
Полный радости и страха,
И прекрасною главой
Преклоняется до праха
Крестоносец молодой.

Скоро первый отзыв брани
Огласил кругом места,
И бегут магометане
От защитников креста.
Ты ворвался в бой кипящий,
И высоко над толпой
Виден был твой меч блестящий,
Крестоносец молодой.

Кончен бой; враги сокрылись;
Заперлися ворота;
Ночь отрадная спустилась
На священные места.
Бледный месяц тихо всходит.
На Сион взглянуть святой,
Из татра один выходит
Крестоносец молодой..

Там, у врат Ерусалима,
Где сионский ключ бежит,
Одинока, недвижима
Дева юная стоит.
С белых плеч ее нисходят
Кудри темною волной.
К ней с участием подходит
Крестоносец молодой.

"О, скажи мне, что с тобою,
Что на сердце залегло,
Что глубокою тоскою
Омрачить твой взор могло?
Но печалию своею
Не смущай души покой!"
Дева смотрит: перед нею
Крестоносец молодой.

"С жизнью дал нам примиренье
Наш господь, взойдя на крест.
Есть печали утоленье,
На земле блаженство есть.
У поклонников пророка
Вырвать гроб его святой
Из страны пришел далекой
Крестоносец молодой".

И предчувствием неясным
Девы грудь теперь полна.
Перед юношей прекрасным,
Как в плену, стоит она.
Льются речи, вдохновенья,
Полны истины живой, -
Весь исполнен чарованья
Крестоносец молодой.

Совершилось: он подругу
Встретил там, в чужом краю,
Передал младому другу
Жизнь прекрасную свою,
И блаженствует беспечно
Просветленною душой.
Будь же счастлив бесконечно,
Крестоносец молодой!..


8 апреля 1838, Москва


Москве

      Москва нужна для России;
      для Петербурга нужна
      Россия.

      (Из статьи "Современника"
      "Петербургские записки")

Ты знаменита - кто поспорит?! -
Ты древней славою полна,
Твое святое имя вторит
Вся необъятная страна.

Чрез горы, и леса, и воды
Молва прошла по всем землям,
И знают все тебя народы,
Родные и чужие нам.

И справедливо величают
Тебя по подвигам благим
И всю Россию называют
Великим именем твоим.

Была пора: страна родная
Бедам казалась предана;
Волнуясь с края я до края,
Тебя одной ждала она.

Велик был час, когда восстала
Ты средоточием земли:
Двухвековое иго пало,
И все волнения легли;

Проснулись силы молодые
С тобою вновь, прошла беда, -
И возвеличилась тогда
Тобой скрепленная Россия.

С неодолимой высоты
Напасть встречая за напастью,
От Руси царственною властью
Облечена, стояла ты.

Но час пришел, и новой силой
Была вся Русь потрясена:
С презреньем брошено что было -
Всё одолела новизна.

Тебя постиг удел суровый,
И мановением одним
Воздвигся гордо город новый,
Столица - с именем чужим...


<1845>


Н.Д. Свербееву

Едва ты юности коснулся,
Едва волнений полный свет
Перед тобою распахнулся
И шлет обычный свой привет;

В твои года, когда ты молод,
И бодр, и силами богат, -
Непостижим твой сердца холод
И равнодушный, вялый взгляд.

К чему несовременный опыт
К душе заране прививать?
Восторг похвал, хуленья ропот
В груди насильно заглушать?

Умей понять своевременность,
Искусственность далеко кинь;
Увидишь, может быть, ты бренность
Изменой созданных твердынь.

Не там, где громко, многолюдно,
Где блещет блеск и шум шумит,
Где всё великолепно, чудно,
Где всё незыблемым глядит,

Где горделиво тяготеет
Полуторастолетний плен, -
Не там и не оттуда веет
Дух новых, будущих времен, -

То ночь, горящая огнями,
При звуке непристойных лир,
И солнца первыми лучами
Тот пышный постыдится пир...

Но там, где тихо слышно слово,
Где нет ни копий, ни мечей, -
Там возрастает семя ново,
Залог иных, грядущих дней;

По там, где ветхая лачуга,
Где честный обитает труд,
Где сталь косы, серпа и плуга,
Где песни старые поют;

Куда не вкралася измена
И не вошли ее дары;
Где только цепь чужого плена,
А те богатство и пиры, -

Оттуда дух грядущей жизни
Возникнет, полный сил благих,
Подаст свободу вновь отчизне
И разорвет оковы их!

Среди насмешки и сомненья
Благое дело восстает,
И поколенью поколенье
Свой славный труд передает.

И чувство в мае проснулось снова,
И древний голос слышен вновь,
Произнеслось живое слово:
Измену победит любовь.

Спадает с каждым часом боле
С очей густая пелена,
И богатырь выходит в поле,
От долгого очнувшись сна.

И жизнь, и труд, и ум народа
Стрясают цепь и долгий плен,
И улыбается свобода
Былых, но памятных времен!

Быть может, время недалече,
Когда, приняв свой мощный вид,
Как море заколеблись, вече
Заговорит и зашумит.

И ты ль пред добрым начинаньем,
Боясь насмешки и труда,
Пребудешь чуждый ожиданьям,
Теряя юные года?

Не бойся полюбить сверх меры;
За благо надо не робеть -
Принять и труд и силу веры
И в добром деле не слабеть.

Еще совет: насмешку дале
Гони, - она всего вредней;
И, властелин ее вначале,
Ты покоришься перед ней.

Она смутит твою святыню,
На всё свою наложит цепь
И душу обратит в пустыню,
В бесплодную, сухую степь.

Но я надеюсь, бог с тобою! -
Ты одолеешь вражий строй
Душой правдивой и простою,
Глубокой сердца добротой.

Так с богом, доблестно и смело -
Сомненья прочь! - иди на брань,
За земское святое дело
Неколебимо твердо стань!


Февраль 1847


Н.М. Языкову

            Ответ

Благодарю. Мне драгоценен
Приветный, сильный голос твой,
Будь всё, как прежде, неизменен,
Об Руси нашей громко пой!
Свершится наше ожиданье,
Вперед недаром смотрит взор;
Но вот ответ мой на посланье,
На дружелюбный твой укор.
Нигде и ни в какое время
Тому руки я не подам,
Кто чтит тот град, народа бремя,
Всея России стыд и срам,
Кто, разорвав с народом связи,
Москве и Руси изменив,
Ползет червем в столицу грязи,
И твой упрек несправедлив.
Но между нашими врагами -
Другие есть; открытый бой
Ведут они; открыто с нами
Упорной тешатся борьбой.
Гроза в твоей пусть будет встрече,
Рука тверда, душа строга, -
Но пусть и в разъяренной сече
Ты чтишь достойного врага.
Дела такие встарь бывали,
И наша память их хранит:
И прежде руку подавали
Друг другу Главк и Диомид.


Декабрь 1844


* * *

На бой! - и скоро зазвенит
   Булат в могучей длани,
И ратник яростью кипит,
   И алчет сердце брани!

И скоро, скоро... Мы пойдем,
   Как наказанье бога,
Врагов стесним, врагов сомнем,
   Назад лишь им дорога!

Кто, кто пред нами устоит?
   Кто, кто сразится с нами? -
Повергнут меч, повергнут щит -
   Враги бегут толпами.

Вперед! На бой нас поведет
   Наш вождь непобедимый.
Вперед! и дерзкий враг падет
   Иль побежит, гонимый.


Начало 1830-х годов


* * *

Несутся, мелькают одно за другим
   Виденья в неясном тумане.
И сердце трепещет и мчится вслед им...
   И плачет о тяжком обмане.

Далеко - но память сроднилась с душой,
   И счастья былого мгновенья
Живут и теперь благодатной семьей,
   Даруя мне грусть в утешенье!


13 июля 1838


Новгород

Всё вокруг, поля и воды,
   Всё мороз сковал.
Но не мерзнет синий Волхов
   И крутит свой вал.

Долго ты с народом вольным,
   Волхов, дружно жил,
Долго синею волною
   Ты ему служил.

Разнося свой звон далече
   Вдоль твоих брегов,
Колокол сзывал на вече
   Новграда сынов.

И, волнуяся, как море,
   Шумен, как оно,
Собирался на просторе
   Весь народ в одно.

Господина Новаграда
   Глас тогда звучал,
Он творил и суд и правду
   И дела решал.

Был тогда великий Новград
   Славен и богат
И держал в руках могучих
   Злато и булат.

Всё прошло. Не слышно вече, -
   Колокола нет:
Снят и увезен далече, -
   Позабыт и след.

Всё пустынно и уныло,
   Имя лишь одно
Говорит о том, что было
   И прошло давно...

Нет, таким печальным вздохом
   Можно ль кончить речь?
Русской жизни надо шире,
   Не Новградом течь!

Новгород, ты целой Руси
   Уступил права,
И, избранница всей Руси,
   Поднялась Москва.

И в Москву, на вольны речи,
   Всей Землей с тех пор,
Заменяя древне вече,
   Собрался собор.

И Великой Руси дело -
   Собиранье сил -
Русью Малой, Русью Белой
   Бог благословил...


1861, Новгород


Ночное посещение

"Милая, что так поздно?
Тебя я долго, долго ждал;
Годами я часы считал.
Тоска всю душу обняла:
Мне думалось, ты умерла.
Милая, что так поздно?"

- "Путь мой был так далек!
Средь темных вод челнок мой плыл.
Я вышла в ночь: день жарок был.
Светляк светил мне в темноте,
И я неслась, неслась к тебе.
Мой путь был так далек!"

- "Милая, как поздно в ночь!
Но кто впустил тебя теперь?
Я нынче ночью запер дверь.
Легко же, друг, прокралась ты
Среди неверной темноты.
Милая, как поздно в ночь!"

- "Тише, о, тише, друг!
Я в ночь пришла. При свете дня
Ты не увидел бы меня.
Ведь к милому приходят в ночь,
И я пришла. Сомненья прочь!
Тише, о, тише, друг!"

Добрая, добрая ночь!
Высоко солнца луч сиял,
А он еще глубоко спал.
Он спал: едва ль проснется он...
И был с невестой схоронен.
Добрая, добрая ночь!


<1839>


О, sehnsucht

Одного прошу у судьбы моей,
Одного я жду утешения:
Дайте высказать мне сердцам людей
Все страдания, все мучения.

Дайте высказать, передать другим
Все предчувствия, все видения...
Что томит меня - непонятно им:
Слова нет мне для выражения!

Дайте слово мне, дайте слово мне! -
И тогда мой дух успокоится,
И торжественно миру целому
Новый, чудный мир откроется.


О, sehnsucht - О, стремление (нем.)


1836, Петербург


* * *

      О, если б можно было,
Я собрал бы лучи блестящей славы,
Сияние божественного света,
И светом этим и его лучами
Я окружил бы вас и далеко
И высоко бы в небесах поставил,
А сам бы я, оставшись на земле,
Стоял, глядел, и плакал, и молился.
Но пусть же будет божество мое
Для всех равно высоко, недоступно,
Пускай никто из смертных не дерзнет
И мыслью до него своей достигнуть!


<1837>


Орел и поэт

Видал ли ты, когда орел,
Взмахнув широкими крылами,
Далече оставляет дол
И плавает под небесами?
Он смотрит на светило дня,
Он сознает довольно мочи,
Чтоб свет бессмертного огня
Принять на блещущие очи!

Так и поэт, когда мечты,
К нему слетев, его обнимут
И высоко его поднимут
Над миром дольней суеты
И загорится взор поэта
Огнем божественного света,
Тогда-то, в этот час святой,
Творит он силой вдохновенья,
Оттуда сносит он с собой
Свои чудесные виденья!


1833, Богородское


Пастух

Там, на горе, так высоко,
Там я нередко стою,
Склонившись на бедный свой посох,
И вниз на долину смотрю,

Смотрю на бродящее стадо;
Собака — его часовой.
Я вниз сошел и не знаю,
Как это случилось со мной.

Пестреет долина цветами,
Цветы так приветно глядят,
Я рву их, не зная, -кому бы,
Кому бы теперь их отдать.

И бурю, и дождь, и ненастье
Под деревом я провожу:
Смотрю всё на дверь запертую.
Так всё это сон лишь один!

Вот радуга тихо поднялась,
Над домом красиво стоит, -
Она же куда-то умчалась,
Куда-то далёко теперь.

Куда-то далёко и дальше,
Быть может, за море совсем,
Идите, овечки, идите…
Горюет, горюет пастух.



Первая любовь

Я счастлив был мечтой своей прекрасной,
Хранил ее от первых детских лет;
Да, я любил возвышенно и ясно,
Смотрел тогда на дивный божий свет.

Я предался любви очарованью,
Поэзии мечтаний молодых
И сладкому о ней воспоминанью,
О лучших днях, о первых днях моих.

Я возрастал - и с каждым днем яснее,
Обширнее мне открывался свет,
И с каждым днем надменней и сильнее
Был гордых дум возвышенный полет.

Пришла пора, минута вдохновенья,
И из груди стесненной потекли
Свободными волнами песнопенья,
И новый мир обрел я на земли.

Когда ко мне поэзия сходила
И за стихом стремился звучно стих,
Всё о тебе мечтал я, друг мой милый,
Всё о тебе, подруга дней моих.

Бывало, грусть на сердце мне наляжет
И странные томят меня мечты,
И мне никто участья не покажет,
И все своей заботой заняты.

Тогда меня безумцем называют.
О, в те часы как часто думал я:
Пускай они меня не понимают,
Но ты, мой друг, но ты поймешь меня.

Когда меня ты, Шиллер вдохновенный,
В свой чудный мир всесильно увлекал,
И в этот час, коленопреклоненный,
Я целый свет забвенью предавал, -

Как мне тогда ее недоставало!
Как я хотел, чтобы она со мной
Создания поэта созерцала
И пламенный восторг делила мой. -

Теперь, увы! Разрушен призрак милый,
Исчезла ты, прекрасная мечта, -
Теперь брожу угрюмый и унылый,
И в сердце одиноком пустота.


12 апреля 1815, Москва


Первое мая

                             А. С. Хомякову

   Мы все живем: всем жизнь дана судьбою,
   И дни бегут обычной чередою,
   И молодость приветно настает.
   Коварная нас манит и влечет
   Всем временным блаженством наслаждений,
   Всей яркостью пестреющей цветов,
   Всем трепетом минутных упоений...
   Бегут за ней, прося ее даров;
   И счастливы, кому она их бросит!
   Минута - их, конца не видно им;
   Но всё пройти должно путем своим;
   Что временно, то время и уносит.
   Опомнимся - а молодость прошла
   И сколько жизни вместе унесла!

   Но вы, свершая путь, не таковы:
   Не временных искали упоений;
   Других надежд, высоких наслаждений,
   Не гибнущих, исполни лися вы.
   Опасен свет, прелестный и лукавый,
   Могуществен соблазна древний глас;
   Но молодость не обольстила вас,
      И перед жизнию вы правы.
   Благое дело вами свершено;
   Не даром юных дней была утрата, -
      И что у молодости взято,
      То жизни самой отдано.
От настоящего, хоть мчится быстротечно,
Вас время не умчит в стремлении своем,
      И голос современный вечно
      Вам будет внятен и знаком.
   И потому не страшно вам теченье,
   Не страшен бег часов, и дней, и лет;
   Пусть он другим приносит разрушенье,
   Но жизни в нем вам слышится привет.

   Понятно вам, что молодое племя
   Волнуется, с надеждой вдаль глядит;
   Попятно вам, что нынешнее время
   В груди своей невидимо таит;
   И ласково вы руку подаете,
   Не снисходя, не уступая нам:
   Вы сами той же жизию живете,
   И наше время также близко вам.

   И потому всегда с улыбкой ясной -
   Бог даст! - встречайте ваш рожденья день;
   Пусть долго-долго всходит он прекрасно,
   И никогда невольной грусти тень -
   Рожденья день - на вас он не набросит;
   По всем правам да вечно день такой
   Вам чувство жизни новое приносит
   И силы новые с собой!


1842, Москва


Петру

Великий гений! муж кровавый!
Вдали, на рубеже родном,
Стоишь ты в блеске страшной славы
С окровавленным топором.
С великой мыслью просвещения
В своей отчизне ты возник,
И страшные подъял мученья,
И казни страшные воздвиг.
Во имя пользы и науки,
Добытой из страны чужой,
Не раз твои могучи руки
Багрились кровию родной.
Ты думал, - быстротою взора
Предупреждая времена, -
Что, кровью политые, скоро
Взойдут науки семена!
И вкруг она лилась обильно;
И, воплям Руси не внемля,
Упорство ты сломил, о сильный!
И смолкла Русская земля.
И по назначенному следу,
Куда ты ей сказал: "Иди!" -
Она пошла. Ты мог победу
Торжествовать... Но погоди!
Ты много снес голов стрелецких,
Ты много крепких рук сломил,
Сердец ты много молодецких
Ударом смерти поразил;
Но, в час невзгоды удаляся,
Скрыв право вечное свое,
Народа дух живет, таяся,
Храня родное бытие.
И ждет он рокового часа;
И вожделенный час придет,
И снова звук родного гласа
Народа волны соберет;
И снова вспыхнет взор отважный
И вновь подвигнется рука!
Порыв младой и помысл важный
Взволнуют дух, немой пока.
Тогда к желанному пределу
Борьба достигнет - и конец
Положит начатому делу.
Достойный, истинный венец!

Могучий муж! Желал ты блага,
Ты мысль великую питал,
В тебе и сила, и отвага,
И дух высокий обитал;
Но, истребляя зло в отчизне,
Ты всю отчизну оскорбил;
Гоня пороки русской жизни,
Ты жизнь безжалостно давил.
На благородный труд, стремленье
Не вызывал народ ты свой,
В его не верил убежденья
И весь закрыл его собой.
Вся Русь, вся жизнь се доселе
Тобою презрена была,
И на твоем великом деле
Печать проклятия легла.
Откинул ты Москву жестоко
И, от народа ты вдали,
Построил город одинокой -
Вы вместе жить уж не могли!
Ты граду дал свое названье,
Лишь о тебе гласит оно,
И - добровольное сознанье -
На чуждом языке дано.
Настало время зла и горя,
И с чужестранною толпой
Твой град, пирующий у моря,
Стал Руси тяжкою бедой.
Он соки жизни истощает;
Названный именем твоим,
О Русской он земле не знает
И духом движется чужим.
Грех Руси дал тебе победу,
И Русь ты смял. Но не -всегда
По твоему ей влечься следу,
Путем блестящего стыда.
Так, будет время! - Русь воспрянет,
Рассеет долголетний сон
И на неправду грозно грянет, -
В неправде подвиг твой свершен!
Народа дух распустит крылья,
Изменников обымет страх,
Гнездо и памятник насилья -
Твой град рассыплется во прах!
Восстанет снова после боя
Опять оправданный народ
С освобожденною Москвою -
И жизнь свободный примет ход:
Всё отпадет, что было лживо,
Любовь все узы сокрушит,
Отчизна зацветет счастливо -
И твой народ тебя простит.


1845


Пловец

Посмотри: чернеют воды,
Тучи на небе сошлись,
Дунул ветер непогоды,
Волны с плеском поднялись.

Посмотри, как он бесстрашно
Взял широкое весло,
Сел в ладью, и чёлн бесстрашный
Как далёко унесло.

Видишь: там он, на средине,
Он валами окружён;
Но бунтующей пучине
Не легко поддастся он, -

Нет! Весло ему послушно,
И могучая рука
Отгоняет равнодушно
Волны прочь от челнока;

И отвагою упорной
Вся душа его зажглась:
Силы с влагой непокорной
Он испытывал не раз.

Буря волн ему знакома,
Любит он их плеск и вой,
И на них он будто дома -
Весел, радостен душой.

Никогда призыва к бою
Не пропустит мой пловец;
Он всегда готов, с ладьёю,
Неслабеющий боец.

Больше бурь из недр природы
Высылай ему, судьба! -
Как сладка ему, о воды!
С вами дикая борьба!


1836


Подлец

     Подражание Пушкину

Покуда своего призванья
Подлец в душе не узнает,
Среди других он без вниманья,
Еще неузнанный, живет.
Ничто в нем духа не тревожит,
Не бродят козни в голове -
И с честными людьми он может
Жить незаметно и в Москве.
Но только подлости призыв
До слуха чуткого коснется, -
Подлец душою встрепенется,
Мгновенно силы ощутив.
Он бродит праздный, недовольный;
Уже порыв его влечет
Туда, где подлости привольно,
Где много дела он найдет.
Бежит он, полон весь заботы,
От скучной для него Москвы,
На плоские брега Невы,
На многогрязные болота.


1840-е годы


* * *

Помнишь ли ты, помнишь ли ты?
Здесь по весенним долинам цветы,
В полдень торжественный шум водопада,
Звуки рожка и бродящее стадо,
Лёгкий румянец вечерних небес,
Звёздную ночь и задумчивый лес, - 
Помнишь ли ты?

Помнишь ли ты, помнишь ли ты?
Чудные светлые детства мечты,
Счастье с улыбкою, с радостью вечной,
Игры, забавы той жизни беспечной,
Детства прекрасного ясные дни,
Облаком лёгким промчались они, - 
Помнишь ли ты?


1836


Посвящение

Когда, идя по поприщу науки,
Гомера речь я начал понимать,
Тогда его высоких песен звуки
На наш язык богатый передать
Зажглось во мне горячее желанье -
Но труд еще не может быть свершен,
Час не пришел - и в робком ожиданьи
Я остаюсь пока наступит он.
А может быть, прельщаюсь я мечтами
И не могу сказать теперь,
Заговорит ли русскими словами
Об Одиссее доблестном Гомер,
Свершится ли задуманное мною,
Найду ли я, чего ищу, -
Но всё с надеждой дорогою
Я расставаться не хочу.
Кому ж сей труд, хотя и несвершенный,
Кому желание души моей
Я посвящу, надеждой обольщенный,
Когда не Вам, не маменьке моей?..


1833


* * *

Посмотри, милый друг, как светло в небесах.
   Как отрадно там звезды горят,
Как лазоревый свод спит над бездною вод
   И бледнеет румяный закат.

Друг мой, помню я дни, промелькнули они,
   И возврату их нечем помочь.
Помню звезды небес, и задумчивый лес,
   И иную, прелестную ночь.

Где ж такая страна? Там она, там она,
   За широкой, могучей рекой.
Там я счастливым был, там беспечно я жил,
   Не знаком ни с людьми, ни с судьбой.

Мы пойдем, милый друг, на зеленый тот луг,
   Где срывал я весении цветы,
А потом ты меня поведешь в те края,
   Где взрастала, прелестная, ты.

Над мечтой юных лет насмехался злой свет,
   Расставался я с верой моей,
Но с тобою любовь возвратила мне вновь
   Упованье младенческих дней.


1835, Москва


Поэту-укорителю

Напрасно подвиг покаянья
Ты проповедуешь земле
И кажешь темные деянья
С упреком гордым на челе.
Их знает Русь. Она омыла
Не раз нечистые дела,
С смиреньем господа молила
И слезы горькие лила.
Быть может, я теперь рыдают
В тиши, от пас удалены,
И милость бога призывают
Не изменившие сыны.
Знакомо Руси покаянье,
О нем не нужно говорить,
С покорностью свои страданья
Она умеет выносить!..

Но есть пленительный для взора,
Несознанный, тяжелый грех,
И он лежит клеймом позора
И на тебе, на нас, на всех!
Тот грех - постыдная измена,
Блестящей куплена ценой,
Оковы нравственного длена,
Надменность цепью золотой!
То - злая гордость просвещенья,
То - жалкий лепет слов чужих,
То - равнодушие, презренье
Родной земли и дел родных!..
Легко мы всё свое забыли
И, обратись к чужим странам,
Названье "Руси" уступили
Не изменившим ей стенам;
И древней Руси достоянье,
С чем было слито бытие, -
Нам стало чуждо покаянье,
Когда мы бросили ее!

Не там тот грех, где Русь и нужда!..
Ты видишь блеск чужих одежд,
Ты слышишь звуки речи чуждой
Сих образованных невежд;
Ты видишь гордость снисхожденья,
И лоск заемный чуждых стран,
И пышный блеск благотворенья,
И спесь ученых обезьян;
И ты ли, пользуясь плодами,
Что всем измена нам дает,
Гремишь укорными словами
На тяжко стонущий народ?!
Нет, к нам направь свои укоры,
Нас к покаянию зови,
Да увлажатся наши взоры,
Сердца исполнятся любви!
Пусть покаянье нам поможет
Прогнать преступный шум утех,
Пусть отчужденье уничтожит,
Пусть смоет наш тяжелый грех!

Я верю: дело совершится,
Преобразим мы жизнь свою,
И весь народ соединится
В одну великую семью;
И дух один, и мысль, и слово
Нас вместе мощно обоймет, -
И сила покаянья снова
Во всем народе оживет!


12 августа 1845


* * *

Пускай другие там холодными стихами
Без чувства мать свою дерзают воспевать, -
Нет, не могу того я выразить словами,
Что сердцем лишь одним могу я понимать.

Нет, нет! Я не рожден для тех похвал холодных,
Которые поэт поет вельможе в дар:
Порывы сильных чувств, порывы чувств свободных
Не могут передать словами весь свой жар.

Но сердце если бы свое имело слово
И если бы душа имела свой глагол,
Огнем бы запылал я чувства неземного
И выше бы небес поставил вам престол.

И песнь моя была тогда бы вас достойна,
И жадно бы тогда внимал мне целый свет,
И звуки бы лились пленительно и стройно, -
Тогда б я счастлив был, тогда 6 я был поэт!


Конец 1830-х годов


Путешествие на Риги. В Швейцарии

Прочтя в своей дорожной книге,
Что Риги - чудная гора,
Решился я идти на Риги,
Отправясь с самого утра.

Мои хозяева со мною
Хотели на гору идти
И в лодке раннею порою
Чрез озеро перевезти.

Бьет два часа. Они уж встали
И будят сонного меня.
Вскочил и я. Мне свечку дали,
С которою оделся я.

Еще под небом мгла лежала,
И только звезды с вышины
В спокойном озере дрожали
При блеске трепетном лупы.

Мы медленно и бодро плыли,
И, нарушая тишину,
Рыбачьи весла мерно били,
Будя уснувшую волну.

Швейцары пели песни, сладко
Напевам горным я внимал
И песни родины украдкой
В душе своей припоминал.

Уже восток алел, но горы,
Широкую кидая тень,
Еще задерживали скоро
Уже рождающийся день.

Вот мы у берега оставить
Спешим у привязи челнок
И на гору наш путь направить;
А всход и долог и высок.


1838


Путь

Туда, туда! Умчусь далеко!
Родную Русь покину я -
В дали неясной и глубокой
Таятся чуждые края.

Давно Германия манила
Воображение мое,
Жуковский лирою унылой
Напел мне на душу ее.

С тех пор всегда она туманной
Меня пленяла красотой,
И часто я к стране избранной
Летел воздушною мечтой.

Там пел он, мой поэт любимый,
Там в первый раз ему предстал
Прелестный Тэклы идеал
И Валленштейн непостижимый.


28 февраля 1835, Москва


Раздумье

Ужели я во всем разочаруюсь!
Ужели весь прекрасный этот мир -
Одна мечта, пустое заблужденье,
И некогда слетит с него покров?

Ужели я не должен верить чувству,
Не увлекаться пламенной душой?
Сомнение жестоко разрушает
Всё лучшее, прекрасное мое.

Но отчего ж, когда мы отдыхаем
От мыслей тяжких, от сует мирских,
Мне иногда становится так Сладко,
Как будто что-то душу осенит?

Передо мной мелькают дни былые
С своею прежней, милой красотой,
Украшенной еще воспоминаньем, -
Ужели то один обман пустой?

Когда ж обман - то истину возьмите,
Она гнетет, она томит меня;
Но мне обману верить так отрадно,
В обмане жить так сладко для меня.

О, прилети ж скорей, моя отрада,
Лети скорей, воздушная мечта,
Тебя я жду, тебе душа вновь рада,
Поэзии святая Красота!


1834, Москва


Разуму

Разум, ты паришь над миром,
Всюду взор бросая свой,
И кумир вслед за кумиром
Низвергается тобой.

Уповая всё постигнуть,
Ты замыслил искони
Мир на мире вновь воздвигнуть,
Повторить творенья дни.

Ты в победу гордо веришь,
Ты проходишь глубь и высь,
Движешь землю, небо меришь, -
Но, гигант, остановись!

Как титаны в древней брани,
Кинув горы к облакам
И явивши силу длани,
Не опасную богам,

Сражены обратно павшим
Градом полетевших гор
И легли всем родом, ставшим
Нам в преданье с оных пор, -

Так и ты, из всех титанов
Горделивейший титан,
От породы великанов
Уцелевший великан!

К небесам идёшь ты смело,
С двух сторон на них всходя,
Обращая мысли.в дело,
Дело в мысль переводя.

Но напрасно: многодельность
Не дойдёт к причине дел;
Ты нашёл не беспредельность,
Но расширенный предел.

Чтоб вселенную поверить
И построить вновь её,
Гордо мыслию измерить
Ты мечтаешь бытие.

Рассекая жизнь на части
Лезвием стальным ума,
Ты мечтаешь, что во власти
У тебя и жизнь сама;

Ты её добычей числишь;
Но откинь гордыни лесть:
Умерщвляя, ты ли мыслишь
Жизни тайну приобресть?

В недоступные пучины
Жизнь ушла, остался след:
Пред тобой её пружины,
Весь состав, - а жизни нет.

И какое же решенье -
Плод гигантского труда:
Постиженье - до творенья
Не достигнет никогда.

Отрекись своей гордыни,
В битву с небом не ходи,
Перед таинством святыни,
Перед богом в прах пади!

Вмиг получит смысл от века
Исполинский труд бойца,
Приближая человека
К познаванию творца.

И титана след суровый -
Груды сдвинутых громад -
Благозвучно, с силой новой
Славу бога возвестят.


1857


Расставанье

Ты спишь еще, а мне расстаться
Судьба велит, влечет меня,
Как долго буду я скитаться
И горевать - не знаю я.

Еще звезда стоит высоко,
И спит прекрасная земля,
Светило дня еще далеко.
Прости, прости, звезда моя.

Ее одежда здесь - целую
Ее одежды легкий край.
Прощай, тебя я именую
Мой свет очей, мой друг, прощай!

Я мчуся вдаль с моим стремленьем
Без остановок на пути.
Вы, птицы, оглушайте пеньем,
Ты, ветер, вой, и, лес, шуми!

Взглянуть назад - иль удержаться?
Здесь дом исчезнет меж ветвей,
Хоть взгляд - не в силах так расстаться! -
И руки простираю к ней.

Еще раз: темно пред глазами.
Прости, прекрасный ангел мой;
Не видно дома меж древами,
Я мчусь засохшею тропой.


14 апреля <1839>


Русская легенда

Могилу рыли: мертвецу
   Покой и ложе нужно;
Могильщики, спеша к концу,
   Кидали землю дружно.
Вдруг заступы их разом хлоп,
Они копать - и что же? - гроб
   Увидели сосновый,
   Нетронутый и новый.

Скорее гроб из ямы вон
   Тащить принялись оба
И, осмотрев со всех сторон,
   Отбили крышку с гроба.
Глядят: на мертвеце покров
Как снег и бел, и чист, и нов;
   Они покров сорвали -
   И чудо увидали.

Покойник свеж в гробу лежит;
   Тлен к телу не касался,
Уста сомкнуты, взор закрыт:
   Как бы сейчас скончался!
Могильщиков тут обнях страх,
Свет потемнел у них в глазах,
   Бегут, что есть в них силы,
   От страшной той могилы.

И весть о чуде принесли
   В свое село; оттуда,
И стар и молод, все пошли
   Взглянуть на это чудо.
И в ужас целое село
Такое диво привело;
   Крестьяне толковали
   И за попом послали.

Зовут его; приходит поп,
   И смотрит он, смущенный,
На белый саван, крепкий гроб,
   На труп в гробу нетленный.
"Не помню я, - он говорит, -
Чтоб здесь покойник был зарыт,
   С тех пор как я меж вами
   Служу при божьем храме".

Тогда один из поселян,
   Старик седой и хилый,
Сказал ему: "Я помню сам,
   Когда могилу рыли
Покойнику, тому назад
Прошло, никак, лет пятьдесят;
   Я знал и мать-старуху.
   Об ней давно нет слуху".

Тотчас пошли ее искать
   По сказанным приметам,
И, точно, отыскали мать:
   Забыта целым светом,
Старушка дряхлая жила
Да смерти от бога ждала;
   Но смерть ее забыла
   И к ней не приходила.

Она идет на зов людей,
   Не ведая причины;
Навстречу поп с вопросом к ней:
   "Ведь ты имела сына?"
- "Был сын; давно уж умер он,
А где он был похоронен -
   Коли я не забыла,
   Так здесь его могила".

- "Поди сюда, смотри сама:
   Твой сын в земле не тлеет!"
Старушка, словно без ума,
   Трепещет и бледнеет;
Священник на нее глядит.
"Ты знать должна, - он говорит, -
   Что значит это чудо?"
   - "Ох, худо мне, ох, худо!

Винюсь: я сына прокляла!" -
   И тихо, в страхе новом,
Толпа, волнуясь, отошла
   Перед ужасным словом,
И пред покойником одна
Стояла в ужасе она.
   На сына мать глядела,
   Дрожала и бледнела.

"Ужасен твой, старушка, грех,
   И страшно наказанье, -
Сказал священник, - но для всех
   Возможно покаянье:
Чтоб дух от гибели спасти,
Ты сыну грешному прости,
   Сними с него проклятье,
   Открой ему объятья".

И вот старушка подошла
   Неверными шагами,
И руку тихо подняла
   С смеженными перстами:
"Во имя господа Христа
И силой честного креста,
   Тебя, мой сын, прощаю
   И вновь благословляю".

И вдруг рассыпалося в прах
   При этом слове тело,
И нет покрова на костях,
   И в миг один истлело;
Пред ними ветхий гроб стоял,
И желтый остов в нем лежал.
   И все, с молитвой, в страхе,
   Простерлися во прахе.

Домой старушка побрела,
   И, плача, в умиленьи,
Она с надеждою ждала
   От господа прощенья,
И вдруг не стало мочи ей,
До ветхой хижины своей
   Едва она добралась,
   Как тут же и скончалась.


<1835>


Ручей

Шумит ручей, бежит ручей,
И чист, и светел, и ясен, -
В счастливой юности своей
Так человек прекрасен.

Вот, с камней падая, ручей
Клокочет и бушует, -
Так время бурное страстей
Людей собой волнует.

Но вот уж не бежит ручей,
А стелется широко
По злаку сочному полей,
Прельщая смертных око.

Так в старости и человек
Спокойно, безмятежно
Оканчивает бурный век,
Покрыт сединой снежной.


30 июля 1830


С.М. Соловьёву

Не страшись квартального,
Приходи ко мне
Из предела дальнего
Пеш иль на коне.

И занятье сладкое,
Труд оставив свой,
Кинь на время краткое
Город Земляной.

Расправляй-кa ноженьки,
Полно, не пиши,
С улицы Остоженки
В Бел-город спеши!

Пусть первоначальные
Рюрик и Олег
Твой чрез стогны дальние
Провождают бег,

Мономах, избранная
Руси красота,
И Мстиславов бранная
Удалых чета.) 

Устремим прилежнее
В старину свой взгляд:
Вспомним время прежнее
И былой наряд.

В жизнь былую втянемся
Миг забвенья быстр, -
На себя оглянемся:
Ты и я - магистр.

В платье мы немецкое
Облекшись, сидим,
Время молодецкое
Учено следим.

Хроники штудируем,
Логикой идём,
Жизнь анализируем, -
Жизнью не живём.

Наше поколение
Ценит мысль одну;
Все мы тем не менее
Любим старину.

Чтоб преданья длинные
Вместе повторять,
Грамоты старинные
Вместе почитать,

Русский старый, ярого
Заложив коня,
Русского ты старого
Посети меня.

P.S.

Бросьте, не коснея, вы
Нынче всякий труд,
Ибо вас Свербеевы
На вечер зовут.


1847


Свободное слово

Ты - чудо из божьих чудес,
Ты - мысли светильник и пламя,
Ты - луч нам на землю с небес,
Ты нам человечества знамя!
Ты гонишь невежества ложь,
Ты вечною жизнию ново,
Ты к свету, ты к правде ведешь,
   Свободное слово!
Лишь духу власть духа дана, -
В животной же силе нет прока:
Для истины - гибель она,
Спасенье - для лжи и порока;
Враждует ли с ложью - равно
Живет его жизнию новой...
Неправде - опасно одно
   Свободное слово!
Ограды властям никогда
Не зижди на рабстве народа!
Где рабство - там бунт и беда;
Защита от бунта - свобода.
Раб в бунте опасней зверей,
На нож он меняет оковы...
Оружье свободных людей -
   Свободное слово!
О, слово, дар бога святой!..
Кто слово, дар божеский, свяжет,
Тот путь человеку иной -
Путь рабства преступный - укажет
На козни, на вредную речь;
В тебе ж исцеленье готово,
О духа единственный меч,
   Свободное слово!


1854, Москва


Скала

Скала наклонилась над бездной морской
И в воды отважно глядится;
На ней, недовольный долин красотой,
Орёл бурнокрылый гнездится.
Её обвивает волнистая мгла,
И, в сизом покрове тумана,
Стоит, чуть видна, вековая скала,
Как призрак бойца-великана.
Печально выл ветер, и мраки легли
На землю густым покрывалом,
Неслись на скалу и взлетали валы -
Скала им в ответ напевала:
"Бейся, море, со мной, мой старинный злодей:
Высылай своих ратников шумных!
Их напор встречу я твёрдой грудью моей
И назад отобью их, безумных!
Не прокатится вал по моим раменам,
Не омоет высокой вершины -
Я стою - не боюсь - и назло временам,
И назло твоей злобе старинной.
День придёт, может быть, так угодно судьбе,
На последнюю битву я стану,
И паду я в борьбе, но паденьем тебе
Нанесу я смертельную рану
Глубоко, глубоко - до песчаного дна,
Не засыплешь своими песками!
Широко, широко - не сольётся она,
Не замоешь своими волнами!"
Настал грозный час, и две тучи сошлись,
И надулося гневное море,
И воздух, и воды, и огнь собрались,
И горе противнику, горе!
Скала уперлась и готова на бой -
Небесный палит её пламень,
С чела её льётся поток дождевой
И волны взбегают на камень!
Но буря сильнее, сильнее, и вот,
Дитя первобытной природы,
Скала заскрипела, качнулась вперёд -
И рухнула в бурные воды!
Удар был ужасен, и, в пыль раздробясь,
Всё море на воздух взлетело;
На дне его гордо скала улеглась,
Любуясь на славное дело;
Но море, вошедши в пределы свои,
Волнение бури смирило,
Собрало опять голубые струи
И в цельное зеркало слило.
И солнце взошло на лазоревый свод
И, мир озаряя лучами,
На чистой и гладкой поверхности вод
Гляделось опять с небесами.



* * *

Скоро зимний ляжет путь,
Снег поля покроет, 
Резво кони побегут
По большой дороге. 

Колокольчик зазвенит,
Вёрсты замелькают, 
И дорога побежит
Под кибиткой нашей. 

Ну, ямщик, ступай скорей!
Ну, неситесь, кони! 
Шибче, шибче бег коней,
Весело на сердце. 

Скоро зимний ляжет путь,
Снег поля покроет, 
Резво кони побегут
По большой дороге. 


1836


Советы

Дело великое жизни -
Ею объяты кругом -
В нашей великой отчизне
Все мы покорно несем.

Жизнь, ты загадка от века,
Ты нас тревожишь давно -
Сердце и ум человека
Нам разгадать не дано.

Жизнь и ничтожество, - что вы?
Тайну я слышу вокруг,
Всюду вопросы готовы,
Но не готов им ответ.

Нет, мы к вопросам не глухи,
Слышим мы тайну кругом,
Слышим мы темные слухи
В мире о мире другом.

Нам лишь загадка известна -
Жажду мы знаем одну,
Знаем, что в мире нам тесно,
Но не уйти в вышину.

С пылким восторгом усилья
Мы лишь к вопросу идем.
С горьким сознаньем бессилья
В прах безответны падем.

О, если б в жизни ошибки
Мы забывать не могли,
Не было б в мире улыбки,
Не был бы смех на земли.

Ум благороднейший бродит,
Бредит и сердце в мечтах,
В душу отчаянье входит,
Мрак нависает в очах.


<1850>, Тула


Сон

На юношу вещий спускается сон.
   Мечта его сердце лелеет;
И видит он: утро, уже небосклон
   Зарею с востока алеет.

Угрюмые тучи пылают в огне
   И медленно в нем исчезают,
Белеют, ложась полосами, оне
   И неба лазурь открывают.

Но нет еще солнца. Вдруг искра - и луч
   Далеко промчался мгновенный...
Вот солнце, вот красное солнце без туч!..
   И день наступил вожделенный!

И слышит он: песни родные поют,
   Родные несутся напевы,
И вот в сарафанах блестящих идут,
   В повязках прекрасные девы.

И слышит он: воздух потрясся кругом
   Под звуками меди гудящей;
И видит он: муж покидает свой дом,
   На звуки призывны спешащий.

И сходится много на площадь людей,
   Которой гордится столица:
Одежды родные, и разум очей,
   И древние сильные лица.

На площади много народа стоит,
   На вольном широком просторе;
Волнуясь, как море, народ говорит,
   Шумят его речи, как море.

Он видит, он слышит - восторженный взор,
   Восторженный слух, весь - вниманье!
Он видит Великий Народный Собор,
   Он слышит его совещанье!

И солнце приходит стезею своей,
   Лучи рассыпая густые
На белые стены, на пышных церквей
   Кресты и главы золотые.

И силы и доблесть, добро и любовь
   В великой воскресли державе,
И старые песни хвалебные вновь
   Поются и Миру и Славе!


Апрель 1846


Софье

Помню слово, помню святость долга 
И тебе, мой друг, привет я шлю 
К берегам, в которых наша Волга 
Катит всю равнину вод свою. 
Поклонись волне ее просторной, 
Глубине, погоде верховой; 
Поклонись ты старине нагорной, 
Не забудь ты также луговой. 
Из Москвы идет привет далекий, 
Из столицы Русской старины. 
За нее не раз в беде жестокой 
Поднимались волжские сыны. 
Юношей и старцев поседелых 
Клич священный: "Вера и Земля!"
Доходил до стен и башен белых, 
До святынь Московского Кремля. 
Что сказать тебе, моя невестка? 
И о чем сложить теперь мой стих? 
Чай, к тебе домчались тоже вести 
О волненьях Запада крутых. 
Обойтися он хотел без Бога.
Это трудно; он увидит сам.
Запада на что же нам дорога? 
Иль и мы пойдем к его богам? 
Чужды мы фразерскому веселью 
И страданьям ложным и лихим. 
Нам зачем в чужом пиру похмелье? 
Нам зачем насильно быть больным?
Знаменательно глубоко слово 
Нам теперь гремящее. Ужель 
Тотчас многие припомнят снова 
Нашу Русь и Руси колыбель? 
С Западом постыдные все связи 
Искренне нам надо разорвать. 
Вымыться от обезьяньей грязи, 
Русскими нам, русским, быть опять. 
От него мы заразились много; 
Много своего лежит в пыли. 
Надо вспомнить Веру, вспомнить Бога, 
Вспомнить жизнь великую земли. 
Но довольно; не сердись за прыткость 
И за склад: так много прытких дум. 
Государств волнения и шаткость 
Так тревожно занимают ум. 
О, возникни, Русь, земля родная 
С самобытной жизнью старины! 
Отягчают нас болезнь и ужас, 
Будь, Москва, одна главой страны! 
Но прости! Снеси мои поклоны 
И супруга крепко обними -
Вкруг меня Москвы несутся звоны. 
Господи! Молению вонми!


Москва, 3 апреля 1848 года


Союзникам

Не наша вера к вам слетела,
Не то дает огонь словам;
Не за одно стоим мы дело;
Вы чужды и противны нам.

Ты, с виду кающийся мытник!
России самозванный сын,
Ее непрошеный защитник,
На всё озлобленный мордвин!

Ты - нарицательное имя,
Местоименье подлеца,
Зовущий к господу: "Смири мя!" -
И днесь смиренный до льстеца!

И ты, писатель запоздалый!
Классических носитель уз,
Великий злостью, телом малый,
Упрямый почитатель муз!

И много мелочи ничтожной -
Ее и глаз не разберет, -
Но разъяренный, но тревожный,
Но злой и мстительный парод!

Не съединит нас буква мненья;
Во всем мы розны меж собой,
И ваше злобное шипенье -
Не голос смелый и прямой.

Нет, вас не примем мы к совету;
Не вам внимать родному зву!
Мы отказали Маржерету,
Как шли освобождать Москву!

На битвы выходя святые,
Да будем чисты меж собой!
Вы прочь, союзники гнилые!
А вы, противники, - на бой!


1844


Степь

Есть песня у меня старинная,
Я нам спою теперь ее:
Как хороша ты, степь пустынная,
Житье привольное мое!

Как над тобою, безграничною,
Раскинулся небесный свод,
А по небу, стезей привычною,
Светило вечное идет!

Был в городах я и измучился:
Нет, не житье там для меня!
Я скоро по тебе соскучился
И оседлал себе коня!

К тебе бежал я: здесь мне весело,
Здесь я один, здесь волен я,
Здесь вижу я, как небо свесило
Со всех сторон свои края!

Тебя, привольем благодатную,
Поймет ли житель городской
И обоймет ли, необъятную,
Своею тесною душой?

Как сладко песню заунывную
В степи, под вечер, затянуть,
Залиться в звуки переливные
И в них исчезнуть, потонуть!..

Меня томит печаль глубокая:
С тобой я поделю ее,
Раздолье ты мое широкое,
Мое привольное житье!


3 января 1835, Москва


* * *

Страшная буря прошла, -
Солнце блеснуло из туч,
В каплях деревья горят,
С неба бегут облака,
Шире и шире лазурь.

Будешь любить ты меня?
Наш неразрывен союз,
Тихое счастье мое,
Верить ли должно тебе,
Милый, прекрасный мой друг?

Нет уж ни облака там,
Ярко блестит синева,
Солнце горит в небесах.
Чудный, торжественный день,
Дивных исполненный сил!

Будешь любить ты меня?
Дашь ты мне руку свою?
Счастием жизни полна,
О, как прекрасно вдали
Небо над нами горит!


1842


Стремление души

Природа, я знаю, ты тайны хранишь
   Под пестрой своею завесой;
На наши вопросы упорно молчишь,
   Да мы не нарушим святыни.

Тебя я подслушал в журчании струй,
   В раскатах небесного грома,
В задумчивом шуме тенистых лесов,
   В глухом завывании ветра.

Тебя подсмотрел я в лазури небес,
   В сиянии светлого солнца,
В высоких, до неба всходящих горах,
   В безбрежной дали океана.

Напрасно скрываться, сними свой покров.
   Тебя я люблю, о Природа,
Тебе посвящаю живые труды
   И юности милые годы.

О, дай мне проникнуть в волшебный твой мир -
   В мечтаниях часто он снится -
И жадно из урны волшебной твоей
   Источника знании напиться.


1834, Москва


* * *

Твои уста, твой взор молили,
Чтоб я тебя не покидал;
Младые очи слезы лили,
И голос, плача, замирал;

Просила ты хотя участья;
Ты клятвы вспоминала мне,
Пору безумия и счастья;
Ты бредила о прежнем сне.

Но я, с улыбкой горделивой,
Сказал: "Оставь свои мечты!
Носи оковы терпеливо,
Коль их разбить не хочешь ты.

Страдай, сама виной страданий;
Мечтай, коль не устала ты
От вечный грез и упований;
Влачи всю жизнь рабой мечты.

Плачь над развалинами счастья,
Встречай в стенании зарю!
Безумью жалкому - участья
Я никогда не подарю.

А я, смотри, как птица волен;
Не зная мнения препон,
Всегда свободен и доволен,
Всегда я сам себе закон.

Одето сердце будто сталью.
Оставь мольбы свои, пусти!
Смеюсь я над твоей печалью,
С улыбкой говорю: прости!"


1846


Тени

Над всею русскою землею,
Над миром и трудом полей
Кружится тучею густою
Толпа нестройная теней.

Судьбы непостижимым ходом -
Воздушным, бледным, сим теням
Дано господство над народом,
Простор их воле и мечтам.

Вампира жадными устами
Жизнь из народа тени пьют
И просвещения лучами
Свой греют хлад... Напрасный труд!

Им не согреть свой хлад мертвящий!
Ни просвещенье, ни народ
Им жизни полной, настоящей
Не может дать и не дает.

Народа силы истощая,
Народу заслоняя свет,
Отколь взялась теней сих стая?
Отколь сей странный Руси бред?

Когда Петра жестокой силой
Была вся Русь потрясена,
Когда измена к ней входила,
Ее грехом возбуждена,

Когда насилие с соблазном
Пошли на Русь рука с рукой,
Когда, смущаясь в духе разном,
Сдавался русских верхний строй

И половина Руси пала,
Отдавшись в плен чужих цепей, -
Тогда толпа теней восстала
На место попранных людей.

Соблазн, насилие, коварство
До цели избранной дошли,
И призраков настало царство
Над тяжким сном родной земли.

Вампира жадными устами
Жизнь из народа пьют они
И, греясь чуждыми лучами,
Ведут свои беспечно дни.

Но срок плененья близ исхода;
Судьба неслышно подошла,
Сказалось слово... Лик народа,
Редея, открывает мгла.

И вот свились, смутившись, тени
И жалкий поднимают клик:
Проклятья, стоны, брань и пени,
И шум, и гам кругом возник.

Мятутся, будто галок стая,
Завидев сокола вдали;
Шумят, кричат - не понимая
Друг друга и своей земли.

Да, столько лет прожив беспечно,
Без цели, мысли и труда,
В забавах жизни тешась вечно,
Народу чуждые всегда, -

Что будут тени в час, как новый
Их жизни озаряет свет,
И на вопрос судьбы суровой
Какой дадут они ответ?..

А ты молчишь, народ великий,
Тогда как над главой твоей
Нестройны раздаются крики
Тобой владеющих теней.

Предмет их страха, укоризны,
Молчишь, не помнящий обид:
Языческой свирепой тризны
Дух христианский не свершит.

В тебе ключ жизни вечно новый,
В тебе загадки смысл сокрыт...
Что скажешь ты?.. Твое лишь слово
Нам тайну жизни разрешит!


<1856>


Толпе эмпириков

Напрасно мысль горит и блещет
Пред близорукою толпой,
Напрасно свет далеко мещет
И гонит мрак перед собой:

Не им понять ее деянья!
Невыносимо для очей
И ослепительно сиянье
От чистых истины лучей.

Но слабые покоит очи,
Но нежит их пугливый взор
Неверный сумрак темной ночи,
Где вспыхнет легкий метеор.

А вечной истины сиянье,
Неотразимый, строгий свет,
Гонящий сумрака созданья,
Толпу теней, рассудка бред, -

Им ненавистен; им милее
Знакомый сумрак; в нем идти
Привольней им; они бодрее
На осязательном пути.

Пусть мысль сияет, путь свершая, -
Им блага свет не принесет,
И луч, в их область проникая,
Им только призраки дает.


24 ноября 1841, Москва


* * *

Туда, туда! Иди за мною!
Я знаю чудный, светлый край, -
Простись с коварною землею,
Там ждет тебя небесный рай.

Свет, полный суеты, не знает
Той очарованной страны,
Где прелесть вечная сияет
Неувядающей весны.

Но путь я знаю сокровенный
В тот край, где радость и покой, -
О друг мой милый, друг бесценный,
Туда, за мной! Туда, за мной!


1836


* * *

Тучи грозные покрыли
Небосклон лазурный мой,
Солнце в мраке потопили,
В недрах громы затаили
И повисли надо мной.

И, чреватая бедами,
Буря страшная близка;
Может быть, за облаками
Смерть скрывается над нами
И уж ищет бедняка.

Скоро разразятся тучи,
Огнь блеснет и грянет гром,
И засвищет ветр могучий,
Встанет вверх песок летучий,
И завоет лес кругом.

Может быть, и мне готова
Громоносная стрела, -
Я пойду; а с голубого
Неба вновь исчезнет мгла.
Освежатся лес, дуброва,
И природа будет снова
И прекрасна и светла.


1836


* * *

Тяжело-тяжело на душе залегло,
И тоскует-тоскует она;
И мечтами её далеко унесло
В золотые мои времена.

Далеко от меня прелесть прошлого дня,
И туманами день тот одет, -
Но тревожит меня, но счастливит меня
Память прежних младенческих лет.

Предо мной тихий пруд, волны в берег не бьют,
Камыши зеленеют на нём;
Вот село, барский двор, деревянный забор,
На дворе сельский видится дом.

Тихий вечер, тепло, а в окошках светло,
В доме люди, дом жизнью кипит... -
Что! - уж нет их давно, в доме глухо, темно,
Непробудно минувшее спит.


11 июня 1836


Фантазия

Был вечер. Торжественно солнце зашло,
   Разлившись по небу зарею,
И свет исчезавшего ясного дня
   Сливался с вечернею тьмою.

Один я на бреге высоком сидел,
   У ног моих воды струились,
И долго на небо и воды глядел,
   Любуясь прелестною ночью.

И вдруг, погрузяся в мечты, я исчез
   И весь перелился в природу -
Лучами луны я спускался с небес
   На тихо бегущую воду;

В воде я лучи на струи принимал,
   И, с ними играя, катился,
И небо в объятиях тихо качал
   С луной и златыми звездами;

Таинственным мраком под сенью дубрав
   Чернел я, спокоен и страшен;
По мягкому лугу пестрел я в цветах,
   Роскошным дыша ароматом.

И всю наполняя природу собой,
   Я с нею летел в бесконечность -
И таинств завеса редела пред мной,
   Доступной казалась мне вечность.

Уж истины луч предо мной заблестел...
   Но вдруг я вздрогнул и очнулся:
Один я на бреге высоком сидел,
   У ног моих воды струились.


1834, Богородское


* * *

Целый век свой буду я стремиться
Разрешить божественные тайны,
Взволновали душу мне они.
Я иду к ним с верой и надеждой.
На пути терплю и труд и горе,
А в душе смиряю нетерпенье.
И когда неясной новой думой
Бедный ум страдален посетится,
И когда схватить ее не в силах,
И когда я мучусь И терзаюсь, -
Я тогда волнение смиряю,
Говорю: пождем, и мысль яснее
Снова мне предстанет, и постигну -
И, постигнув,, облеку словами,
И другим ту мысль я передам.
И тогда с глубоким упованьем,
С тихою надеждой повторяю:
Целый век свой буду я стремиться
Разрешить божественные тайны,
Взволновали душу мне они.
Я иду к ним с верой и надеждой.


26 марта 1836


Элегия

Безбрежное небо,
Когда я к тебе,
От тела свободный,
Стремглав полечу,

Я неба равнины
Измерю тогда,
И всё обниму я,
Везде разольюсь.

Мной зримые звёзды
Отсюда с земли
Пред самим собою
Увижу тогда,

И в сем океане
Я плавать начну,
Проникну веками
Сотканную тьму.

Всего бесконечность
Постигну тогда,
И страшная вечность
Мне будет ясна.

О, скоро ль с землёю
Ничтожной прощусь
И в небо душою
Свободной помчусь!


1832


* * *

Я видел Волгу, как она
В сребристом утреннем уборе
Лилась широкая, как море;
Всё тихо, ни одна волна
Тогда по ней не пробегала,
Лишь наша лодка рассекала
Воды поверхность и за ней,
Ее приветно лобызая.
Струя лилась вослед, сверкая
От блеска солнечных лучей.
Спокойность чистого кристалла
Ничто тогда не нарушало;
Казалось, небеса слились,
И мир глазам моим являлся:
С двух солнцев в нем лучи лились,
Я посредине колебался.


1832, Москва


* * *

Я не знал, что солнце скинет
Нынче облачный покров,
Волны света с неба двинет
И свой луч приветно кинет
На меня из облаков.

Я не знал... и луч желанный
Тем отрадней для меня,
Что, негаданный, нежданный,
Он блеснул с высот, посланный
Солнца дар на радость дня.

Солнцу гимн я шлю хвалебный,
Правды свет я петь хочу.
Полумрак луны волшебный,
Сердцу робкому потребный,
Солнца уступи лучу!

Солнце, луч твой неподкупный
Светит строго и равно.
Всё, что мелко, всё, что крупно,
Всё известно, всё доступно,
Всё кругом озарено.

Видеть мне в душе отрадно,
Как твой луч, вред злу и мгле,
Всё, что ладно, что не ладно -
Беспристрастно, беспощадно
Обличает на земле.

Истине щита не нужно,
Пусть лишь солнца свет горит,
Озаряя землю дружно,
Всё исчезнет, что недужно,
И здоровье победит.


14 февраля 1856


* * *

Я не знаю, найду ли иль нет
Я подругу в житейской тревоге,
Совершу ли священный обет
И пойду ли вдвоем по дороге.

Но подруга является мне
Не в немецком нарядном уборе,
Не при бальном потешном огне,
Не с безумным весельем во взоре.

Не в движеньях иль глупо пустых,
Иль бесстыдных и ветренных танцев,
Не в толпе шаркунов молодых -
И своих и чужих иностранцев,

Не под звуки музыки чужой,
Помогающей света злоречью,
Не с искусственной бальной душой,
Не с чужой иноземною речью.

Нет, подруга является мне
Вдалеке от златого кумира,
В благодатной, святой тишине,
В светлой жизни семейного мира.

Предстоит она в полной красе,
Обретенная сердцем заране,
С яркой лентою в томной косе,
В величавом родном сарафане,

С русской песнию в алых устах,
Непонятной ушам иноверца,
С русской думою в ясных очах
И с любовию русского сердца,

Красной девицей, с жизнью родной,
И с семьею, и с верою дружной,
С молодою девичьей красой
И с девичьей душою жемчужной.



* * *

Я счастлив был во времена былые,
Когда я в жизнь так весело вступил,
И вкруг меня вились мечты златые, -
          Я счастлив был.
Я счастлив был: Мне грех роптать на бога,
От радостей земных и я вкусил.
Через цветы вела моя дорога, -
          Я счастлив был.
Я счастлив был - и та пора златая
Живет во мне, тот дальний край мне мил,
И я люблю мечтать, воспоминая, -
          Я счастлив был!


9 октября 1834, Москва




Всего стихотворений: 99



Количество обращений к поэту: 15085




Последние стихотворения


Рейтинг@Mail.ru russian-poetry.ru@yandex.ru

Русская поэзия