Николай Антонович Мацнев (XVIII-XIX)

• Список стихотворений
• Все стихотворения на одной странице

Николай Мацнев. Басни

Однажды в дальний путь, не ведаю, зачем,
 Богатство странствовать пустилось;
  Туда ж и Бедности меж тем
   Нечаянно пойти случилось.
   Но вот в прекрасны дни
Близ дому пышного встречаются они,
И над воротами сии читают строки:
«Для добродетели сей дом всегда открыт.
В нем отвергаются одни только пороки». —
 «Ах! славно! — Бедность говорит, —
 Вот здесь убежище несчастным.
 В сей храм иду с восторгом я;
 Не будет боле просьб напрасных,
 Тут справедливый судия!»
 Однако же Богатство смело
 Стучит в ворота наперед.
 Открыть их ей — минутно дело,
 Привратник встречу ей идет.
 «Вы скромностью быть неудобны, —
 Он ей с усмешкою сказал. —
И сколько смыслю я, вы так же неспособны
Быть добродетелью. Но я бы знать желал,
Кого имею честь я видеть пред собою?» —
 «Богатство видишь ты, мой друг!»
Согнулся перед ней привратник мой дугою,
Сказавши ей: «Готов для ваших я услуг;
 Добро пожаловать за мною... —
 И тотчас двери отворил.—
д ты что, матушка? — он Бедность вопросил, —
Ты что-то так жалка!.. Конечно, ты Терпенье?
 Быть может, Кротость ты,
 Которая из огорченья
 Все бросила мирские суеты?..» —
«Я — Бедность, мой родной!» — она ему сказала.
Привратник отвечал: «Хоть Бедность не порок,
 И нет худого в нем нимало,
Но горе тем, кого сему подвергнул рок!
Мне жаль тебя, кума; но иногда советы —
В иных случаях нам суть важные предметы.
Короче я скажу: минуй сей пышный дом;
Ты больше помощи найдешь себе в другом...
Хозяин наш — гордец. Богатство здесь в почтеньи,
а Бедность есть порок, и у него в презреньи!!..» 

                 Не новость я скажу, оно известно всем: 
                 Не надо никогда смеяться ни над кем; 
                 За это в добрый час подшутят так над нами, 
                 Что, право, от стыда мы покраснеем сами. 
        
                           Вот что случилося на днях 
                                               В моих глазах 
                 У Зимнего дворца на самом булеваре. 
                 Гуляли дамы тут, гуляли знатны баре, 
                                     Гулял и весь народ, 
                 Как появился там нечаянно урод 
                           С престрашными двумя горбами. 
                           Все следуют за ним глазами, 
                 Дивуются, а он и усом не ведет, 
                                     Идет себе вперед. 
                 Таким он образом с час времени гулял, 
                           Как встречу шалуны попались. 
                 Один из них его Эзопом вдруг назвал, 
                                     И все расхохотались. 
                 "Так точно, я Эзоп, или почти таков, -- 
                 Горбатый отвечал, -- и это сам я знаю; 
                 Он прежде заставлял всех говорить скотов, 
                 А я их нонече смеяться заставляю". 

На ближню ярмонку два друга шли пешком;
  Один из них путём
 Находит клад презнаменитый,
А именно, мешок, весь золотом набитый.
 Товарищ в радости большой
 Приятеля сердечно обнимает
  И восклицает:
«И так, мы клад нашли, соседушка драгой!..»
Но что же?., друг ему с досадой отвечает:
«Не мы нашли, а я; тебе тут доли нет».
Взгрустился наш бедняк, бранил весь белой свет,
 И поплелся в дорогу.
Чрез несколько минут в густой зашедши лес,
 Вдруг слышат сильную тревогу;
То вор был, правому похуже нежель бес,
Тринадцати верхов престрашный мужичина.
«Пропали мы!» — кричит с находкою детина.
«Не мы пропали, ты, — сказал другой в ответ, —
Ограбят пусть тебя, моей тут доли нет».
И с этим словом с ним скорее распрощался,
А тот, всё потеряв, чуть-чуть лишь жив остался.
Кто в счастьи об себе лишь только и блюдёт,
Тот в бедствии друзей, конечно, не найдёт. 

 Отец с детьми гуляя в поле,
Об разных с оными предметах рассуждал;
 Но на растенья всего боле
 Он их вниманье обращал.
«Смотрите, — говорил дитям старик почтенный, —
Покуда колос пуст, вить как идёт он вверх!
 Какой имеет вид надменный!
 И как он презирает всех!
Лишь только налился, он тотчас наклонился.
 С ним могут в точности сравниться
  Ученый мнимый, и такой,
Который подлинно всем одарен судьбой.
Один, лишь слабые преобретя познанья,
Вдается об себе в такие же мечтанья,
 Что им пределов нет.
Он мнит, что он собой весь удивляет свет.
Но тот, кто истинно познания большие
 Стараньем приобрел во всём,
Таланты тот свои считает за плохие.
Он чтет неведущим себя почти ни в чем,
 И сам себе не доверяет.
Себя он в скромности пред всеми принижает.
Познания его суть зеркало пред ним,
 Где он по правилам своим,
Лишь видит — что совсем он ничего не знает. 

 О всём мы судим по себе,
И так уж от отца передается к сыну;
Так, видно, Бог послал такую нам судьбину.
Я сказочку скажу, читатель мой, тебе.
В соседстве у меня казенные крестьяне,
 Однажды встав поране,
Сошлись в одну избу и нут-ко толковать,
Кого бы в город им на стряпчего послать.
 Всё дело в том лишь состояло,
Что десятинок шесть у них недоставало,
И надо было их кое-где оттягать.
Вить десятинок шесть для мужичка немало.
Вот выбрали они в посылку мясника,
По мненью их в делах большого знатока.
 Взялся охотно, смело,
 Детина наш за дело,
И второпях скакав по пашне и чрез пень,
 Спустя не более, как день,
 Он в городе уж очутился.
Полк стряпчих перед ним в минуту появился.
«Давай-ка выбирать», — смекнул себе старик.
Глядит туда, сюда, на весь разумной лик,
 И, наконец, берет такого,
Которого нашел он жирна и здорова.
«Вот в этом, — думал он, — нам будет прок велик».
Он прав; он рассуждал, как судит всяк мясник. 

Однажды на траве, без сети птицелова,
  Не ждя несчастья никакого,
 Летала птичка взад, вперед,
Смотря, авось ли что покушать где найдет.
Случися на беду, как тут она клевала,
 Бедняжечка в силки попала
  И в клеточку посажена.
Но счастливая ей судьба присуждена.
Предобра барыня, купив ее, кормила
 И тем, и сем,
И ласки для нее все в свете истощила.
 Довольна птичка всем.
То правда, или нет; но ласки нас пленяют;
Приязней, дружбою, любовью, — и людей
 Всё делать заставляют.
 Не думалося птичке сей
 Нисколько о своей неволе.
И подлинно, чего, кажись, желать ей боле?
Но вот приехала сестрица из Орла,
Котора в птичку ту без памяти влюбилась,
И просит барыню, ее чтоб отдала.
Уж из учтивости ль, но барыня решилась.
Свезли сироточку в чужой боярской дом.
То правда, что и там нужды ей нет ни в чём.
И корм дают хорош, и ставят чисту воду,
И по всем горницам летать дают свободу,
Но нова госпожа неласкова для ней.
Что может пленнику сего быть тяжелей?
Она соскучилась и, вышед из терпенья,
Однажды (кажется, то было в воскресенье),
Как барыня с двора, чтобы отдать визит,
Пичуга — из окна, и на дубу сидит.
Моя красавица лишь только приезжает,
И тотчас: «Птичка где?» — «Вон там, в саду летает».
 В отчаянии к себе ее она манит,
Но тщетно; птичка к ней никак уж не летит,
И воротиться к ней отнюдь не полагает.
 То ж самое и брак.
Без ласки, кротости, любви и снисхожденья
 Нельзя счастливу быть никак.
И брак, и клеточка, суть тоже заключенье.
Коль жёны добрыми к нам быть не захотят,
Как птички — и мужья из клеток улетят,
 А там и поминай как звали;
Примеров этому мы множество видали. 

                 Однажды как-то сталь вечернею порою, 
                 Не ведаю за что, прогневала кремень; 
                 И дело до того дошло уж меж собою, 
                 Что молодцы мои дерутся целый день. 
                 Друг об друга они жестоко ударяют, 
                 И искры кучами от обоих летают. 
                                     Случись тут человек, 
                 Который, увидав столь странное явленье, 
                 О коем преж сего не слыхивал в свой век, 
                 Сперва было пришел в большое удивленье; 
                 Потом, пооглядясь, он так к нему привык, 
                 Что искру в пользу стал употреблять для дому; 
                 Лишь надо печь топить, вот тотчас наш мужик, 
                 Вдруг сделав одного большим врагом другому, 
                 Сим способом себе достанет огонек. 
        
                 Не то ли стряпчие, что этот мужичок? 
                           Стараются, чтоб мы тягались; 
                                     Мы бьемся год, другой; 
                 Потом глядишь -- и что ж? Без денег мы остались, 
                 Они сей саранче за хлопоты достались. 

Мудрец, за правду притесненный,
Гонимый завистию злой,
Одним только умом снабженный,
Бродил из города в другой.
Однажды Философ несчастный,
Свой простирая дале путь,
Зашел в лес темный и ужасный,
Чтоб там немножко отдохнуть.
Вот видит он, что все Вороны
Кричат, вертятся над Совой.
Бедняжечка, без обороны,
Едва шевелит головой.
 «Убьем ее, — единогласно
 Не престают они кричать. —
 Она безбожница! опасно
 В лесу такую нам держать.
 Убьем... что долго дожидаться?
 Уж после нарядим мы суд».
 Сова старалась оправдаться,
 Но это был напрасный труд.
Философ мой из сожаленья
Встает — и разогнал Ворон.
Ах! добродетель, нет сомненья,
Без жалости не слышит стон!
Потом Сову он вопрошает:
«Что сделала ты им? За что такой содом?..»
 Сова со страхом отвечает:
«Ах! ничего! весь мой проступок только в том,
Что ночью вижу я, как все другие днём». 

Однажды цифра Семь поссорилась с Нолём.
«Куда забавен ты, — она ему сказала, —
Коль думаешь со мной стать на ряду одном;
Я Семь... а ты... ничто», — и вдруг захохотала.
«Послушай, — Ноль сказал разумнице в ответ, —
Конечно, коль один, во мне и пользы нет;
Но мне известно, лишь когда стою с тобою,
То в десять раз тебя величу я собою». 

Последние стихотворения