К.Р. (Константин Романов) (1858-1915)

• Биография К.Р. (Константина Романова)
• Стихотворения К.Р. (Константина Романова) по темам
• Переводы стихотворений К.Р. (Константина Романова) на другие языки

Все стихотворения К.Р. (Константина Романова) на одной странице

- Оглавление -

             I

   Отважно пройдена дорога,
И цель достигнута тобой:
Ты, веря в доброе и в Бога,
Свершил высокий подвиг свой.

   И ныне следом за тобою
Пуститься в путь дерзаю я;
Пусть путеводною звездою
Сияет вера мне твоя.

   А ты, испытанный годами,
Не унывающий боец,
Ты, убеленный сединами,
Венчанный славою певец,

   Меня, взращенного судьбою
В цветах, и счастье, и любви,
Своей дряхлеющей рукою
На трудный путь благослови.

Мраморный дворец
29 марта 1887


             II

На пятидесятилетие его писательской деятельности
          28 января 1889

    Есть помыслы, желанья и стремленья,
И есть мечты в душевной глубине:
Не выразить словами их значенья,
Неведомы таятся в нас оне.

    Ты понял их: ты вылил в песнопенья
Те звуки, что в безгласной тишине
Пленяют нас, те смутные виденья,
Что грезятся лишь в мимолетном сне.

    Могучей силой творческого духа
Постигнув все неслышное для уха,
Ты угадал незримое для глаз.

    И сами мы тех сердца струн не знали,
Что в сладостном восторге трепетали,
Когда, чаруя, песнь твоя лилась.

На пятидесятилетие его музыкальной деятельности

Игры упоительной звуки текли.
     Мы в нежном восторге внимали.
Все радости неба, все горе земли
     Те звуки в себе отражали.

Пленять нас и трогать им было дано:
     Пред ними стихали сомненья,
И было так много обид прощено
     И пролито слез умиленья!

О, пусть нас уносит волшебной игрой
     Туда, в те надзвездные дали,
Где нет ни вражды, ни тревоги земной,
     Ни зла, ни борьбы, ни печали!

             I
               В ответ на его письмо с новыми стихотворениями

   Опять твое раздалось пение,
Опять звучит нам песнь твоя!
К ней, очарован, в восхищенье
Опять прислушиваюсь я.

   Забыта вновь юдоль земная,
Я будто слышу твой призыв,
И, словно крылья расправляя,
Вмиг встрепенувшись и ожив,

   Душа и просится, и рвется
В те неземные высоты,
Откуда голос твой несется,
Туда, откуда манишь ты.

   О, пой нам! Пой не умолкая
С той высоты, чтоб и опять
Я в этой дивной песне рая
Мог вдохновенье почерпать.

Мраморный дворец
23 февраля 1887

              II
              На пятидесятилетие его писательской деятельности
              30 апреля 1888

     Твоя восторженная лира
  И песни чистые твои
  Нам проливали звуки мира,
  Добра, надежды и любви.

     Ты черни ветреной в угоду
  Себе, певец, не изменял,
  Свою священную свободу
  Страстям толпы не подчинял;

     Ты пел в течение полвека,
  Бессмертья лаврами увит,
  Ту песнь, что душу человека
  И возвышает, и живит.

     О, если б струны эти пели
  Нам долго, долго твой завет,
  Как несравненной должен цели
  Быть верен истинный поэт!

  Мраморный дворец

Блаженны мы, когда идем
Отважно, твердою стопою
С неунывающей душою
Тернистым жизненным путем;

Когда лукавые сомненья
Не подрывают веры в нас,
Когда соблазна горький час
И неизбежные паденья

Нам не преграда на пути,
И мы, восстав, прах отряхая,
К вратам неведомого края
Готовы бодро вновь идти;

Когда не только дел и слова,
Но даже мыслей чистоту
Мы возведем на высоту,
Все отрешаясь от земного;

Когда к Создателю, как дым
Кадильный, возносясь душою,
Неутомимою борьбою
Себя самих мы победим.

     Бывают светлые мгновенья:
Земля так несравненно хороша!
     И неземного восхищенья
          Полна душа.

     Творцу миров благоуханье
Несет цветок, и птица песнь дарит:
     Создателя Его созданье
          Благодарит.

     О, если б воедино слиться
С цветком и птицею, и всей землей,
     И с ними, как они, молиться
          Одной мольбой;

     Без слов, без думы, без прошенья
В восторге трепетном душой гореть
     И в жизнерадостном забвенье
          Благоговеть!

                     Князю Гавриилу Константиновичу

   Крошка, слезы твои так и льются ручьем
И прозрачным сверкают в глазах жемчугом.
Верно, няня тебя в сад гулять не ведет?
Погляди-ка в окно: видишь, дождик идет.
Как и ты, словно плачет развесистый сад,
Изумрудные капли на листьях дрожат.
Полно, милый, не плачь и про горе забудь!
Ты головку закинь: я и в шейку, и в грудь
Зацелую тебя. Слезы в глазках твоих
Голубых не успеют и высохнуть, в них
Уж веселье блеснет; в пухлых щечках опять
Будут взор мой две мягкие ямки пленять;
И зальешься ты хохотом звонким таким,
Что и сам небосвод синим оком своим
Засияет тебе из-за сумрачных туч,
И сквозь капли дождя брызнет солнышка луч.

           Великому Князю Сергею Александровичу

   Дождь по листам шелестит,
Зноем томящий сад
Жажду теперь утолит;
Слаще цветов аромат.

   Друг, не страшись. Погляди:
Гроз не боятся цветы,
Чуя, как эти дожди
Нужны для их красоты.

   С ними и я не боюсь:
Радость мы встретим опять...
Можно ль наш тесный союз
Жизненным грозам порвать?

   Счастье не полно без слез;
Небо синей из-за туч, -
Лишь бы блистал среди гроз
Солнышка радостный луч.

                Княгине З. Н. Юсуповой

Навстречу птицам перелетным
На дальний юг стремились мы
Из царства северной зимы
К весны пределам беззаботным.

Небес полдневных глубины
Чем дальше, тем ясней синели;
Алмазней звезды пламенели
Среди полночной тишины.

И все обильнее цветами,
Благоуханьем и теплом
Весна дарила с каждым днем,
Лаская нежными лучами.

Пустынных гор последний кряж
Нас отделял еще от цели;
Вдали ворота зачернели,
Все ближе, ближе... О, когда ж!

Мы трепетно переступали
Порог скалистый... Наконец!..
В нас сердце замерло... Творец!
Не сон ли это, не мечта ли?

У наших ног обрыв крутой,
А впереди - неизмеримый,
Безбережный, необозримый,
Лазоревый простор морской.

Неописуемое море,
Лицом к лицу перед тобой,
Пред этой дивной красотой
Не всякое ль забудешь горе!

                   Великой Княгине Елизавете Маврикиевне

   В тени дубов приветливой семьею
Вновь собрались за чайным мы столом.
Над чашками прозрачною струею
Душистый пар нас обдавал теплом.

   Все было здесь знакомо и привычно,
Кругом все те же милые черты.
Казалось мне: походкою обычной
Вот-вот пойдешь и сядешь с нами ты.

   Но вспомнил я, что ты теперь далеко
И что не скоро вновь вернешься к нам
Подругою моей голубоокой
За чайный стол к развесистым дубам!

Блеск и сиянье сменило ненастье,
Осень сгубила все наши цветы...
Где твое первое, светлое счастье?
     Где молодые мечты?

Горе подкралось с той грозною тучей:
Льются дожди, - льются слезы твои;
Их проливаешь струею горючей
     Ты о погибшей любви.

Плачь, и рыдай, и печалься, и сетуй!
Но да не молвят хулений уста;
С верой из мрака стремися ты к свету,
     Бремя подъемля креста.

Минет зима... И цветы, и сиянье
С юной весною увидишь ты вновь:
Верь же в грядущую радость свиданья!
     Верь, что воскреснет любовь!

                 I
      
         Надпись к картине
      
С какою кроткостью и скорбью нежной
Пречистая взирает с полотна!
Грядущий час печали неизбежной
     Как бы предчувствует Она!
      
К груди Она Младенца прижимает
И Им любуется, о Нем грустя...
Как Бог, Он взором вечность проницает
     И беззаботен, как дитя!
      
Гмунден
20 мая 1882
      
                 II
      
             Баркарола
      
      Плыви, моя гондола,
           Озарена луной,
      Раздайся, баркарола,
           Над сонною волной.
      Настроена гитара:
           О, друг, я в честь твою
      Всего земного шара
           Все песни пропою!
      Смотри, уж на Пьяццетте
           Потушены огни,
      При ярком лунном свете
           С тобою мы одни.
      Замолкли серенады,
           И ставни заперты, -
      Среди ночной прохлады
           Не спим лишь я да ты.
      До Лидо не далеко,
           Мы быстро доплывем;
      Там море так широко
           Раскинулось кругом;
      Там месяц волны любит:
           Смотри, как с вышины
      Лучами он голубит
           Морские глубины.
      Там, в голубом просторе,
           В лазоревой дали
      Забудем мы и горе,
           И бедствия земли.
      Пусть звуки поцелуя
           Подслушает волна,
      И, как тебя люблю я,
           Пусть подглядит луна!
      
      Гмунден
      24 мая 1882
      
      
                III
      
            Мост вздохов
      
      Под мостом вздохов проплывала
   Гондола позднею порой,
   И в бледном сумраке канала
   Раздумье овладело мной.
   Зачем таинственною сенью
   Навис так мрачно этот свод?
   Зачем такой зловещей тенью
   Под этим мостом обдает?
   Как много вздохов и стенаний,
   Должно быть, в прежние года
   Слыхали стены этих зданий
   И эта мутная вода!
   Могли б поведать эти своды,
   Как в дни жестокой старины,
   Бывало, оглашались воды
   Паденьем тела с вышины;
   И волн, и времени теченье
   Спешило тело унести:
   То были жертвы отомщенья
   Совета Трех и Десяти...
   Но не болтливы стен каменья,
   Не разговорчива вода,
   И лишь в одном воображенье
   Встают минувшие года.
   Безмолвна мраморная арка,
   Безмолвен сумрачный канал...
   Крылатый лев Святого Марка
   Сном вековечным задремал.
      
   Штутгарт
   4 июня 1882
      
      
                 IV
      
  Скользила гондола моя над волной
       Морского широкого лона.
  Заката малиновый луч надо мной
       Румянил лазурь небосклона.
      
  Жемчужные сверху ряды облаков
       Гляделись в спокойное море,
  И слышался бой отдаленный часов,
       Теряясь в безбрежном просторе.
      
  Желанием сладостным, нежной тоской
       Душа изнывала и млела:
  Хотелося слиться с волной голубой,
       Лететь выше неба предела;
      
  Хотелось угаснуть, как луч золотой,
       Застыть, как те звуки в просторе, -
  Хотелось объять ненасытной душой
       Все небо и целое море!
      
  Стрельна
  12 июля 1882
      
      
                 V
      
         Помнишь, порою ночною
      Наша гондола плыла,
      Мы любовались луною,
      Всплескам внимая весла.
      
      Помнишь, безмолвно дремала
      Тихим Венеция сном,
      В сонные воды канала
      Звезды гляделись кругом.
      
      Мимо палаццо мы дожей,
      Мимо Пьяццетты колонн
      Плыли с тобою... О, Боже,
      Что за чарующий сон!
      
      Искрились волны лагуны...
      Где-то в дали голубой
      Плакали нежные струны, -
      Пел гондольер молодой;
      
      Пел он про месяц и море,
      Про голубую волну,
      Пел про блаженство и горе.
      Пел про любовь и весну.
      
      Дивная песнь навевала
      Грезы блаженной любви,
      В душу она проникала,
      Страсть разжигала в крови...
      
         Помнишь, порою ночною
      Тихо гондола плыла,
      Мы любовались луною...
      О, что за ночь то была!
      
      Красное Село
      28 июля 1882
      
      
                 VI
      
     На площади Святого Марка,
     Где вьются стаи голубей,
Где меж бесчисленных колонн за аркой арка
Пленяют взор каймой узорчатой своей,
Остановился я... Уж угасал, бледнея,
        Тревожный, суетливый день;
С безоблачных небес, таинственно синея,
На землю сонную спускалась ночи тень;
     И колокола благовест унылый
     Сзывал к вечерне христиан. Меня
          Влекло неведомою силой
     К старинному собору, чтобы дня
          Забыть и шум, и утомленье.
        Благоговейного исполнен умиленья,
     Переступил святыни я порог...
Лампады теплились, дымилися кадила,
И сумрачная мгла, казалось, говорила:
          Здесь соприсутствует нам Бог! -
И стал молиться я спокойный и безмолвный.
Орган откуда-то с незримой вышины
Звучал торжественно, и стройных звуков волны
     Лилися среди мертвой тишины.
     В них слышались и слезы, и стенанья,
     Скорбь за утраченные небеса,
        И неземные воздыханья,
        И райских песен голоса.
Прозрачный, легкий дым каждений благовонных,
        Струясь вкруг мраморных столбов,
Скользя по плитам стен, вдоль сводов закопченных,
     Вился и таял в мраке куполов,
     Молитвой и веками освященных.
И лики строгие угодников святых
        Со злата греческой мусии
     Глядели на меня... И о родных
        Иконах матушки России
        Невольно вспомнил я тогда;
     Моя душа крылатою мечтою
     Перенеслась на родину, туда,
На север, где теперь, согретая весною,
     Душистая черемуха цветет,
     Благоухают пышные сирени,
        И песни соловей поет...
     В уме столпилось столько впечатлений!..
        И вздохом я вздохнул таким,
     Каким вздохнуть один лишь Русский может,
Когда его тоска по родине изгложет
        Недугом тягостным своим.

Вернулся Май! Уж журавли
Обратно прилетели,
Луга цветами зацвели,
Леса зазеленели.
За богатырским сном зимы
Настало пробужденье,
Как после ночи долгой тьмы
Денницы возрожденье.
Земля как будто лишь ждала
Весеннего лобзанья,
И в миг природа ожила,
И всюду ликованье.
Весь мир поёт, и ширь полей,
И рощи тихий шелест,
И в каждой песне соловей
Весны волшебной прелесть.
Порою вешнею счастлив
Поэт: уж он не дремлет
И силы творческой прилив
Душою чуткой внемлет;
Он ударяет по струнам,
И, полно вдохновенья,
Его свободно к небесам
Несётся песнопенье.

       Принцессе Елизавете Саксен-Альтенбургской

     Взошла луна... Полуночь просияла,
И средь немой, волшебной тишины
Песнь соловья так сладко зазвучала,
С лазоревой пролившись тишины.

     Ты полюбила, - я любим тобою,
Возможно мне, о друг, тебя любить!
И ныне песнью я зальюсь такою,
Какую ты могла лишь вдохновить.

                Сонет
      
О, радость утра ясного весной!
Ты ласточек навеяна крылами.
Вы, незабудки, споря с небесами,
Так празднично убрались бирюзой.

О, летний день! Сияя над землей,
Ты теплыми даришь ее лучами
И мака знойными во ржи цветами
И жаворонка песне заливной.

О, золотистость осени печальной!
Скорбь увяданья, грусти красота
И журавлей отлет зарей прощальной.

О, зимней ночи жуть и нагота!
Зловещий ворон в белизне хрустальной
И лунный свет, и глушь, и немота..

Вчера мы ландышей нарвали,
Их много на поле цвело;
Лучи заката догорали,
И было так тепло, тепло!
      
Обыкновенная картина:
Кой-где березовый лесок,
Необозримая равнина,
Болото, глина и песок.
      
Пускай все это и уныло,
И некрасиво, и бедно;
Пусть хорошо все это было
Знакомо нам давным-давно,
      
Налюбоваться не могли мы
На эти ровные поля...
О, север, север мой родимый,
О, север, родина моя!

   Вчера соловьи голосистые
Запели порою ночной,
И тополя листья душистые
Шептались во сне меж собой.

   С зарею встречаясь малиновой,
Другая заря занялась...
С тобою за рощей осиновой
В полночный мы встретились час.

   Напрасно тропинкой знакомою
Ты шла на свиданье со мной:
Я, сладкой объятый истомою,
Не мог любоваться тобой.

   Любуясь той ночью единою,
Я молча и млел, и дрожал;
За песнью следя соловьиною,
Я тополей запах вдыхал.

   О, вешняя ночь благовонная!
Я понял волшебный твой свет:
Земля, в это небо влюбленная,
Ему свой являла расцвет.

      С. А. Философовой

Вы помните ль? Однажды, в дни былые,
К пруду мы с вами в полдень забрели,
В воде играли рыбки золотые
И белые кувшинчики цвели.
Мы на скамью уселись с вами рядом,
Рассеянно следя усталым взглядом
Игривый пестрых бабочек полет...
Над нами зеленел тенистый свод
И, липовым нас цветом осыпая,
Затейливою сетью рисовал
Узоры по песку; благоухая,
Куст алых роз вблизи нас расцветал...
   И так тепло, и солнечно так было!
Без слов мы наслаждались тишиной, -
Но сердце все ж сжималося и ныло,
Как бы перед грозящею бедой.
И предвкушая будущие муки,
Душа, робея, торопилась жить,
Чтоб близость неминуемой разлуки,
Хоть на одно мгновенье, отдалить.

       Принцу Петру Александровичу Ольденбургскому

Говорят мне: "Собою владеть ты умей,
     "Научиться пора хладнокровью;
"Надо сдержанней быть; ты не мало людей
     "Необдуманной сгубишь любовью..."

Но любовь удержать разве властна душа,
     Как добычу орел в сильных лапах?
Нет, цветам, благовоньем весенним дыша,
     Не сдержать упоительный запах!

Коль любить, так безумствуя в страсти слепой,
     В этом бреде бессилен рассудок...
Знать ли солнцу, что им с вышины голубой
     Спалена красота незабудок?

   в ответ на его "Двенадцать сонетов"

   Когда певучие твои звучат сонеты,
Мне мнится, что на миг взвились края завес,
Сокрывших славный век художества чудес,
Любовью к вечному, к прекрасному согретый.

   О, как далек тот век! И где его поэты?
Где незабвенные избранники небес?
Не их ли дух, певец, в твоем стихе воскрес
За то, что набожно ты их хранишь заветы?

   Не изменяй же им! Верь в светлый идеал,
Что, как звезда, тебе путь жизни осиял,
Звезда, какой была Лаура для Петрарки!

   Люби, как он любил; как он, пой до конца,
Чтоб звучный, словно гром, и, словно молнья, яркий
Твой стих восторгами воспламенял сердца!

   Когда листы, поблекнув, облетели,
И сном зимы забылось все в лесу,
Одни лишь вы, задумчивые ели,
     Храните прежнюю красу.

   И словно шепчете вы с тихой грустью:
"Спи, темный лес! Уснуло все кругом;
"Струи ручьев, в живом стремленьи к устью,
     "Застыли, скованные льдом;

   "Мороз дохнул; метель спугнула стаю
"Жильцов твоих осиротелых гнезд,
"И песнь ее к иному рвется краю,
     "Где ярче блеск полночных звезд;

   "Охваченный дремотой непробудной,
"Ты изнемог под саваном зимы...
"Нам не вздремнуть: одеждой изумрудной
     "Всегда равно пленяем мы.

   "Но минут дни, и сон стряхнувши зимний,
"Ты зацветешь, взломают лед ручьи,
"И прилетят под кров гостеприимный
     "Певцы крылатые твои.

   "Пускай тогда ты юною красою
"Затмишь, о, лес, печальный наш наряд:
"Твоих ветвей объятья нас от зною
     "Листвой душистой защитят".

На помолвку Великого Князя Павла Александровича

   Ты томился всю ночь до рассвета,
Погруженный в тревожные сны;
Долго, долго прождал ты расцвета
И улыбки душистой весны.

   Но настал этот день светозарный,
Солнце счастья взошло над тобой,
И за яркость весны благодарный,
Просиял ты расцветшей душой.

   Весь в лучах, в этот миг просветленья,
В ослепительном блеске зари
Ту, чья жизнь - лишь твоей отраженье,
Ты любовью своей озари,

   Чтоб на ней все яснее и жарче
Разгорался твой радостный свет,
Чтоб любви все пышнее и ярче
Распускался пленительный цвет!

  Задремали волны,
Ясен неба свод;
Светит месяц полный
Над лазурью вод.

  Серебрится море,
Трепетно горит...
Так и радость горе
Ярко озарит.

   Зарумянились клен и рябина,
Ярче золота кудри берез,
И безропотно ждет георгина,
Что спалит ее первый мороз.

   Только тополь да ива родная
Все сдаваться еще не хотят
И, последние дни доживая,
Сохраняют зеленый наряд.

   И, пока не навеяло снега
Ледяное дыханье зимы,
Нас томит непонятная нега,
И печально любуемся мы.

   Но промчалося лето с весною,
Вот и осени дни сочтены...
Ах, уж скоро мы с этой красою
Распростимся до новой весны!

   Голубые покоились волны,
Голубой свод небесный дремал...
В мертвом сне цепенея, безмолвный
Час томительный полдня настал.
Застывала, палима лучами,
Раскаленная почва земли,
Трепетала лишь чайка крылами
И вилась, и кружилась вдали...
   Притупилися все ощущенья,
Все застыли волненья в груди,
И душа, забывая стремленья,
Ничего не ждала впереди.
Лишь испуганно, где-то глубоко
В задремавшем уме притаясь,
О минувшем мечта одиноко
Трепетала, кружилась, вилась...

Затишье на море... За бурею строптивой
Настала мертвая, немая тишина:
Уж выбившись из сил, как вяло, так лениво,
Едва колышется усталая волна.

   Затишье на сердце... Застыли звуки песен,
Тускнея, меркнет мысль, безмолвствуют уста,
Круг впечатлений, чувств так узок и так тесен, -
В душе холодная такая пустота.

   Но налетит гроза и дрогнут неба своды,
Заблещут молнии, и разразится гром,
И грозный ураган на дремлющие воды
Дохнет властительным, победным торжеством.

   Так минет наконец пора дремоты косной,
Унылая душа воспрянет ото сна,
И снова грянет песнь моя победоносно, -
И потечет стихов созвучная волна!

          О, тишина
Глуши безмолвной, безмятежной!
          О, белизна
Лугов под пеленою снежной!

          О, чистота
Прозрачных струй обледенелых!
          О, красота
Рощ и лесов заиндевелых!

          Как хороша
Зимы чарующая греза!
          Усни, душа,
Как спят сугробы, пруд, береза...

          Сумей понять
Природы строгое бесстрастье:
          В нем - благодать,
Земное истинное счастье.

           Светлей снегов
Твои да будут сновиденья
           И чище льдов
Порывы сердца и стремленья.

           У ней учись,
У зимней скудости прелестной,
           И облекись
Красою духа бестелесной.

   Венчанный славою нетленной,
Бессмертных образов творец!
К тебе приблизиться смиренно
Дерзал неопытный певец.

   Ты на него взглянул без гнева,
Своим величьем не гордясь,
И звукам робкого напева
Внимал задумчиво не раз.

   Когда ж бывали песни спеты,
Его ты кротко поучал;
Ему художества заветы
И тайны вечные вещал.

   И об одном лишь в умиленье
Он ныне просит у тебя:
Прими его благодаренье
Благословляя и любя!

                I

          И. А. Зеленому

  ...Се  стою при дверехъ и толку:
  аще  кто  оуслышить гласъ мой, и
  сотверзетъ двери, внйду къ нему,
  и вечераю съ нимъ, и той мною.
       

Стучася, у двери твоей Я стою:
     Впусти Меня в келью свою!
Я немощен, наг, утомлен и убог,
     И труден Мой путь и далек.
Скитаюсь Я по миру беден и нищ,
     Стучуся у многих жилищ:
Кто глас Мой услышит, кто дверь отопрет,
     К себе кто Меня призовет, -
К тому Я войду и того возлюблю,
     И вечерю с ним разделю.
Ты слаб, изнемог ты в труде и борьбе, -
     Я силы прибавлю тебе;
Ты плачешь, - последние слезы с очей
     Сотру Я рукою Моей.
И буду в печали тебя утешать,
     И сяду с тобой вечерять...
Стучася, у двери твоей Я стою,
     Впусти Меня в келью свою!

Усть-Нарова
Август 1883


                II

Я новое небо и новую землю увидел...
Пространство далекое прежних небес миновало,
И прежней земли преходящей и тленной не стало,
И моря уж нет... Новый город священный я видел,
От Бога сходящий в великом, безбрежном просторе,
Подобный невесте младой в подвенечном уборе,
Невесте прекрасной, готовой супруга принять.
      "Се скиния Бога с людьми. Обитать
"Здесь с ними Он будет". - Я слышал слова громовые:
      "Сам Бог будет Богом в народе Своем,
"И всякую с глаз их слезу Он отрет. И земные
      "Печали исчезнут. В том граде святом
"Не будет ни плача, ни вопля, ни горьких стенаний,
"Не будет болезни, ни скорби, ни тяжких страданий,
      "И смерти не будет. Таков Мой обет;
      "Прошло все, что было, и прежнего нет".

Петербург
6 марта 1884

    Баронессе Н. Ф. Майендорф

Необъятное южное море,
Млея в золоте жарких лучей,
Ты надолго сокроешься вскоре
Из плененных тобою очей.

К морю севера путь мой, к печальным
Побережьям туманов и бурь;
И объемлю я взором прощальным
Беспредельную даль и лазурь.

За скалистой исчезла горою
Бирюзовая гладь... О, прощай,
Зачарованный вешней порою
Благодатный полуденный край!

Не видать уж лиловых глициний,
Кипарисов, повитых плющом,
По горам стройных кедров и пиний,
И фиалок над звонким ключом.

Но мой север, мой край полуночный
Мне сулит вместо лавров и роз
Милых ландышей цвет непорочный
И душистую свежесть берез.

И спешу я от знойной и темной
Красоты пышнозвездных ночей
В край родной, где заря в неге томной
Во всю ночь не смыкает очей.

   Как жаль, что розы отцветают!
Цветов все меньше по садам,
Уж дни заметно убывают,
И звезды ярче по ночам.
   Жасмин отцвел, сирень увяла,
Давно нет ландышей нигде,
Один шиповник запоздалый
Еще алеет кое-где.
Уж сено убрано; долины
Лиловым вереском полны;
Уж спеют ягоды рябины,
Уж листья желтые видны...
   Мы и заметить не успели,
Как осень скучная пришла,
Как пронеслися те недели
Весны, и солнца, и тепла,
Как миновало наше лето,
А с ним и все его цветы,
И все благоуханье это,
Весь этот праздник красоты!

Как хорошо бывало летом
В цветущем садике моем,
Так жарко, знойно так пригретом
Горячим солнечным лучом!
Тот запах липового цвета,
Уж я вдыхал его, вдыхал!
Прошли те дни тепла и света,
Когда весь мир благоухал,
Когда душистого горошка
Так много было под окном...
А уж теперь моя дорожка
Опавшим устлана листом,
Мои березки пожелтели,
Уж осыпается мой сад...
И мне сдается: не во сне ли
Весь этот радужный наряд,
Которым, как в волшебной сказке,
Была разубрана земля,
Весь этот блеск, все эти краски,
Всю эту прелесть видел я!

   Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.

   Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?

    Несется благовест... - Как грустно и уныло
На стороне чужой звучат колокола.
Опять припомнился мне край отчизны милой,
И прежняя тоска на сердце налегла.
      
   Я вижу север мой с его равниной снежной,
И словно слышится мне нашего села
Знакомый благовест: и ласково, и нежно
С далекой родины гудят колокола.

   Красу земли сгубил жестокий
К зиме от лета переход,
И полн лишь неба свод глубокий
Неувядаемых красот.

   Грустят цветы в саду печальном,
Им ароматом не дохнуть;
Но взор поднимешь; в небе дальнем
Все так же ярок Млечный Путь.

   Здесь все так тускло и ненастно,
Лесов осыпался наряд,
А звезды неба так же ясно
В лучах немеркнущих горят.

   Пусть влажной мглой и туч клубами
Лазурь небес заволокло:
Мы знаем, там, за облаками,
Всегда и пышно, и светло!

Если ландыша листья средь жаркого лета
     Мне в тени попадутся лесной,
Я не вижу на них благовонного цвета,
     Облетевшего ранней весной.

Затаенною грустью и радостью ясной
     Сердце сладко заноет в груди:
Много счастья изведано в жизни прекрасной,
     Мне не знать уж весны впереди.

Пусть земле возвращает она ежегодно
     Белоснежного ландыша цвет, -
Призрак старости манит рукою холодной:
     Юным дням повторения нет.

Но не жаль мне покинуть земное жилище:
     Там, в неведомой сердцу дали
Расцветают красы и светлее, и чище
     Милых ландышей бедной земли.

В знойной степи, у истока священной реки Иордана,
В каменных сжато объятиях скал, раскаленных полуднем.
Чудно синея, безмолвно покоится Мертвое море.
Мрачной пустыни бесплодная почва безжизненна, скудна.
Издали волн заколдованных гладь голубую завидев,
В ужасе зверь убегает; пугливо небесные птицы
С жалобным криком спешат улететь от проклятого места;
Змеи одни обитают в глубоких расщелинах камней;
Лишь бедуин одинокий, копьем тростниковым махая,
Быстрым конем уносимый, промчится песчаным прибрежьем.
Тайны зловещей печать тяготит над страною забвенья.
Древнее ходит сказанье про это пустынное море:
Лишь только звезды златые зажгутся в безоблачном небе,
Тьмою огней отражаясь в заснувших лазоревых волнах,
Лишь в вышину голубую серебряный выплывет месяц, -
Вдруг просветляется влажное лоно прозрачной пучины;
Сноп белоснежных лучей всю глубокую бездну морскую
С глади незыблемой вод и до самого дна проницает.
Там, в глубине, озаренные блеском полночного неба,
Груды развалин толпятся в безжизненном древнем величье;
Словно как трупы недвижные, в мертвенном сне цепенея,
Эти обломки морское песочное дно покрывают...
- Это Содом и Гоморра... Господь их порочное племя
В оные дни покарал за великие, тяжкие вины.
Долготерпенья превечного Бога исполнилась мера:
Огненный дождь ниспослал Он на царство греха и разврата:
Недра земные разверзлись и те города поглотили;
Бездну провала залили морские соленые воды...
Там, где был край многолюдный, подобно великой могиле,
Ныне, синея, безмолвно покоится Мертвое море.

   Давно черемуха завяла,
И на сирени средь садов
Уж не качались опахала
Благоухающих цветов.

   По длинным жердям хмель зеленый
Вился высокою стеной,
И рдели пышные пионы,
Нагнувшись низко над травой.

   Гляделись звезды золотые
В струи прозрачные реки,
И словно очи голубые
Во ржи синели васильки.

   Мы дождались средины лета,
Но вешних дней мне было жаль,
И с этой радостью расцвета
Прокралась в душу мне печаль.

   Лишиться вновь мне страшно стало
Всего, чем жизнь так хороша,
Чего так долго сердце ждало,
Чего так жаждала душа!

Любовью ль сердце разгорится, -
О, не гаси ее огня!
Не им ли жизнь твоя живится,
Как светом солнца яркость дня?
Люби безмерно, беззаветно,
Всей полнотой душевных сил,
Хотя б любовию ответной
Тебе никто не отплатил.
Пусть говорят: как все в творенье,
С тобой умрет твоя любовь, -
Не верь во лживое ученье:
Истлеет плоть, остынет кровь,
Угаснет в срок определенный
Наш мир, а с ним и тьмы миров,
Но пламень тот, Творцом возжженный,
Пребудет в вечности веков.

     Мне снилось, что солнце всходило,
Что птицы очнулись от сна
И стаей неслись легкокрылой
Поведать природе унылой,
Что скоро вернется весна!

     Забыты снега и морозы,
Уж льды расторгает поток;
И вот - оживают березы,
Повеяло запахом розы,
И теплый пахнул ветерок...

     То сном мимолетным лишь было,
Обманчивым призраком грез:
Нет, солнце еще не всходило,
И в мире царили уныло
И льды, и снега, и мороз!

     И прежнего боле тоскуя,
Душа нетерпенья полна,
Я жду твоего поцелуя,
Дождаться тебя не могу я,
Весна, молодая весна!

   Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем,
Чтоб и душу Тебе посвятить
И всю жизнь с каждым сердца биеньем.

   Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердную волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.

   Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою Кровью,
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить!

                   Государыне Императрице
                          Марии Федоровне
      
На балконе, цветущей весною,
Как запели в садах соловьи,
Любовался я молча тобою,
Глядя в кроткие очи твои.
      
Тихий голос в ушах раздавался,
Но твоих я не слушал речей:
Я как будто мечтой погружался
В глубину этих мягких очей.
      
Все, что радостно, чисто, прекрасно,
Что живет в задушевных мечтах,
Все сказалось так просто и ясно
Мне в чарующих этих очах.
      
Не могли бы их тайного смысла
Никакие слова превозмочь...
Словно ночь надо мною нависла,
Светозарная, вешняя ночь!

Среди полночных диких скал
При блеске северных сияний
Его томила жажда знаний
И свет науки привлекал.
Еще над русскою землею
Невежества царила ночь,
И долго, долго превозмочь
Ее он силился мечтою.
Его пленяло с ранних пор
Величье северной природы:
Двины стремительные воды
И моря Белого простор,
И в необъятном океане
Плавучие громады льдин,
И блеск алмазный их вершин
В золото-пурпурном тумане,
И ночь, забывшая зимой
Про утра свет, про вечер ясный,
И беззакатный день прекрасный
Цветущей летнею порой.

Юношей, светлой надеждой манимым,
     Зимнею ночью, тайком,
С севером смело расставшись родимым,
     Отчий покинул он дом.
Труден, пустынен был путь до столицы,
     Долго он брел... И вдали
Стены зубчатые, башни, бойницы
     Путника взор привлекли,
Встала Москва перед ним: золотые
Главы соборов горят,
Алой морозною мглой повитые
     Высятся кровли палат.
Гулко разносится звон колокольный,
Словно пришельца зовет.
Радостно внемля призыв богомольный,
     Смело пошел он вперед.
Начал под эти гудящие звуки
     Дальнего севера сын
Жадно умом погружаться в науки,
     В тайну их вечных глубин.

   Монастырский ученик
   Много лет трудолюбиво
   Черпал мыслью терпеливо
   Вековую мудрость книг.
   Из развенчанной столицы -
   Белокаменной Москвы
   К берегам реки Невы,
   В город северной царицы
   Был он вызван. И его
   Отослали к иноземцам,
   За рубеж, к ученым немцам,
   Чтоб постигнуть существо
   И искусства, и науки...
   Он пытливостью своей
   Превзошел учителей.
   Там любви восторг и муки
   Он впервые пережил.
   Страсти творческой волненья
   И усладу вдохновенья
   Странник сердцем ощутил.
   Испытал он много, много
   И лишений, и забот,
   И напастей, и невзгод;
   Но идя прямой дорогой
   И томясь в чужих краях,
   Претерпел лихую долю
   И рекрутскую неволю
   В прусских воинских рядах.
   После долгих лет скитанья,
   Возвращаясь в край родной,
   Из земли привез чужой
   Он сокровища познанья.

У престола сплотясь, в те года
Чужеземцы гнушалися нами.
Весь отдался он жизни труда
И упорной борьбе со врагами.
Словно молотом тяжким ковал
Он певучее русское слово,
И стихами его зазвучал
Наш язык величаво и ново.
Он познал тяготенье миров,
В горных недрах металлов рожденье.
Грозный ток молньеносных громов
И небесных созвездий теченье.
В темный век свой всезрящим умом
Разгадал он средь тайн мирозданья,
Что теперь лишь мы смело зовем
Достояньем наук и познанья.

   Горячий, в гневе страстный,
   Любил он и душой
   И сердцем свой прекрасный,
   Свой милый край родной.
   Надеждой окрыленный
   Провидел он мечтой
   Россию просвещенной,
   Счастливою страной.
   И мы любовью нежной
   Покроем страстный пыл,
   Который так мятежно
   Всю жизнь его палил.
   Тебя страна родная
   Уж третий славит век,
   Тебе хвалу слагая,
   Великий человек.

              I

Ревет и клокочет стремнина седая
     И хлещет о звонкий гранит,
И влагу мятежную, в бездны свергая,
     Алмазною пылью дробит.

На берег скалистый влечет меня снова.
     И любо, и страшно зараз:
Душа замирает, не вымолвить слова,
     Не свесть очарованных глаз.

И блеск, и шипенье, и брызги, и грохот,
     Иная краса каждый миг,
И бешеный вопль, и неистовый хохот
     В победный сливаются клик.

Весь ужаса полный, внимая, гляжу я, -
     И манит, и тянет к себе
Пучина, где воды, свирепо бушуя,
     Кипят в вековечной борьбе.

10 мая 1890

               II

     Над пенистой, бурной пучиной
Стою на крутом берегу,
Мятежной любуюсь стремниной
И глаз оторвать не могу.

     Нависшими стиснут скалами,
Клокочет поток и бурлит;
Сшибаются волны с волнами,
Дробясь о недвижный гранит.

     И рвутся, и мечутся воды
Из камня гнетущих оков,
И молит немолчно свободы
Их вечный неистовый рев.

     О, если б занять этой силы,
И твердости здесь почерпнуть,
Чтоб смело свершать до могилы
Неведомый жизненный путь;

     Чтоб с совестью чистой и ясной,
С открытым и светлым челом
Пробиться до цели прекрасной
В бореньи с неправдой и злом.

Иматра
5 августа 1907

                 I

                   Великому Князю Георгию Михайловичу

Дверь распахнулась... Облитый лучами
     Зеленый сад благоухал;
Широкий путь, усеянный цветами,
     В даль голубую убегал.

Из тесноты докучливой и душной
     Ты в жизнь привольную вступил,
И свет заманчивый тебе радушно
     Свои объятия раскрыл.

Дверь распахнулась... С Богом, отрок милый,
     Пускайся смело в дальний путь
И полн отваги, полн надежд и силы
     Неустрашим и крепок будь!

Красное Село
11 августа 1883

                 II

                   Великому Княэю Александру Михайловичу

  Что корабль под всеми парусами,
       Гавань тихую забыв,
  Уносимый буйными ветрами
       Мчится смел и горделив
  В голубом потешиться просторе
       С прихотливою волной, -
  Ты стремишься в жизненное море,
       Увлекаемый судьбой.
  В добрый час! Не бойся урагана,
       Перед бурей не робей,
  Не страшись ни мели, ни тумана,
       Ни обманчивых зыбей!
  Смелым Бог владеет: полон силы,
       Полн отваги юной будь,
  Не бросай надежного кормила
       И держи прямее путь.
  Чист душой стремись неустрашимо
       Полон веры в подвиг свой
  И борись, борись неутомимо
       С бурной жизненной волной!

  Мраморный дворец
  1 апреля 1886

   Одной прекрасною душою
Меж нами менее опять, -
Она рассталася с землею,
Чтобы бессмертие приять.

   Она из мира слез и тленья
Переселилася туда,
Где ждет ее упокоенье
От многой скорби и труда.

   Но в небесах не позабудет
Она земной юдоли сей:
За нас, горюющих по ней,
Она молитвенницей будет.

   Жених в полуночи грядет!
Но где же раб Его блаженный,
Кого Он бдящего найдет,
И кто с лампадою возжженной
На брачный пир войдет за Ним?
В ком света тьма не поглотила?

   О, да исправится, как дым
Благоуханного кадила,
Моя молитва пред Тобой!
Я с безутешною тоскою
В слезах взираю издалека
И своего не смею ока
Возвесть к чертогу Твоему.
Где одеяние возьму?

   О, Боже, просвети одежду
Души истерзанной моей,
Дай на спасенье мне надежду
Во дни святых Твоих Страстей!
Услышь, Господь, мои моленья
И тайной вечери Твоей,
И всечестного омовенья
Прими причастника меня!

   Врагам не выдам тайны я,
Воспомянуть не дам Иуду
Тебе в лобзании моем,
Но за разбойником я буду
Перед Святым Твоим крестом
Взывать коленопреклоненный:
    О, помяни, Творец вселенной,
    Меня во царствии Твоем!

Не много дней осталося цвести
   Красе роскошной Божья сада:
Уж кроткое мне слышится "прости"
   В печальном шуме листопада.

И тем спешит налюбоваться взор,
   Чего не погубила осень:
Она сорвет с земли ее убор,
   Щадя лишь хвои мрачных сосен.

О, солнце, грей! Благоухайте ж мне,
   Весной взлелеянные розы!
Лишь бы пронесть хоть память о весне
   Сквозь ночь и стужу зимней грезы!

Нет! Мне не верится, что мы воспоминанья
     О жизни в гроб с собой не унесем;
Что смерть, прервав навек и радость, и страданья,
     Нас усыпит забвенья тяжким сном.

Раскрывшись где-то там, ужель ослепнут очи,
     И уши навсегда утратят слух?
И память о былом во тьме загробной ночи
     Не сохранит освобожденный дух?

Ужели Рафаэль, на том очнувшись свете,
     Сикстинскую Мадонну позабыл?
Ужели там Шекспир не помнит о Гамлете,
     И Моцарт Реквием свой разлюбил?

Не может быть! Нет, все, что свято и прекрасно,
     Простившись с жизнью, мы переживем
И не забудем, нет! Но чисто, но бесстрастно
     Возлюбим вновь, сливаясь с Божеством!

О, если б совесть уберечь,
Как небо утреннее, ясной,
Чтоб непорочностью бесстрастной
Дышали дело, мысль и речь!

Но силы мрачные не дремлют,
И тучи - дети гроз и бурь -
Небес приветную лазурь
Тьмой непроглядною объемлют.

Как пламень солнечных лучей
На небе тучи заслоняют -
В нас образ Божий затемняют
Зло дел, ложь мыслей и речей.

Но смолкнут грозы, стихнут бури,
И - всепрощения привет -
Опять заблещет солнца свет
Среди безоблачной лазури.

Мы свято совесть соблюдаем,
Как небо утреннее, чистой
И радостно тропой тернистой
К последней пристани придем.

   О, как люблю я этот сад тенистый!
Со мною здесь лишь птицы да цветы.
Беспечно я вдыхаю воздух чистый
Здесь, вдалеке от светской суеты.

   Как я им рад, певцам крылатым неба,
Когда, слетясь доверчивой семьей,
Клюют они, порхая, крошки хлеба,
Что любящей им сыплю я рукой!

   А вы, питомцы северного лета, -
Цветы мои, - я каждого из вас,
Лишь расцветет, улыбкою привета
Люблю встречать, счастливый всякий раз.

   О, милый сад, приют отдохновенья,
Приветливой и мирной простоты!
Ты мне даришь часы уединенья, -
Со мною здесь лишь птицы да цветы.

                                     П.И. Чайковскому

О, люди, вы часто меня язвили так больно,
     Слезы не редко мои с досады текли,
          И все-таки вас люблю я невольно,
               О, бедные дети земли!

Виновники скорби своей, творите вы злое,
     Множа печаль на земле неправдой своей,
          Но, если поздней скорбите вы вдвое,
               Мне жаль вас, как малых детей.

И как от души не простить задора ребенка,
    Коль не под силу ему свой гнев затаить?
         Хоть больно его колотит ручонка,
               Но можно ль дитя не любить!

   О, не гляди мне в глаза так пытливо!
Друг, не заглядывай в душу мою,
Силясь постигнуть все то, что ревниво,
Робко и бережно в ней я таю.

   Есть непонятные чувства: словами
Выразить их не сумел бы язык;
Только и властны они так над нами
Тем, что их тайну никто не постиг.

   О, не гневись же, когда пред тобою,
Очи потупив, уста я сомкну:
Прячет и небо за тучи порою
Чистой лазури своей глубину.

Озеро светлое, озеро чистое,
   Гладь, тишина и покой!
Солнце горячее, солнце лучистое
   Над голубою волной!
О, если б сердце тревожное, бурное
   Так же могло быть светло,
Как это озеро в утро лазурное,
   Только что солнце взошло!

   Опять снизошло на меня вдохновенье,
И звонкие струны рокочут опять:
Иль прежние снова вернулись волненья,
Иль снова я стану любить и страдать?

   Нет, выдохлись старые, скучные песни,
Вы их от меня не услышите вновь.
Доныне дремавшая сила, воскресни!
Воскресни, проснися, иная любовь!

   Любви безнадежной забота напрасна.
К чему тяготиться уныньем, тоской?
Взгляните, как жизнь хороша и прекрасна,
И сколько блаженства дано нам судьбой!

   Гремите же, струны! Полна увлеченья,
В честь жизни раздайся, о, песня моя!
Забыв и печаль, и тоску, и мученья,
Живите и пользуйтесь жизнью, друзья!

Опять томит очарованьем
Благоуханная весна,
Опять черемухи дыханьем
Ее краса напоена.
Нежнозеленою, сквозистой
Оделись дымкою леса,
Струей повеяло душистой,
Лаская, греют небеса.
Мне запах милый и знакомый
Былое в сердце воскресил:
Объятый тайною истомой,
Прилив учуя свежих сил,
Дышу черемухи дыханьем,
Внимаю жадно соловью,
Весь отдаюсь весны лобзаньям
И - очарованный - пою.

     Я посетил родное пепелище -
Разрушенный родительский очаг,
Моей минувшей юности жилище,
Где каждый мне напоминает шаг
О днях, когда душой светлей и чище,
Вкусив впервые высшее из благ,
Поэзии святого вдохновенья
Я пережил блаженные мгновенья.

     Тогда еще был цел наш милый дом.
Широко сад разросся благовонный
Средь диких скал на берегу морском;
Под портиком фонтан неугомонный
Во мраморный струился водоем,
Прохладой в зной лаская полуденный,
И виноград, виясь между колонн,
Как занавескою скрывал балкон.

     А ныне я брожу среди развалин:
Обрушился балкон; фонтан разбит;
Обломками пол каменный завален;
Цветы пробились между звонких плит;
Глицинией, беспомощно печален,
Зарос колонн развечанных гранит;
И мирт, и лавр, и кипарис угрюмый
Вечнозеленою объяты думой.

     Побеги роз мне преградили путь...
Нахлынули гурьбой воспоминанья
И тихой грустью взволновали грудь.
Но этот край так полн очарованья,
И суждено природе здесь вдохнуть
Так много прелести в свои созданья,
Что перед этой дивною красой
Смирился я плененною душой.

     Люблю тебя, приют уединенный!
Старинный дом над тихою рекой
И бело-розовый, в ней отраженный
Напротив сельский храм над крутизной.
Сад незатейливый, но благовонный,
Над цветом липы пчел гудящий рой;
И перед домом луг с двумя прудами,
И островки с густыми тополями.

     Люблю забраться в лес, поглубже в тень;
Там, после солнцем залитого сада,
Засушным летом, в яркий знойный день
И тишина, и сумрак, и прохлада...
Люблю присесть на мхом обросший пень:
Среди зеленой тьмы что за отрада,
Когда в глаза сверкнет из-за дерев
Река, зеркальной гладью заблестев!

     Под ельника мохнатыми ветвями
Таинственный, суровый полумрак.
Ковер опавшей хвои под ногами;
Она мягка и заглушает шаг.
А дальше манит белыми стволами
К себе веселый, светлый березняк
С кудрявою, сквозистую листвою
И сочною, росистою травою.

     Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет
Ступенями тропа на холм лесистый;
Над нею старых елей мрачный свод
Навис, непроницаемый, ветвистый,
И потайной пробился в чаще ход.
Там аромат обдаст меня смолистый.
В густой тени алеет мухомор
И белый гриб украдкой дразнит взор.

     Другой овраг. Вот мост желтеет новый.
С него взберусь опять на холм другой,
И прихожу, минуя бор сосновый,
К ответному обрыву над рекой.
Мне видны здесь: отлив ее свинцовый,
Далекий бег и заворот крутой,
Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга
Прибрежнего напротив полукруга.

     А вдалеке на берегу наш дом
С колоннами, классическим фронтоном,
Широкой лестницей перед крыльцом,
Двумя рядами окон и балконом.
- Смеркается. Малиновым огнем
Река горит под алым небосклоном.
Уж огонек между колонн в окне
Из комнаты моей сияет мне.

     Домой, где ждет пленительный, любимый
За письменным столом вседневный труд!
Домой, где мир царит невозмутимый,
Где тишина, и отдых, и уют!
Лишь маятник стучит неутомимый,
Твердя, что слишком скоро дни бегут...
О, как душа полна благодаренья
Судьбе за благодать уединенья!

   Отдохни, отдохни! Совершая
Утомительный жизненный путь,
Ты устала, моя дорогая!
Не пора ли тебе отдохнуть?

   Среди всякого зла и гоненья,
Всякой злобы и желчи людской
Не нашла ты себе утешенья
В этой грустной юдоли земной.

   Как волна беспокойного моря,
Без тревоги ты жить не могла:
Если б даже и не было горя,
Ты сама бы его создала!

   Но вглядись: в нашей жизни печальной
Разве нет и хороших сторон?
Ведь не все слышен звон погребальный, -
Раздается ж и радости звон.

   Помирись же с судьбою суровой,
Горемычной земли не кляни
И, сбираяся с силою новой,
Милый друг, отдохни, отдохни!

Отцветает сирень у меня под окном,
   Осыпаются кисти пушистые...
Уж пахнуло, повеяло летним теплом;
Гуще зелень берез; солнце знойным лучом
   Золотит их стволы серебристые.
      
Скоро лето придет и опять уберет
   Васильками всю ниву зеленую;
Скоро жимолость в нашем саду зацветет,
И опять незабудками сплошь зарастет
   Мшистый берег над речкой студеною.
      
Скоро скошенным сеном запахнет кругом...
   Как бы досыта, всласть грудью жадною
Надышаться мне этим душистым теплом,
Пока мир ледяным не уснул еще сном,
   Усыпленный зимой безотрадною!

Повеяло черемухой,
Проснулся соловей,
Уж песнью заливается
Он в зелени ветвей.
Учи меня, соловушко,
Искусству твоему!
Пусть песнь твою волшебную
Прочувствую, пойму.
Пусть раздается песнь моя
Могуча и сильна,
Пусть людям в душу просится,
Пусть их живит она;
И пусть все им становится
Дороже и милей,
Как первая черемуха,
Как первый соловей!

     Поймете ль вы те чудные мгновенья,
Когда нисходит в душу вдохновенье,
И зародившись, новой песни звук
В ней пробуждает столько тайных мук
И столько неземного восхищенья?
Те приступы восторженной любви,
Тот сокровенный творчества недуг -
        Поймете ль вы?..
Я всю любовь, все лучшие стремленья,
Все, что волнует грудь в ночной тиши,
И все порывы пламенной души
Излил в свои стихотворенья...

     Но если, бессознательно порою
Высокий долг поэта позабыв,
Пленялся я чарующей мечтою,
И звуков увлекал меня наплыв, -
Не осудите слабости случайной,
Души моей поймите голос тайный.
Что может ум без сердца сотворить?
Я не умею петь без увлеченья
        И не могу свои творенья
Холодному рассудку подчинить!..

Гром затих. Умчались тучи,
Бурю ветром унесло;
Снова блещет полдень жгучий,
В небе ясно и светло:

В сад скорее! Потенистей
Мы дорожку изберем;
Зелень здесь еще душистей,
Теплым вспрыснута дождем.

Хорошо нам здесь на воле,
И так дышится легко!
Посмотри, как это поле
Разостлалось широко!

Здесь зеленый всходит колос
Средь раздольной ширины...
Слышишь: жаворонка голос
Льется с синей вышины.

В той дали голубоватой
Ослепленный тонет взор...
Так и тянет нас куда-то
В тот заманчивый простор!

   Последней стаи журавлей
Под небом крики прозвучали.
Сад облетел. Из-за ветвей
Сквозят безжизненные дали.

Давно скосили за рекой
Широкий луг, и сжаты нивы.
Роняя листья, над водой
Грустят задумчивые ивы.

В красе нетронутой своей
Лишь озимь зеленеет пышно,
Дразня подобьем вешних дней...
- Зима, зима ползет неслышно!

   Как знать. Невидимым крылом
Уж веет смерть и надо мною...
О, если б с радостным челом
Отдаться в руки ей без бою;

И с тихой, кроткою мольбой,
Безропотно, с улыбкой ясной
Угаснуть осенью безгласной
Пред неизбежною зимой!

              Се  женихъ  градеть  въ полунощи,
              и  блаженъ  рабъ,  егоже обращеть
              бдаша: не достоишь же паки, егоже
              обращеть оунывающа.
                                   Тропарь


     Они засветили лампады свои;
На встречу они Жениху поднялися толпою
        На радостный праздник любви.
Их пять было мудрых и пять неразумных.
                  Уж тьмою
     Бесчисленных звезд небеса заблистали, -
     Но медлил Жених. Долго девы прождали;
     Уж сон безмятежный спустился на них,
     И дремой смежились усталые очи.
     Внезапно в немой тишине полуночи
        Послышался клик: "Се Жених
"Грядет! Исходите на встречу!" И девы восстали,
     Спеша полуночный исполнить обряд.
Елеем пять мудрых лампады свои напитали,
     И так неразумные им говорят:
"Мы н_е_ взяли, сестры, елея с собою,
        "Светильников пламень угас,
     "И ныне мы к вам приступаем с мольбою,
        "Елея мы просим у вас".
Им мудрые молвят в ответ: "Хоть помочь мы и рады,
"Но только ни вам недостанет, ни нам на лампады;
     "Купить у торгующих вы бы могли".
И вот к продающим спешат неразумные девы...
     Тогда раздалися веселья напевы:
     Жених приближался. С Ним вместе вошли
     Пять мудрых на свадебный пир со своими
Лампадами. И затворилися двери за ними.
     И прочие девы к закрытым дверям
Вернулись. Стеная и плача, они восклицали:
     "Отверзи, о, Господи, Господи, нам!"
     И слышат в ответ в неутешной печали
     Они Жениха укоризненный глас:
     "Аминь, говорю вам, не ведаю вас!"

Пронеслись мимолетные грезы!
Беззаботные минули дни!
- Словно осенью листья березы,
Незаметно умчались они.

Все, что горького в прошлом прожито
Наболевшей душою моей,
Хоть на миг было мной позабыто
Среди этих безоблачных дней...

Но конец пышноцветному лету,
Уж грозит нам седая зима,
И на смену и зною, и свету
Наступают и стужа, и тьма.

Принимайся ж опять за работу
И за подвиг берись трудовой:
Будь готов и печаль, и заботу
Снова встретить отважной душой.

Прошла зима! Не видно снега,
Запели птицы с высоты…
Что за чарующая нега
Кругом разлита! Это ты,
Весны желанная примета!
Теченьем льдины унесло,
И в этот ясный час рассвета
Благоуханно и тепло!
Весна! В душе стихают бури,
Как в небе тают облака.
Весна! Душа полна лазури,
Как эта тихая река.

О, царь, скорбит душа твоя,
     Томится и тоскует!
Я буду петь: пусть песнь моя
     Твою печаль врачует.

Пусть звуков арфы золотой
     Святое песнопенье
Утешит дух унылый твой
     И облегчит мученье.

Их человек создать не мог,
     Не от себя пою я:
Те песни мне внушает Бог,
     Не петь их не могу я!

О, царь, ни звучный лязг мечей,
     Ни юных дев лобзанья
Не заглушат тоски твоей
     И жгучего страданья!

Но лишь души твоей больной
     Святая песнь коснется, -
Мгновенно скорбь от песни той
     Слезами изольется.

И вспрянет дух унылый твой,
     О, царь, и торжествуя,
У ног твоих, властитель мой,
     Пусть за тебя умру я!

   Еще последнее объятье,
Еще последний взгляд немой,
Еще одно рукопожатье, -
И миг пронесся роковой...
   Но не в минуту расставанья
Понятна нам вся полнота
И вся действительность страданья,
А лишь впоследствии, когда
В семье, среди родного круга,
Какой-нибудь один предмет
Напомнит милый образ друга
И скажет, что его уж нет.
   Пока разлука приближалась,
Не верилось, что час пробьет;
Но что несбыточным казалось,
Теперь сознанью предстает
Со всею правдой, простотою
И очевидностью своей.
И вспоминается с тоскою
Вся горесть пережитых дней;
И время тяжкое разлуки
Так вяло тянется для нас,
И каждый день, и каждый час
Все большие приносят муки.

Распустилась черемуха в нашем саду,
   На сирени цветы благовонные;
Задремали деревья... Листы, как в бреду,
   С ветром шепчутся, словно влюбленные.
      
А отливы заката, алея, горя,
   Синеву уж румянят небесную:
На весну наглядеться не может заря,
   Жаль покинуть ей землю чудесную.
      
Напоенный душистым дыханьем берез,
   Воздух в юную грудь так и просится, -
И, волшебных, чарующих полная грез,
   Далеко моя песня разносится!

Растворил я окно, - стало грустно невмочь,
     Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
     Благовонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно так пел соловей;
     Я внимал ему с грустью глубокой
И с тоскою о родине вспомнил своей;
     Об отчизне я вспомнил далекой,

Где родной соловей песнь родную поет
     И, не зная земных огорчений,
Заливается целую ночь напролет
     Над душистою веткой сирени.

    В Страстную пятницу недаром он родился,
В Страстную пятницу недаром умер он!
В него божественный дух творчества вселился,
Он свыше тайною был силой облечен.
      
                   *
      
   Небесной, ангельской красою одаренный,
Недаром имя он бесплотного носил,
И верить хочется, что кистью несравненной
Его руководил архангел Рафаил...

                  Княгине С.Н. Голицыной

   Родного севера картина:
Полей зеленых предо мной
Необозримая равнина
И церковь Божья над рекой.

   Кругом, что ни обнимут взоры,
Жилья далеко не видать;
Луга, овраги, лес да горы,
Простор, раздолье, - благодать!

   Как веют на сердце целебно
И этот мир, и тишина!
И песнью радостно хвалебной
Опять душа моя полна.

   О, дитя, под окошком твоим
Я тебе пропою серенаду...
Убаюкана пеньем моим,
Ты найдешь в сновиденьях отраду;
     Пусть твой сон и покой
     В час безмолвный ночной
Нежных звуков лелеют лобзанья!

   Много горестей, много невзгод
В дольнем мире тебя ожидает;
Спи же сладко, пока нет забот,
И душа огорчений не знает,
     Спи во мраке ночном
     Безмятежным ты сном,
Спи, не зная земного страданья!

   Пусть твой ангел-хранитель святой,
Милый друг, над тобою летает
И, лелея сон девственный твой,
Песню рая тебе напевает;
     Этой песни святой
     Отголосок живой
Да дарует тебе упованье!

   Спи же, милая, спи, почивай
Под аккорды моей серенады!
Пусть приснится тебе светлый рай,
Преисполненный вечной отрады!
     Пусть твой сон и покой
     В час безмолвный ночной
Нежных звуков лелеют лобзанья!

Сирень распустилась у двери твоей
     И лиловыми манит кистями:
О, выйди! Опять любоваться мы ей
     Восхищенными будем глазами.

Смотри: гнутся ветви все в пышном цвету, -
     Как обильны они и пушисты!
Не долго глядеть нам на их красоту
     И вдыхать этот запах душистый.

Весна промелькнет словно шаткая тень,
     Как во сне пронесется крылатом...
Скорей! Наглядимся ж на эту сирень
     И упьемся ее ароматом.

   Смеркалось; мы в саду сидели,
Свеча горела на столе.
Уж в небе звезды заблестели,
Уж смолкли песни на селе...
Кусты смородины кивали
Кистями спелых ягод нам,
И грустно астры доцветали,
В траве пестрея здесь и там.
Между акаций и малины
Цвел мак махровый над прудом,
И горделиво георгины
Качались в сумраке ночном.
Тут и березы с тополями
Росли, и дуб, и клен, и вяз,
И ветви с зрелыми плодами
Клонила яблоня на нас;
Трещал кузнечик голосистый
В кусте осыпавшихся роз...
Под этой яблоней тенистой
В уме столпилось столько грез
И столько радужных мечтаний,
Живых надежд, волшебных снов
И дорогих воспоминаний
Былых, счастливейших годов!
. . . . . . . . . . . . . . .
   Сад задремал; уже стемнело,
И воцарилась тишина...
Свеча давно уж догорела,
Всходила полная луна, -
А мы... мы все в саду сидели,
Нам не хотелось уходить!
Лишь поздней ночью еле-еле
Могли домой нас заманить.

В знойной пустыне веками покоится сфинкс полногрудый,
Гордо главу приподняв и очей неподвижные взоры
В даль устремив беспредельную... Только песчаные груды
Всюду вокруг разостлалися в необозримом просторе...
- Кем ты воздвигнут, незыблемый страж раскаленной пустыни?
Кто твои мощные члены изваял рукой безыскусной?
Что за значение придал твоей он недвижной твердыне?
И отчего улыбаешься ты так загадочно-грустно?
Древнее ходит сказанье о том, как в Египет бежала
Божия Матерь с Младенцем Божественным из Палестины.
Был утомителен путь. С голубой вышины обливало
Знойное солнце лучами поверхность песчаной равнины.
Между гранитными лапами сфинкса Она приютилась;
Идол, своими объятьями тень расстилая над Нею,
Зной умерял нестерпимый. И вот незаметно спустилась
Тихая звездная ночь, безмятежно, спокойно синея.
Сладостным сном позабылася Мать у подножья кумира,
И на руках у Нея Искупитель покоился мира...
Сфинкс ощутил неземного Создания прикосновенье,
И улыбнулся он, тайну пытаясь постичь искупленья...
Не оттого ли, поведай, пустыни жилец одинокий,
Не оттого ли еще до сих пор отпечаток глубокий
Той неразгаданной тайны твои сохраняют черты,
И через много веков еще все улыбаешься ты?

Тебе, Воскресшему, благодаренье!
Минула ночь, и новая заря
Да знаменует миру обновленье,
В сердцах людей любовию горя.

Сраженный стрелою парфянскою, пал
     Кесарь, отступник Христова учения;
В смертной тоске к небесам он воззвал:
        "Ты победил, Галилеянин!"

Погиб Юлиан, враг Христова креста,
     Церковь свободна от злого гонения.
Снова воскликнули верных уста:
        "Ты победил, Галилеянин!"

Расторгнем же сети порока и зла,
     К свету воспрянем из тьмы усыпления;
Вновь да раздастся и наша хвала:
        "Ты победил, Галилеянин!"

                     I

                                    И. А. Зеленому

Здесь не видно цветов, темный лес поредел,
Словно чарам земли здесь положен предел.
         Над пустынной, песчаною гранью
         Отдаешься здесь волн обаянью.

Глубь небесная, моря безбрежная даль,
Разве может ничтожная сердца печаль
        Обладать просветленной душою
        Пред могучею ширью такою?

Сладко взором тонуть в глубине голубой,
Вольно дышится, мир забываешь земной,
        Исчезает мгновенное горе,
        Как та чайка в лазурном просторе.

Усть-Нарова
25 августа 1890


                       II

                                     Барону К. Н. Корфу

Не вчера ли, о, море, вечерней порой
К берегам ты ласкалось лукавой волной?
          В алом блеске зари не вчера ли
          Небеса голубые сияли?

А сегодня косматой грядою валы,
В грозном беге крутясь у прибрежной скалы,
          Бурно рвутся на приступ могучий,
          Обгоняя свинцовые тучи.

В битве жизни не так ли и ты, человек,
Терпишь зол и гонений мятежный набег?
          Но не вечны страданья и беды:
          Ты дождешься над ними победы.

Верь, улягутся волны и завтра опять
Будут берег любовно и нежно ласкать,
          Просветлеют небесные дали,
          И рассеются сердца печали.

Вайвара
28 августа 1890


                        III

   Ты безмолвно, затихшее море,
Ты безбрежен, привольный простор.
Как от шумного, тесного света
Здесь и слух отдыхает, и взор!

   Но надолго ли это затишье,
И всегда ли ясна эта даль?
Как и в сердце, живут, чередуясь,
В мире радость и злая печаль.

   Миг - и море взревет, даль померкнет,
Волны яростно ринутся в бой,
И под черною тучей белея
Крылья чайки заспорят с грозой.

   Ты не та же ли чайка, о, сердце?
Долго ль тишью пленяться тебе?
Грянет гром, разбушуется буря -
Будь готово к отважной борьбе.

Стрельна
19 июня 1902

                             М.Д. Давыдову

   Усталый сын земли, в дни суетных забот,
Средь мелочных обид и светского волненья,
У озера в лесу ищу уединенья.
Не налюбуешься прозрачной гладью вод:
В ней словно тайная есть сила притяженья.
   Не оттого ль меня так к озеру влечет,
Что отражается в струях его порою
Вся глубина небес нетленною красою -
И звезд полуночных лучистый хоровод,
И утро ясное румяною зарею,
И светлых облаков воздушная семья?
Не оттого ль, что здесь, хоть и пленен землею,
К далеким небесам как будто ближе я?

   Угасло дитя наше бедное
В расцвете младенческих дней;
Все грезится личико бледное
Мне милой малютки моей.

   Черты ее детски прекрасные
Не детскую думу таят,
А светлые, чистые, ясные
Смежились очи; их взгляд

   Со строгостью, с грустью блаженною
Как будто во внутрь устремлен,
Лазурь созерцая нетленную
И ангельских сил легион.

   Над гробом малютки склоненные,
На милые глядя черты,
Горюем мы, тайной плененные
Небесной ее красоты;

И плачем, бояся рыданьями
Смутить этот сон гробовой,
Стяжавшей земными страданьями
Бессмертия вечный покой.

Уж гасли в комнатах огни...
     Благоухали розы...
Мы сели на скамью в тени
     Развесистой березы.

Мы были молоды с тобой!
     Так счастливы мы были
Нас окружавшею весной;
     Так горячо любили!

Двурогий месяц наводил
     На нас свое сиянье:
Я ничего не говорил,
     Боясь прервать молчанье;

Безмолвно синих глаз твоих
     Ты опускала взоры:
Красноречивей слов иных
     Немые разговоры.

Чего не смел поверить я,
     Что в сердце ты таила,
Все это песня соловья
     За нас договорила.

Улыбка радостная Мая
И первой ласточки прилет!
Земля цветет, благоухая,
И соловей в саду поет.
      
Его певучей внемля сказке,
Я в ночь гляжу - не нагляжусь
И словно материнской ласке,
Как нежный сын, ей отдаюсь.
      
Заря не меркнет. Небосвода
Неугасима глубина.
Благодарю, о, мать-природа!
Как хороша твоя весна!

Улыбкою утра пригретые снова,
     В лесную мы прячемся тень.
Казалось, зима разлучить нас готова,
     Вдруг теплый один еще день.

Осенней красою любуются взоры,
     И радость в душе и печаль:
Нас радужно-пестрые тешат узоры,
     И листьев опавших нам жаль.

И сердце о крае незримом мечтает,
     Где вечер не ведает тьмы,
Где осени губящей лето не знает
     И где не расстанемся мы.

   Умолкли рыдания бури кипучей,
Клокочущей бездны волна улеглась;
Опять выплывает луна из-за тучи,
Над гладью морской тишина разлилась.

   В борьбе непрестанной с мятежною страстью
Опять побежден ненасытный недуг,
И с новою силой, и с новою властью
Воспрянет опять торжествующий дух!

Хвалите Господа с небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славой несказанной.

Хвалите сонм бесплотных сил
И ангельские лики:
Из мрака скорбного могил
Свет воссиял великий.

Хвалите Господа с небес,
Холмы, утесы, горы!
Осанна! Смерти страх исчез,
Светлеют наши взоры.

Хвалите Бога, моря даль
И океан безбрежный!
Да смолкнут всякая печаль
И ропот безнадежный!

Хвалите Господа с небес
И славьте, человеки!
Воскрес Христос! Христос воскрес!
И смерть попрал навеки!

Душа изнывает моя и тоскует, -
О, пой же мне, отрок мой, песню твою:
Пусть звуки ее мою скорбь уврачуют, -
Я так твои песни святые люблю!

Гнетут меня злобного духа объятья,
Опять овладело уныние мной,
И страшные вновь изрыгают проклятья
Уста мои вместо молитвы святой.

Томлюся я, гневом пылая, и стражду;
Недугом палимая мучится плоть,
И злоба в душе моей... Крови я жажду,
И тщетны усилия зло побороть.

Не раз, жалом немощи той уязвленный,
Тебя мог убить я в безумном бреду.
О, пой же! Быть может, тобой исцеленный,
Рыдая, к тебе я на грудь упаду!..

  Принцессе Елизавете Саксен-Альтенбургской

Я засыпаю... Уж слабея и бледнея,
     Сознанье еле властно надо мной,
И все еще, как наяву, дрожа, немея,
     Я вижу образ твой перед собой.

За мной смыкаются действительности двери,
     Я сплю, - и в царстве призраков и снов
Ты мне являешься, пленительная пери,
     И звуки ласковых я слышу слов.

Я просыпаюсь, полн волшебных впечатлений,
     К тебе протягиваю руки я, -
Но расступилися уже ночные тени,
     Уж воцарилося сиянье дня.

И пронеслися мимолетные виденья...
     И целый день с томлением, с тоской
Я темной ночи жду, - жду грез и усыпленья,
     Чтоб хоть во сне увидеться с тобой!

             С. А. Философовой

   Я нарву вам цветов к именинам,
Много пестрых, пахучих цветов:
И шиповнику с нежным жасмином,
И широких кленовых листов.
Подымуся я ранней порою,
Заберуся в густую траву
И, обрызганных свежей росою,
Вам лиловых фиалок нарву.
Побегу я в наш садик тенистый
И по всем буду шарить кустам:
Есть у нас и горошек душистый,
И гвоздика махровая там;
Камыши берега облепили,
Отражаясь в зеркальном пруде,
Белоснежные чашечки лилий
Распустились в прозрачной воде.
Я в широкое сбегаю поле,
Где волнуется нива кругом,
Где хлеба дозревают на воле,
Наливается колос зерном;
Где кружится рой пчел золотистый,
Копошатся проворно жуки,
Где, пестрея во ржи колосистой,
С алым маком цветут васильки.
Я обеими буду руками
И цветы, и колосья срывать
И со всеми своими цветами
Вас скорей побегу поздравлять.

   Я не могу писать стихов,
Когда встречаюся порою
Средь всяких дрязг и пустяков
Со лживой пошлостью людскою.
   Я говорил себе не раз:
Оставь, не обращай вниманья!
Смотри: не каждый ли из нас
Несовершенное созданье?
Мы жертвы слабые судьбы,
Проступки наши так понятны:
У розы даже есть шипы,
И есть на самом солнце пятна.
   Но нет, пусть ум твердит свое!
Душа с рассудком не мирится,
И сердце бедное мое
Тоской и злобою томится.
И тщетно ищешь рифм и слов,
Зовешь напрасно вдохновенье, -
И раздраженный, в озлобленье
Я не могу писать стихов!

      На пятидесятилетие
его писательской деятельности
        10 апреля 1887

Незабвенных поэтов бессмертную лиру
     Унаследовал ты, о, певец!
Ты ревниво и свято сберег ее миру
     И стяжал себе славы венец.

В чутких струнах будила волшебные звуки
     Вдохновенная песня твоя,
То врачуя сердец сокровенные муки,
     То веселье и радость лия.

Лишь во имя того, что светло и правдиво,
     Что волнует восторгами грудь,
Лишь во имя добра ты всю жизнь терпеливо
     Свой тернистый прокладывал путь.

И за то, что завет тех певцов незабвенных
     Ты исполнил, трудясь и любя,
Никогда в песнопеньях твоих вдохновенных
     Не забудет отчизна тебя.

Всего стихотворений: 91