Русская поэзия
Русские поэтыБиографииСтихи по темам
Случайное стихотворениеСлучайная цитата
Рейтинг русских поэтовРейтинг стихотворений
Переводы русских поэтов на другие языки

  • Список стихотворений про Венецию
  • Рейтинг стихотворений про Венецию


    Стихотворения русских поэтов про Венецию на одной странице



    Венецианская ночь (Иван Иванович Козлов)

            Фантазия
    
                            П.А. Плетневу
    
    Ночь весенняя дышала
    Светло-южною красой;
    Тихо Брента - протекала,
    Серебримая луной;
    Отражен волной огнистой
    Блеск прозрачных облаков,
    И восходит пар душистый
    От зеленых берегов.
    
    Свод лазурный, томный ропот
    Чуть дробимыя волны,
    Померанцев, миртов шепот
    И любовный свет луны,
    Упоенья аромата
    И цветов и свежих трав,
    И вдали напев Торквата
    Гармонических октав -
    
    Всё вливает тайно радость,
    Чувствам снится дивный мир,
    Сердце бьется, мчится младость
    На любви весенний пир;
    По водам скользят гондолы,
    Искры брызжут под веслом,
    Звуки нежной баркаролы
    Веют легким ветерком.
    
    Что же, что не видно боле
    Над игривою рекой
    В светло-убранной гондоле
    Той красавицы младой,
    Чья улыбка, образ милый
    Волновали все сердца
    И пленяли дух унылый
    Исступленного певца?
    
    Нет ее: она тоскою
    В замок свой удалена;
    Там живет одна с мечтою,
    Тороплива и мрачна.
    Не мила ей прелесть ночи,
    Не манит сребристый ток,
    И задумчивые очи
    Смотрят томно на восток.
    
    Но густее тень ночная;
    И красот цветущий рой,
    В неге страстной утопая,
    Покидает пир ночной.
    Стихли пышные забавы,
    Всё спокойно на реке,
    Лишь Торкватовы октавы
    Раздаются вдалеке.
    
    Вот прекрасная выходит
    На чугунное крыльцо;
    Месяц бледно луч наводит
    На печальное лицо;
    В русых локонах небрежных
    Рисовался легкий стан,
    И на персях белоснежных
    Изумрудный талисман!
    
    Уж в гондоле одинокой
    К той скале она плывет,
    Где под башнею высокой
    Море бурное ревет.
    Там певца воспоминанье
    В сердце пламенном живей,
    Там любви очарованье
    С отголоском прежних дней.
    
    И в мечтах она внимала,
    Как полночный вещий бой
    Медь гудящая сливала
    С вечно-шумною волной.
    Не мила ей прелесть ночи,
    Душен свежий ветерок,
    И задумчивые очи
    Смотрят томно на восток.
    
    Тучи тянутся грядою,
    Затмевается луна;
    Ясный свод оделся мглою;
    Тма внезапная страшна.
    Вдруг гондола осветилась,
    И звезда на высоте
    По востоку покатилась
    И пропала в темноте.
    
    И во тме с востока веет
    Тихогласный ветерок;
    Факел дальний пламенеет, -
    Мчится по морю челнок.
    В нем уныло молодая
    Тень знакомая сидит,
    Подле арфа золотая,
    Меч под факелом блестит.
    
    Не играйте, не звучите,
    Струны дерзкие мои:
    Славной тени не гневите!..
    О! свободы и любви
    Где же, где певец чудесный?
    Иль его не сыщет взор?
    Иль угас огонь небесный,
    Как блестящий метеор?

    <1825>


    Венеция (Алексей Николаевич Апухтин)

       1
    
    В развалинах забытого дворца
    Водили нас две нищие старухи,
    И речи их лилися без конца.
    "Синьоры, словно дождь среди засухи,
    Нам дорог ваш визит; мы стары, глухи
    И не пленим вас нежностью лица,
    Но радуйтесь тому, что нас узнали:
    Ведь мы с сестрой последние Микьяли.
    
        2
    
    Вы слышите: Микьяли... Как звучит!
    Об нас не раз, конечно, вы читали,
    Поэт о наших предках говорит,
    Историк их занес в свои скрижали,
    И вы по всей Италии едва ли
    Найдете род, чтоб был так знаменит.
    Так не были богаты и могучи
    Ни Пезаро, ни Фоскари, ни Пучи...
    
        3
    
    Ну, а теперь наш древний блеск угас.
    И кто же разорил нас в пух? - Ребенок!
    Племянник Гаэтано был у нас,
    Он поручен нам был почти с пеленок;
    И вырос он красавцем: строен, тонок...
    Как было не прощать его проказ!
    А жить он начал уже слишком рано...
    Всему виной племянник Гаэтано.
    
       4
    
    Анконские поместья он спустил,
    Палаццо продал с статуями вместе,
    Картины пропил, вазы перебил,
    Брильянты взял, чтоб подарить невесте,
    А проиграл их шулерам в Триесте.
    А впрочем, он прекрасный малый был,
    Характера в нем только было мало...
    Мы плакали, когда его не стало.
    
        5
    
    Смотрите, вот висит его портрет
    С задумчивой, кудрявой головою:
    А вот над ним - тому уж много лет,-
    С букетами в руках и мы с сестрою.
    Тогда мы обе славились красою,
    Теперь, увы... давно пропал и след
    От прошлого... А думается: все же
    На нас теперь хоть несколько похоже.
    
        6
    
    А вот Франческо... С этим не шути,
    В его глазах не сыщешь состраданья:
    Он заседал в Совете десяти,
    Ловил, казнил, вымучивал признанья,
    За то и сам под старость, в наказанье,
    Он должен был тяжелый крест нести:
    Три сына было у него,- все трое
    Убиты в роковом Лепантском бое.
    
        7
    
    Вот в мантии старик, с лицом сухим:
    Антонио... Мы им гордиться можем:
    За доброту он всеми был любим,
    Сенатором был долго, после дожем,
    Но, ревностью, как демоном, тревожим,
    К жене своей он был неумолим!
    Вот и она, красавица Тереза:
    Портрет ее - работы Веронеза -
    
        8
    
    Так, кажется, и дышит с полотна...
    Она была из рода Морозини...
    Смотрите, что за плечи, как стройна,
    Улыбка ангела, глаза богини,
    И хоть молва нещадна,- как святыни,
    Терезы не касалася она.
    Ей о любви никто б не заикнулся,
    Но тут король, к несчастью, подвернулся.
    
        9
    
    Король тот Генрих Третий был. О нем
    В семействе нашем памятно преданье,
    Его портрет мы свято бережем.
    О Франции храня воспоминанье,
    Он в Кракове скучал как бы в изгнаньи
    И не хотел быть польским королем.
    По смерти брата, чуя трон побольше,
    Решился он в Париж бежать из Польши.
    
        10
    
    Дорогой к нам Господь его привел.
    Июльской ночью плыл он меж дворцами,
    Народ кричал из тысячи гондол,
    Сливался пушек гром с колоколами,
    Венеция блистала вся огнями.
    В палаццо Фоскарини он вошел...
    Все плакали: мужчины, дамы, дети...
    Великий государь был Генрих Третий!
    
        11
    
    Республика давала бал гостям...
    Король с Терезой встретился на бале.
    Что было дальше - неизвестно нам,
    Но только мужу что-то насказали,
    И он, Терезу утопив в канале,
    Венчался снова в церкви Фрари, там,
    Где памятник великого Кановы...
    Но старику был брак несчастлив новый".
    
        12
    
    И длился об Антонио рассказ,
    О бедствиях его второго брака...
    Но начало тянуть на воздух нас
    Из душных стен, из плесени и мрака...
    Старухи были нищие,- однако
    От денег отказались и не раз
    Нам на прощанье гордо повторяли:
    "Да, да,- ведь мы последние Микьяли!"
    
        13
    
    Я бросился в гондолу и велел
    Куда-нибудь подальше плыть. Смеркалось...
    Канал в лучах заката чуть блестел,
    Дул ветерок, и туча надвигалась.
    Навстречу к нам гондола приближалась,
    Под звук гитары звучный тенор пел,
    И громко раздавались над волнами
    Заветные слова: dimmi che m'ami. {*}
    
        14
    
    Венеция! Кто счастлив и любим,
    Чья жизнь лучом сочувствия согрета,
    Тот, подойдя к развалинам твоим,
    В них не найдет желанного привета.
    Ты на призыв не дашь ему ответа,
    Ему покой твой слишком недвижим,
    Твой долгий сон без жалоб и без шума
    Его смутит, как тягостная дума.
    
        15
    
    Но кто устал, кто бурей жизни смят,
    Кому стремиться и спешить напрасно,
    Кого вопросы дня не шевелят,
    Чье сердце спит бессильно и безгласно,
    Кто в каждом дне грядущем видит ясно
    Один бесцельный повторений ряд,-
    Того с тобой обрадует свиданье...
    И ты пришла! И ты - воспоминанье!..
    
        16
    
    Когда больная мысль начнет вникать
    В твою судьбу былую глубже, шире,
    Она не дожа будет представлять,
    Плывущего в короне и порфире,
    А пытки, казни, мост Dei Sospiri -
    Все, все, на чем страдания печать...
    Какие тайны горя и измены
    Хранят безмолвно мраморные стены!..
    
        17
    
    Как был людьми глубоко оскорблен,
    Какую должен был понесть потерю,
    Кто написал, в темнице заключен
    Без окон и дверей, подобно зверю:
    "Спаси Господь от тех, кому я верю,-
    От тех, кому не верю, я спасен!"
    Он, может быть, великим был поэтом,-
    История твоя в двустишьи этом!
    
        18
    
    Страданья чашу выпивши до дна,
    Ты снова жить, страдать не захотела,
    В объятьях заколдованного сна,
    В минувшем блеске ты окаменела:
    Твой дож пропал, твой Марк давно без дела
    Твой лев не страшен, площадь не нужна,
    В твоих дворцах пустынных дышит тленье...
    Везде покой, могила, разрушенье...
    
        19
    
    Могила!.. да! но отчего ж порой
    Ты хороша, пленительна, могила?
    Зачем она увядшей красотой
    Забытых снов так много воскресила,
    Душе напомнив, что в ней прежде жило?
    Ужель обманчив так ее покой?
    Ужели сердцу суждено стремиться,
    Пока оно не перестанет биться?..
    
        20
    
    Мы долго плыли... Вот зажглась звезда,
    Луна нас обдала потоком света;
    От прежней тучи нет теперь следа,
    Как ризой, небо звездами одето.
    "Джузеппе! Пеппо!" - прозвучало где-то..
    Все замерло: и воздух и вода.
    Гондола наша двигалась без шума,
    Налево берег Лидо спал угрюмо.
    
        21
    
    О, никогда на родине моей
    В года любви и страстного волненья
    Не мучили души моей сильней
    Тоска по жизни, жажда увлеченья!
    Хотелося забыться на мгновенье,
    Стряхнуть былое, высказать скорей
    Кому-нибудь, что душу наполняло...
    Я был один, и все кругом молчало...
    
        22
    
    А издали, луной озарена,
    Венеция, средь темных вод белея,
    Вся в серебро и мрамор убрана,
    Являлась мне как сказочная фея.
    Спускалась ночь, теплом и счастьем вея;
    Едва катилась сонная волна,
    Дрожало сердце, тайной грустью сжато,
    И тенор пел вдали "О, sol beato"... {**}
    
    * Скажи мне, что любишь меня (ит.)
    ** О, прекрасное солнце (ит.)



    Венеция (Максимилиан Александрович Волошин)

    Венеция — сказка. Старинные зданья
    Горят перламутром в отливах тумана.
    На всём бесконечная грусть увяданья
    Осенних тонов Тициана.



    Венеция (Фёдор Иванович Тютчев)

    Дож Венеции свободной
    Средь лазоревых зыбей,
    Как жених порфирородный,
    Достославно, всенародно
    Обручался ежегодно
    С Адриатикой своей.
    
    И недаром в эти воды
    Он кольцо свое бросал:
    Веки целые, не годы
    (Дивовалися народы),
    Чудный перстень воеводы
    Их вязал и чаровал...
    
    И чета в любви и мире
    Много славы нажила —
    Века три или четыре,
    Все могучее и шире,
    Разрасталась в целом мире
    Тень от львиного крыла.
    
    А теперь?
         В волнах забвенья
    Сколько брошенных колец!..
    Миновались поколенья,—
    Эти кольца обрученья,
    Эти кольца стали звенья
    Тяжкой цепи наконец!..

    <1850>


    Венеция (Николай Иванович Кроль)

            Анне Алексеевне Кудрявцевой
    
    Дул южный ветерок теплом и ароматом
       Благословенных нив;
    Полуденных лучей облитый ярким златом,
       Спал голубой залив.
    
    Как лебедь, распустив свой парус розоватый,
       Летел наш пароход;
    И лентою вдали виднелась полосатой
       Венеция из вод.
    
    Огнями всех цветов над ними разрисован,
       Был тепел небосклон;
    Картиной южною впервые околдован,
       Я погружался в сон.
    
    И всё, что от новелл мне память сохраняла
       С ребяческих годов,
    В волшебных образах неслось и оживало:
       И ревность и любовь,
    
    Подкупленный кинжал и неподкупной ласки
       Весь женский, южный взрыв;
    И ночи, и луна, и факелы и маски, -
       Риальто и залив.
    
    Вот, вот послышалась призывная гитара.
       Условный встречи час!
    Чу! скрыпнуло окно, и засветилась пара
       Во мраке черных глаз.
    
    Вот, ручкой выброшен проворной из окошка
       В гондолу, шнур повис;
    И цепкая по нем венецианки ножка
       Бежит по петлям вниз.
    
    О, как, баюкаем всё грезою прекрасной,
       Хотел тогда скорей
    Я как любовницу узреть любовник страстный
       Красавицу морей.
    
    Дул снова ветерок теплом и ароматом
       Благословенных нив;
    Полуденных лучей облитый ярким златом,
       Опять дремал залив.
    
    Летели мы; едва лишь чайка успевала
       За легкою кормой;
    Венеция вдали за нами исчезала,
       Мне снился сон иной:
    
    Я слышал звук цепей, и ига бич упорно
       Свистал, смущая слух,
    И мнилось: да ужель ты умер здесь позорно
       Навек, народа дух!
    
    И девам не сплетать венков из листьев лавра!
       И не придет Тезей,
    Который выхватит из пасти минотавра
       Красавицу морей!

    <1860>


    Венеция (Анна Андреевна Ахматова)

    Золотая голубятня у воды,
    Ласковой и млеюще зеленой;
    Заметает ветерок соленый
    Черных лодок узкие следы.
    
    Сколько нежных, странных лиц в толпе.
    В каждой лавке яркие игрушки:
    С книгой лев на вышитой подушке,
    С книгой лев на мраморном столбе.
    
    Как на древнем, выцветшем холсте,
    Стынет небо тускло-голубое,
    Но не тесно в этой тесноте
    И не душно в сырости и зное.



    Венеция (Каролина Карловна Павлова)

    Паров исчезло покрывало,-
    Плывем.- Еще ли не видна?
    Над ровною чертою вала
    Там словно что-то засияло,
    Нырнув из моря.- Вот она!
    
    Зыбь вкруг нее играет ярко;
    Земли далеки берега;
    К нам грузная подходит барка,
    Вот куполы святого Марка,
    Риальта чудная дуга.
    
    И гордые прокурации
    Стоят, как будто б корабли
    Властителям блажной стихии
    И ныне дани Византии
    Толпой усердною несли.
    
    Свой горький жребий забывая,
    Царица пленная морей,
    Облитая лучами мая,
    Глядится, женщина прямая,
    В волне сверкающей своей.



    Венеция (Михаил Юрьевич Лермонтов)

              1
    
    Поверхностью морей отражена,
    Богатая Венеция почила,
    Сырой туман дымился, и луна
    Высокие твердыни осребрила.
    Чуть виден бег далекого ветрила,
    Студеная вечерняя волна
    Едва шумит вод веслами гондолы
    И повторяет звуки баркаролы.
    
              2
    
    Мне чудится, что это ночи стон,
    Как мы, своим покоем недовольной,
    Но снова песнь! и вновь гитары звон!
    О, бойтеся, мужья, сей песни вольной.
    Советую, хотя мне это больно,
    Не выпускать красавиц ваших, жен;
    Но если вы в сей миг неверны сами,
    Тогда, друзья! да будет мир меж вами!
    
              3
    
    И мир с тобой, прекрасный Чичизбей,
    И мир с тобой, лукавая Мелина.
    Неситеся по прихоти морей,
    Любовь нередко бережет пучина;
    Хоть и над морем царствует судьбина,
    Гонитель вечный счастливых людей,
    Но талисман пустынного лобзанья
    Уводит сердца темные мечтанья.
    
              4
    
    Рука с рукой, свободу дав очам,
    Сидят в ладье и шепчут меж собою;
    Она вверяет месячным лучам
    Младую грудь с пленительной рукою,
    Укрытые досель под епанчою,
    Чтоб юношу сильней прижать к устам;
    Меж тем вдали, то грустный, то веселый,
    Раздался звук обычной баркаролы:
    
         Как в дальнем море ветерок,
         Свободен вечно мой челнок;
         Как речки быстрое русло,
         Не устает мое весло.
    
         Гондола по воде скользит,
         А время по любви летит;
         Опять сравняется вода,
         Страсть не воскреснет никогда.

    1830-1831


    Венеция (Николай Степанович Гумилёв)

    Поздно. Гиганты на башне
    Гулко ударили три.
    Сердце ночами бесстрашней.
    Путник, молчи и смотри.
    
    Город, как голос наяды,
    В призрачно-светлом былом,
    Кружев узорней аркады,
    Воды застыли стеклом.
    
    Верно, скрывают колдуний
    Завесы черных гондол
    Там, где огни на лагуне —
    Тысячи огненных пчел.
    
    Лев на колонне, и ярко
    Львиные очи горят,
    Держит Евангелье Марка,
    Как серафимы, крылат.
    
    А на высотах собора,
    Где от мозаики блеск,
    Чу, голубиного хора
    Вздох, воркованье и плеск.
    
    Может быть, это лишь шутка,
    Скал и воды колдовство,
    Марево? Путнику жутко,
    Вдруг... никого, ничего?
    
    Крикнул. Его не слыхали,
    Он, оборвавшись, упал
    В зыбкие, бледные дали
    Венецианских зеркал.

    <Март 1913>


    Венеция (Валерий Яковлевич Брюсов)

    Почему под солнцем юга в ярких красках и цветах,
    В формах выпукло-прекрасных представал пред взором прах?
    
    Здесь - пришлец я, но когда-то здесь душа моя жила.
    Это понял я, припомнив гондол черные тела.
    Это понял, повторяя Юга полные слова,
    Это понял, лишь увидел моего святого Льва!
    
    От условий повседневных жизнь свою освободив,
    Человек здесь стал прекрасен и как солнце горделив.
    Он воздвиг дворцы в лагуне, сделал дожем рыбака,
    И к Венеции безвестной поползли, дрожа, века.
    
    И доныне неизменно все хранит здесь явный след
    Прежней дерзости и мощи, над которой смерти нет.



    Венеция (К.Р. (Константин Романов))

                     I
          
             Надпись к картине
          
    С какою кроткостью и скорбью нежной
    Пречистая взирает с полотна!
    Грядущий час печали неизбежной
         Как бы предчувствует Она!
          
    К груди Она Младенца прижимает
    И Им любуется, о Нем грустя...
    Как Бог, Он взором вечность проницает
         И беззаботен, как дитя!
          
    Гмунден
    20 мая 1882
          
                     II
          
                 Баркарола
          
          Плыви, моя гондола,
               Озарена луной,
          Раздайся, баркарола,
               Над сонною волной.
          Настроена гитара:
               О, друг, я в честь твою
          Всего земного шара
               Все песни пропою!
          Смотри, уж на Пьяццетте
               Потушены огни,
          При ярком лунном свете
               С тобою мы одни.
          Замолкли серенады,
               И ставни заперты, -
          Среди ночной прохлады
               Не спим лишь я да ты.
          До Лидо не далеко,
               Мы быстро доплывем;
          Там море так широко
               Раскинулось кругом;
          Там месяц волны любит:
               Смотри, как с вышины
          Лучами он голубит
               Морские глубины.
          Там, в голубом просторе,
               В лазоревой дали
          Забудем мы и горе,
               И бедствия земли.
          Пусть звуки поцелуя
               Подслушает волна,
          И, как тебя люблю я,
               Пусть подглядит луна!
          
          Гмунден
          24 мая 1882
          
          
                    III
          
                Мост вздохов
          
          Под мостом вздохов проплывала
       Гондола позднею порой,
       И в бледном сумраке канала
       Раздумье овладело мной.
       Зачем таинственною сенью
       Навис так мрачно этот свод?
       Зачем такой зловещей тенью
       Под этим мостом обдает?
       Как много вздохов и стенаний,
       Должно быть, в прежние года
       Слыхали стены этих зданий
       И эта мутная вода!
       Могли б поведать эти своды,
       Как в дни жестокой старины,
       Бывало, оглашались воды
       Паденьем тела с вышины;
       И волн, и времени теченье
       Спешило тело унести:
       То были жертвы отомщенья
       Совета Трех и Десяти...
       Но не болтливы стен каменья,
       Не разговорчива вода,
       И лишь в одном воображенье
       Встают минувшие года.
       Безмолвна мраморная арка,
       Безмолвен сумрачный канал...
       Крылатый лев Святого Марка
       Сном вековечным задремал.
          
       Штутгарт
       4 июня 1882
          
          
                     IV
          
      Скользила гондола моя над волной
           Морского широкого лона.
      Заката малиновый луч надо мной
           Румянил лазурь небосклона.
          
      Жемчужные сверху ряды облаков
           Гляделись в спокойное море,
      И слышался бой отдаленный часов,
           Теряясь в безбрежном просторе.
          
      Желанием сладостным, нежной тоской
           Душа изнывала и млела:
      Хотелося слиться с волной голубой,
           Лететь выше неба предела;
          
      Хотелось угаснуть, как луч золотой,
           Застыть, как те звуки в просторе, -
      Хотелось объять ненасытной душой
           Все небо и целое море!
          
      Стрельна
      12 июля 1882
          
          
                     V
          
             Помнишь, порою ночною
          Наша гондола плыла,
          Мы любовались луною,
          Всплескам внимая весла.
          
          Помнишь, безмолвно дремала
          Тихим Венеция сном,
          В сонные воды канала
          Звезды гляделись кругом.
          
          Мимо палаццо мы дожей,
          Мимо Пьяццетты колонн
          Плыли с тобою... О, Боже,
          Что за чарующий сон!
          
          Искрились волны лагуны...
          Где-то в дали голубой
          Плакали нежные струны, -
          Пел гондольер молодой;
          
          Пел он про месяц и море,
          Про голубую волну,
          Пел про блаженство и горе.
          Пел про любовь и весну.
          
          Дивная песнь навевала
          Грезы блаженной любви,
          В душу она проникала,
          Страсть разжигала в крови...
          
             Помнишь, порою ночною
          Тихо гондола плыла,
          Мы любовались луною...
          О, что за ночь то была!
          
          Красное Село
          28 июля 1882
          
          
                     VI
          
         На площади Святого Марка,
         Где вьются стаи голубей,
    Где меж бесчисленных колонн за аркой арка
    Пленяют взор каймой узорчатой своей,
    Остановился я... Уж угасал, бледнея,
            Тревожный, суетливый день;
    С безоблачных небес, таинственно синея,
    На землю сонную спускалась ночи тень;
         И колокола благовест унылый
         Сзывал к вечерне христиан. Меня
              Влекло неведомою силой
         К старинному собору, чтобы дня
              Забыть и шум, и утомленье.
            Благоговейного исполнен умиленья,
         Переступил святыни я порог...
    Лампады теплились, дымилися кадила,
    И сумрачная мгла, казалось, говорила:
              Здесь соприсутствует нам Бог! -
    И стал молиться я спокойный и безмолвный.
    Орган откуда-то с незримой вышины
    Звучал торжественно, и стройных звуков волны
         Лилися среди мертвой тишины.
         В них слышались и слезы, и стенанья,
         Скорбь за утраченные небеса,
            И неземные воздыханья,
            И райских песен голоса.
    Прозрачный, легкий дым каждений благовонных,
            Струясь вкруг мраморных столбов,
    Скользя по плитам стен, вдоль сводов закопченных,
         Вился и таял в мраке куполов,
         Молитвой и веками освященных.
    И лики строгие угодников святых
            Со злата греческой мусии
         Глядели на меня... И о родных
            Иконах матушки России
            Невольно вспомнил я тогда;
         Моя душа крылатою мечтою
         Перенеслась на родину, туда,
    На север, где теперь, согретая весною,
         Душистая черемуха цветет,
         Благоухают пышные сирени,
            И песни соловей поет...
         В уме столпилось столько впечатлений!..
            И вздохом я вздохнул таким,
         Каким вздохнуть один лишь Русский может,
    Когда его тоска по родине изгложет
            Недугом тягостным своим.

    Венеция, 19 апреля 1885


    Венеция (Борис Леонидович Пастернак)

    Я был разбужен спозаранку
    Щелчком оконного стекла.
    Размокшей каменной баранкой
    В воде Венеция плыла.
    
    Все было тихо, и, однако,
    Во сне я слышал крик, и он
    Подобьем смолкнувшего знака
    Еще тревожил небосклон.
    
    Он вис трезубцем Скорпиона
    Над гладью стихших мандолин
    И женщиною оскорбленной,
    Быть может, издан был вдали.
    
    Теперь он стих и черной вилкой
    Торчал по черенок во мгле.
    Большой канал с косой ухмылкой
    Оглядывался, как беглец.
    
    Туда, голодные, противясь,
    Шли волны, шлендая с тоски,
    И гондолы* рубили привязь,
    Точа о пристань тесаки.
    
    Вдали за лодочной стоянкой
    В остатках сна рождалась явь.
    Венеция венецианкой
    Бросалась с набережных вплавь.
    
    * В отступление от обычая
    восстанавливаю итальянское ударение - П.

    1913, 1928


    Венеция (Восемь лет в Венеции я не был...) (Иван Алексеевич Бунин)

    Восемь лет в Венеции я не был...
    Всякий раз, когда вокзал минуешь
    И на пристань выйдешь, удивляет
    Тишина Венеции, пьянеешь
    От морского воздуха каналов.
    Эти лодки, барки, маслянистый
    Блеск воды, огнями озаренной,
    А за нею низкий ряд фасадов
    Как бы из слоновой грязной кости,
    А над ними синий южный вечер,
    Мокрый и ненастный, но налитый
    Синевою мягкою, лиловой, -
    Радостно все это было видеть!
    Восемь лет... Я спал в давно знакомой
    Низкой, старой комнате, под белым
    Потолком, расписанным цветами.
    Утром слышу, - колокол: и звонко
    И певуче, но не к нам взывает
    Этот чистый одинокий голос,
    Голос давней жизни, от которой
    Только красота одна осталась!
    Утром косо розовое солнце
    Заглянуло в узкий переулок,
    Озаряя отблеском от дома,
    От стены напротив - и опять я
    Радостную близость моря, воли
    Ощутил, увидевши над крышей,
    Над бельем, что по ветру трепалось,
    Облаков сиреневые клочья
    В жидком, влажно-бирюзовом небе.
    А потом на крышу прибежала
    И белье снимала, напевая,
    Девушка с раскрытой головою,
    Стройная и тонкая... Я вспомнил
    Капри, Грациэллу Ламартина...
    Восемь лет назад я был моложе,
    Но не сердцем, нет, совсем не сердцем!
    В полдень, возле Марка, что казался
    Патриархом Сирии и Смирны,
    Солнце, улыбаясь в светлой дымке,
    Перламутром розовым слепило.
    Солнце пригревало стены Дожей,
    Площадь и воркующих, кипящих
    Сизых голубей, клевавших зерна
    Под ногами щедрых форестьеров.
    Все блестело - шляпы, обувь, трости,
    Щурились глаза, сверкали зубы,
    Женщины, весну напоминая
    Светлыми нарядами, раскрыли
    Шелковые зонтики, чтоб шелком
    Озаряло лица... В галерее
    Я сидел, спросил газету, кофе
    И о чем-то думал... Тот, кто молод,
    Знает, что он любит. Мы не знаем -
    Целый мир мы любим... И далеко,
    За каналы, за лежавший плоско
    И сиявший в тусклом блеске город,
    За лагуны Адрии зеленой,
    В голубой простор глядел крылатый
    Лев с колонны. В ясную погоду
    Он на юге видит Апеннины,
    А на сизом севере - тройные
    Волны Альп, мерцающих над синью
    Платиной горбов своих ледяных...
    
    Вечером - туман, молочно-серый,
    Дымный, непроглядный. И пушисто
    Зеленеют в нем огни, столбами
    Фонари отбрасывают тени.
    Траурно Большой канал чернеет
    В россыпи огней, туманно-красных,
    Марк тяжел и древен. В переулках -
    Слякоть, грязь. Идут посередине, -
    В опере как будто. Сладко пахнут
    Крепкие сигары. И уютно
    В светлых галереях - ярко блещут
    Их кафе, витрины. Англичане
    Покупают кружево и книжки
    С толстыми шершавыми листами,
    В переплетах с золоченой вязью,
    С грубыми застежками... За мною
    Девочка пристряла - все касалась
    До плеча рукою, улыбаясь
    Жалостно и робко: «Mi d'un soldo!»*
    Долго я сидел потом в таверне,
    Долго вспоминал ее прелестный
    Жаркий взгляд, лучистые ресницы
    И лохмотья... Может быть, арабка?
    
    Ночью, в час, я вышел. Очень сыро,
    Но тепло и мягко. На пьяцетте
    Камни мокры. Нежно пахнет морем,
    Холодно и сыро вонью скользких
    Темных переулков, от канала -
    Свежестью арбуза. В светлом небе
    Над пьяцеттой, против папских статуй
    На фасаде церкви - бледный месяц:
    То сияет, то за дымом тает,
    За осенней мглой, бегущей с моря.
    «Не заснул, Энрико?» - Он беззвучно,
    Медленно на лунный свет выводит
    Длинный черный катафалк гондолы,
    Чуть склоняет стан - и вырастает,
    Стоя на корме ее... Мы долго
    Плыли в узких коридорах улиц,
    Между стен высоких и тяжелых...
    
    В этих коридорах - баржи с лесом,
    Барки с солью: стали и ночуют.
    Под стенами - сваи и ступени,
    В плесени и слизи. Сверху - небо,
    Лента неба в мелких бледных звездах...
    В полночь спит Венеция, - быть может,
    Лишь в притонах для воров и пьяниц,
    За вокзалом, светят щели в ставнях,
    И за ними глухо слышны крики,
    Буйный хохот, споры и удары
    По столам и столикам, залитым
    Марсалой и вермутом... Есть прелесть
    В этой поздней, в этой чадной жизни
    Пьяниц, проституток и матросов!
    «Но amato, amo, Desdemona»,** -
    Говорит Энрико, напевая,
    И, быть может, слышит эту песню
    Кто-нибудь вот в этом темном доме -
    Та душа, что любит... За оградой
    Вижу садик; в чистом небосклоне -
    Голые, прозрачные деревья,
    И стеклом блестят они, и пахнет
    Сад вином и медом... Этот винный
    Запах листьев тоньше, чем весенний!
    Молодость груба, жадна, ревнива,
    Молодость не знает счастья - видеть
    Слезы на ресницах Дездемоны,
    Любящей другого...
    Вот и светлый
    Выход в небо, в лунный блеск и воды!
    Здравствуй, небо, здравствуй, ясный месяц,
    Перелив зеркальных вод и тонкий
    Голубой туман, в котором сказкой
    Кажутся вдали дома и церкви!
    Здравствуйте, полночные просторы
    Золотого млеющего взморья
    И огни чуть видного экспресса,
    Золотой бегущие цепочкой
    По лагунам к югу!
    
    * Дай мне сольдо! (итал.).
    ** Я любил, люблю, Дездемона (итал.). 



    Венеция (Колоколов средневековый) (Иван Алексеевич Бунин)

    Колоколов средневековый
    Певучий зов, печаль времен,
    И счастье жизни вечно новой,
    И о былом счастливый сон.
    
    И чья-то кротость, всепрощенье
    И утешенье: все пройдет!
    И золотые отраженья
    Дворцов в лазурном глянце вод.
    
    И дымка млечного опала,
    И солнце, смешанное с ним,
    И встречный взор, и опахало,
    И ожерелье из коралла
    Под катафалком водяным.



    Веницейская жизнь (Осип Эмильевич Мандельштам)

    Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,
    Для меня значение светло.
    Вот она глядит с улыбкою холодной
    В голубое дряхлое стекло.
    
    Тонкий воздух кожи, синие прожилки,
    Белый снег, зеленая парча.
    Всех кладут на кипарисные носилки,
    Сонных, теплых вынимают из плаща.
    
    И горят, горят в корзинах свечи,
    Словно голубь залетел в ковчег.
    На театре и на праздном вече
    Умирает человек.
    
    Ибо нет спасенья от любви и страха,
    Тяжелее платины Сатурново кольцо,
    Черным бархатом завешенная плаха
    И прекрасное лицо.
    
    Тяжелы твои, Венеция, уборы,
    В кипарисных рамах зеркала.
    Воздух твой граненый. В спальне тают горы
    Голубого дряхлого стекла.
    
    Только в пальцах - роза или склянка,
    Адриатика зеленая, прости!
    Что же ты молчишь, скажи, венецианка,
    Как от этой смерти праздничной уйти?
    
    Черный Веспер в зеркале мерцает,
    Все проходит, истина темна.
    Человек родится, жемчуг умирает,
    И Сусанна старцев ждать должна.
    
    
    21 октября 1920 г. Осип Мандельштам читал эти стихи в Союзе поэтов на Литейной. А. Блок записал в своем дневнике: «Гвоздь вечера — И. Мандельштам. Постепенно привыкаешь, «жидочек» прячется, виден артист. Его стихи возникают из снов — очень своеобразных, лежащих в областях искусства только. Гумилев определяет его путь: от иррационального к рациональному (противоположность моему). Его «Венеция» (полный текст сообщен А. Л. Гришуниным). В Италии Мандельштам был дважды, и оба раза — очень коротко, в августе 1908 и в начале 1910 г.

    1920


    Данте в Венеции (Валерий Яковлевич Брюсов)

    По улицам Венеции, в вечерний
    Неверный час, блуждал я меж толпы,
    И сердце трепетало суеверней.
    
    Каналы, как громадные тропы,
    Манили в вечность; в переменах тени
    Казались дивны строгие столпы,
    
    И ряд оживших призрачных строений
    Являл очам, чего уж больше нет,
    Что было для минувших поколений.
    
    И, словно унесенный в лунный свет,
    Я упивался невозможным чудом,
    Но тяжек был мне дружеский привет...
    
    В тот вечер улицы кишели людом,
    Во мгле свободно веселился грех,
    И был весь город дьявольским сосудом.
    
    Бесстыдно раздавался женский смех,
    И зверские мелькали мимо лица...
    И помыслы разгадывал я всех.
    
    Но вдруг среди позорной вереницы
    Угрюмый облик предо мной возник.
    Так иногда с утеса глянут птицы,-
    
    То был суровый, опаленный лик.
    Не мертвый лик, но просветленно-страстный.
    Без возраста - не мальчик, не старик.
    
    И жалким нашим нуждам не причастный,
    Случайный отблеск будущих веков,
    Он сквозь толпу и шум прошел, как властный.
    
    Мгновенно замер говор голосов,
    Как будто в вечность приоткрылись двери,
    И я спросил, дрожа, кто он таков.
    
    Но тотчас понял: Данте Алигьери.

    18 декабря 1900


    Морлах в Венеции (Сергей Федорович Дуров)

    Когда я последний цехин промотал
    И мне изменила невеста -
    Лукавый далмат мне с усмешкой сказал:
    "Пойдем-ка в приморское место.
    Там много красавиц в высоких стенах
    И более денег, чем камней в горах.
    
    Кафтан на солдате из бархата сшит;
    Не жизнь там солдату - а чудо:
    Поверь мне, товарищ, и весел и сыт
    Вернешься ты в горы оттуда...
    Долимая на тебе  серебром заблестит,
    Кинжал на цепи золотой зазвенит.
    
    Как только мы в город с тобою войдем,
    Нас встретят приветные глазки,
    А если под окнами песню споем,
    От всех нам посыплются ласки...
    Пойдем же скорее, товарищ, пойдем!
    Мы с деньгами в горы оттуда придем".
    
    И вот за безумцем безумец побрел
    Под кров отделенного неба:
    Но воздух чужбины для сердца тяжел.
    Но вчуже - нет вкусного хлеба;
    В толпе незнакомцев я словно в степи -
    И плачу и вою, как пес на цепи...
    
    Тут не с кем размыкать печали своей
    И некому в горе признаться;
    Пришельцы из милой отчизны моей
    Родимых привычек стыдятся;
    И я, как былинка под небом чужим,
    То холодом сдавлен, то зноем палим.
    
    Ах, любо мне было средь отческих гор,
    В кругу моих добрых собратий;
    Там всюду встречал я приветливый взор
    И дружеский жар рукожатий;
    А здесь я как с ветки отпавший листок.
    Заброшенный ветром в сердитый поток.



    "Над темным заливом, вдоль звучных зыбей" (Иван Иванович Козлов)

              Графине З.И. Лепцельтерн
    
    Над темным заливом, вдоль звучных зыбей
         Венеции, моря царицы,
    Пловец полуночный в гондоле своей
         С вечерней зари до денницы
    Рулем беззаботным небрежно сечет
         Ленивую влагу ночную;
    Поет он Ринальда, Танкреда поет,
         Поет Эрминию младую;
    Поет он по сердцу, сует удален,
         Чужого суда не страшится,
    И, песней любимой невольно пленен,
         Над бездною весело мчится.
    И я петь люблю про себя, в тишине,
         Безвестные песни мечтаю,
    Пою, и как будто отраднее мне,
         Я горе мое забываю,
    Как ветер ни гонит мой бедный челнок
         Пучиною жизни мятежной,
    Где я так уныло и так одинок
         Скитаюсь во тме безнадежной...

    <1827>


    Прощаясь с Венецией (Михаил Александрович Дудин)

              В. Н. Орлову
    
    Венеция уходит. Не тревожь
    Венеции дождей и старых дожей,
    Смущавшей оборванцев и вельмож
    Осанкою и золотистой кожей.
    
    Венеция уходит в глубину,
    Венеция скрывается из виду,
    Перечеркнув старинную вину
    И позабыв последнюю обиду.
    
    Венеция уходит навсегда.
    Уходят тротуары и подмостки.
    И куполом смыкается вода
    Над рыжим завихрением прически.
    
    Там в изумрудном забытьи воды
    Ее кольцо колышется неярко,
    И медленно смываются следы
    Моей любви с камней святого Марка.
    
    Венеция! Уходит страсть и стать.
    Сестра моя, а мне куда податься!
    Венеции положено блистать,
    Венеция устала торговаться.
    
    Венеция уходит. На канал
    От железнодорожного вокзала
    Оплакивать последний карнавал
    Последняя гондола опоздала.
    
    Парада нет, и пушки не палят.
    Обманутая временем жестоко,
    Венеция уходит в Китеж-град,
    Как женщина, легко и одиноко.
    
    Горит ее пленительная прядь,
    Прочесанная солнцем над волною.
    ...О чем ты призадумалась? Присядь.
    Когда мы снова встретимся с тобою?

    1971




    Всего стихотворений: 19



    Количество обращений к теме стихотворений: 15919





  • Последние стихотворения


    Рейтинг@Mail.ru russian-poetry.ru@yandex.ru

    Русская поэзия