Стихотворения русских поэтов про деревню на одной странице

За тяжелым гусем старшим
Вперевалку, тихим маршем
Гуси шли, как полк солдат.

Овцы густо напылили,
И сквозь клубы серой пыли
Пламенел густой закат.

А за овцами коровы,
Тучногруды и суровы,
Шли, мыча, плечо с плечом.

На веселой лошаденке
Башкиренок щелкал звонко
Здоровеннейшим бичом.

Козы мекали трусливо
И щипали торопливо
Свежий ивовый плетень.

У плетня на старой балке
Восемь штук сидят, как галки,
Исхудалые, как тень.

Восемь штук туберкулезных,
Совершенно не серьезных,
Ржут, друг друга тормоша.

И башкир, хозяин старый,
На раздольный звон гитары
Шепчет: «Больно караша!»

Вкруг сгрудились башкирята.
Любопытно, как телята,
В городских гостей впились.

В стороне худая дева
С волосами королевы
Удивленно смотрит ввысь.

Перед ней туберкулезный
Жадно тянет дух навозный
И, ликуя, говорит —

О закатно-алой тризне,
О значительности жизни,
Об огне ее ланит.

«Господа, пора ложиться —
Над рекой туман клубится».
— «До свиданья!», «До утра!»

Потонули в переулке
Шум шагов и хохот гулкий...
Вечер канул в вечера.

А в избе у самовара
Та же пламенная пара
Замечталась у окна.

Пахнет йодом, мятой, спиртом,
И, смеясь над бедным флиртом,
В стекла тянется луна.

        В альбом Я. П. Полонского

Здорово иногда, хоть волей, хоть неволей,
От жизни городской урваться в глушь лесов,
Забыть счет дням своим и мерный ход часов,
Тревогам и трудам нежертвуемых болей,
С своею мыслию, с собой наедине
Сосредоточиться, прервать совсем на время
Наш быт искусственный, стряхнуть заботы бремя,
Природы жизнию простою жить вполне...
Дышать всей негою дней летних или вешних,
Укрыться в зелени, под листвою густой,
Ленясь, блаженствуя, лежать в траве сырой,
Под песнью птиц лесных, под шум гармоний внешних
И внутренних. Тогда душа, проснувшись в нас,
Под общий, дивный строй подладится невольно,
И ей легко, свежо, отрадно и раздольно,
И с ней вселенная заговорит тотчас,-
Умей лишь понимать!.. Имей лишь слух да око,
От самого себя на время отрекись
И в созерцание, в молитву претворись,-
Близка поэзия, до веры недалеко!
Сначала по складам, потом смелей читай
В предвечной хартии, во книге мирозданья;
И радуйся дарам святого пониманья.
Но к мертвым письменам свой взор не обращай,
Не распечатывай ни писем, ни журналов...
Забудь и свет и век!.. Лишь изредка открыть
Поэтов избранных дозволено,- чтоб жить
В высоком обществе бессмертных идеалов.
И сердцем освежась, и отдохнув душой,
Мыслитель и поэт вернется в шум столичный
К начатому труду, к своей борьбе обычной
Сильней, могучее, бойцом, готовым в бой!

I

Как папиросная бумага листья
Шуршат, я под навесом крыши в глине,
Зеленой рамой охватившей стекла
Воды,— стою над зыбким отраженьем
Своим и наклонившейся избы
И думаю об Анатоле Франсе.

Когда в лицо мне веет ветер свежий
Весенними холодными полями,
Иль, повернув глаза к уютным хатам,
Слежу прогромыхавшую телегу,—
Над этой простодушною природой
Истории я слышу шумный лет.

В обыкновенной русской деревушке
Всемирные виденья воскресают
И если верить кругу превращений
(А я не верю), здесь найдется даже
Аббат с непостоянством роялиста,
Принявший облик русского попа.

В воспоминании французских строчек
Я даже место нахожу свое —
Поэта — зрителя и мещанина,
Спасающего свой живот от смерти,
И прохожу в избу к блинам овсяным
Крестьянина — Вандейского потомка


II

Собака лает на телегу так же,
Как петухи па колесницу Феба,
Катящуюся в небесах,— средь лая
И звонкогорлых песен петушиных.
На медленно всходящий красный шар
Мы едем, я и мой хозяин рядом.

Когда он огибает льдистым кровом
Одетый грязным ручеек дорожный,
Мне кажется, что мету объезжает
На колеснице римлянин в тунике,
Которая по случаю мороза
Обращена в запашистый зипун.

«Куда мы?» — спрашиваю я у ветра,
Но ветер выше глинистой дороги
И наших подорожных направлений,
И только проходящая корова,
Остановившись за большой нуждою,
Задумчиво и медленно мычит.

Мы говорим о людях и о Боге,
Придумавших друг друга, и о том,
Что без пяти коров вести хозяйство
Невыгодно... Качается телега
И лошадиный хвост и две ноги
Над проползающей назад дорогой.


III

Проснулся на душистом сеновале...
Уже три дня я ничего не помню
О городе и об эпохе нашей,
Которая покажется наверно
Историку восторженному эрой
Великих преступлений и геройств.

Я весь во власти новых обаяний,
Открытых мне медлительным движеньем
На пахоте навозного жука.
В тот миг под пахаря земля бежала,
Ложась свежо слоистыми пластами
Направо от сверкающей дуги.

Тот человек простым и мудрым делом
Усердно занятый, забыл наверно,
Что мы живем в особенное время,
А я тем более: мое вниманье —
На дерне срезанном со мною рядком,
Где медленно ползет навозный жук.

Какие темно-синие отливы,
Какая удивительная поступь,
Как много весу в этом круглом теле,
Переломившем желтую травинку,
И над глазами золотые брови
Я кажется заметил у него.

Он копошился, я его потрогал,
И пробуждением земли весенней
Почуяла горячая ладонь,
А ухо, вместо рассуждений мудрых
О переменах, различило ропот
От крыл быстро-летящих диких уток.

Люблю, когда по крыше
Дождь стучит,
И все тогда во мне
Задумчиво молчит.

Я слушаю мелодию дождя.
Она однообразна,
Но прекрасна.
И все вокруг с душою сообразно.

И счастлив я,
Как малое дитя.
На сеновале душно пахнет сеном.
И в щели льет зеленый свет травы.
Стихает дождь…
И скоро в небе сером
Расплещутся озера синевы.

Стихает дождь.
Я выйду из сарая.
И все вокруг
Как будто в первый раз.
Я радугу сравню с вратами рая,
Куда при жизни
Я попал сейчас.

             1

Право, не клуб ли вороньего рода
Около нашего нынче прихода?
Вот и сегодня... ну просто беда!
Глупое карканье, дикие стоны...
Кажется, с целого света вороны
По вечерам прилетают сюда.
Вот и еще, и еще эскадроны...
Рядышком сели на купол, на крест,
На колокольне, на ближней избушке,-
Вон у плетня покачнувшийся шест:
Две уместились на самой верхушке,
Крыльями машут... Все то же опять,
Что и вчера... посидят, и в дорогу!
Полно лениться! ворон наблюдать!
Черные тучи ушли, слава богу,
Ветер смирился: пройдусь до полей.
С самого утра унылый, дождливый,
Выдался нынче денек несчастливый:
Даром в болоте промок до костей,
Вздумал работать, да труд не дается,
Глядь, уж и вечер - вороны летят...
Две старушонки сошлись у колодца,
Дай-ка послушаю, что говорят...

             2

- Здравствуй, родная.- "Как можется, кумушка?
   Всё еще плачешь никак?
Ходит, знать, по сердцу горькая думушка,
   Словно хозяин-большак?"
- Как же не плакать? Пропала я, грешная!
   Душенька ноет, болит...
Умер, Касьяновна, умер, сердешная,
   Умер и в землю зарыт!

Ведь наскочил же на экую гадину!
   Сын ли мой не был удал?
Сорок медведей поддел на рогатину -
   На сорок первом сплошал!
Росту большого, рука что железная,
   Плечи  - косая сажень;
Умер, Касьяновна, умер, болезная,-
   Вот уж тринадцатый день!

Шкуру с медведя-то содрали, продали;
   Деньги - семнадцать рублей -
За душу бедного Савушки подали,
   Царство небесное ей!
Добрая барыня Марья Романовна
   На панихиду дала...
Умер, голубушка, умер, Касьяновна,-
   Чуть я домой добрела.

Ветер шатает избенку убогую,
   Весь развалился овин...
Словно шальная, пошла я дорогою:
   Не попадется ли сын?
Взял бы топорик - беда поправимая,-
   Мать бы утешил свою...
Умер, Касьяновна, умер, родимая,-
   Надо ль? топор продаю.

Кто приголубит старуху безродную?
   Вся обнищала вконец!
В осень ненастную, в зиму холодную
   Кто запасет мне дровец?
Кто, как доносится теплая шубушка,
   Зайчиков новых набьет?
Умер, Касьяновна, умер, голубушка,-
   Даром ружье пропадет!

Веришь, родная: с тоской да с заботами
   Так опостылел мне свет!
Лягу в каморку, покроюсь тенетами,
   Словно как саваном... Нет!
Смерть не приходит... Брожу нелюдимая,
   Попусту жалоблю всех...
Умер, Касьяновна, умер, родимая,-
   Эх! кабы только не грех...

Ну, да и так... дай бог зиму промаяться,
   Свежей травы мне не мять!
Скоро избенка совсем расшатается,
   Некому поле вспахать.
В город сбирается Марья Романовна,
   По миру сил нет ходить...
Умер, голубушка, умер, Касьяновна,
   И не велел долго жить!

             3

Плачет старуха. А мне что за дело?
Что и жалеть, коли нечем помочь?..
Слабо мое изнуренное тело,
Время ко сну. Недолга моя ночь:
Завтра раненько пойду на охоту,
До свету надо крепче уснуть...
Вот и вороны готовы к отлету,
Кончился раут... Ну, трогайся в путь!
Вот поднялись и закаркали разом.
- Слушай, равняйся!- Вся стая летит:
Кажется будто меж небом и глазом
      Черная сетка висит.

Что за отчаянные крики,
И гам, и трепетанье крыл?
Кто этот гвалт безумно дикий
Так неуместно возбудил?
Ручных гусей и уток стая
Вдруг одичала и летит.
Летит - куда, сама не зная,
И как шальная голосит.

Какой внезапною тревогой
Звучат все эти голоса!
Не пес, а бес четвероногий,
Бес, обернувшийся во пса,
В порыве буйства, для забавы,
Самоуверенный нахал,
Смутил покой их величавый
И их размыкал, разогнал!

И словно сам он, вслед за ними,
Для довершения обид,
С своими нервами стальными,
На воздух взвившись, полетит!
Какой же смысл в движенье этом?
Зачем вся эта трата сил?
Зачем испуг таким полетом
Гусей и уток окрылил?

Да, тут есть цель! В ленивом стаде
Замечен страшный был застой,
И нужен стал, прогресса ради,
Внезапный натиск роковой.
И вот благое провиденье
С цепи спустило сорванца,
Чтоб крыл своих предназначенье
Не позабыть им до конца.

Так современных проявлений
Смысл иногда и бестолков,-
Но тот же современный гений
Всегда их выяснить готов.
Иной, ты скажешь, просто лает,
А он свершает высший долг -
Он, осмысляя, развивает
Утиный и гусиный толк.

Я бежал от света пошлого,
От борьбы, от суеты,
В свой приют, куда мечты
Манят призраками прошлого!

Отдохнуть от шумных гроз
Здесь, в тиши уединения,
И восторги песнопения
Вновь познать и сладость слез!..

Степь синеет беспредельная…
Тихо зыблется река…
Ласков шепот ветерка,
Словно песня колыбельная…

Звонко плещут ручейки…
Сад облит лучами вешними;
Над цветущими черешнями
Вьются бабочки, жуки…

Вдохновением объятые,
Всюду: в неба синеве,
На деревьях и в траве —
Заливаются пернатые…

Звон пастушеской трубы
Раздается за дубравою,
Где уж зеленью кудрявою
Одеваются дубы.

Рай! Ни скорби, ни волнения!..
Рай!.. Но счастье не полно!
Нет, сродниться не дано
С тихой жизнию растения!

Как боец, на бой спеша,
Жаждет встреч с лихой невзгодою,
Исцеленная природою,
Рвется пылкая душа.

В город шумный, где туманами
Опечален небосклон,
Но и взор и слух пленен
Лучезарными обманами!

Где душа могла бы вновь
В то поверить, в чем изверилась,
Где б еще, еще померялась
С равнодушием любовь!..

Я вижу вновь тебя, таинственный народ,
О ком так горячо в столице мы шумели.
Как прежде, жизнь твоя - увы - полна невзгод,
И нищеты ярмо без ропота и цели
Ты все еще влачишь, насмешлив и угрюм.
Та ж вера детская и тот же древний ум;
Жизнь не манит тебя, и гроб тебе не страшен
Под сению креста, вблизи родимых пашен.

Загадкой грозною встаешь ты предо мной,
Зловещей, как мираж среди степи безводной.
Кто лучше: я иль ты? Под внешней тишиной
Теченья тайные и дно души народной
Кто может разглядеть? О, как постигнуть мне,
Что скрыто у тебя в душевной глубине?
Как мысль твою прочесть в твоем покорном взоре?
Как море, темен ты: могуч ли ты, как море?

Тебя порой от сна будили, в руки меч
Влагали и вели, куда? - ты сам не ведал.
Покорно ты вставал... Среди кровавых сеч
Не раз смущенный враг всю мощь твою изведал.
Как лев бесстрашный, ты добычу добывал,
Как заяц робкий, ты при дележе молчал...
О, кто же ты, скажи: герой великодушный,
Иль годный к битве конь, арапнику послушный?

То желтый куст,
То лодка кверху днищем,
То колесо тележное
В грязи…
Меж лопухов —
Его, наверно, ищут —
Сидит малыш,
Щенок скулит вблизи.

Скулит щенок
И все ползет к ребенку,
А тот забыл,
Наверное, о нем,-
К ромашке тянет
Слабую ручонку
И говорит…
Бог ведает, о чем!..

Какой покой!
Здесь разве только осень
Над ледоносной
Мечется рекой,
Но крепче сон,
Когда в ночи глухой
Со всех сторон
Шумят вершины сосен,

Когда привычно
Слышатся в лесу
Осин тоскливых
Стоны и молитвы,-
В такую глушь
Вернувшись после битвы,
Какой солдат
Не уронил слезу?

Случайный гость,
Я здесь ищу жилище
И вот пою
Про уголок Руси,
Где желтый куст,
И лодка кверху днищем,
И колесо,
Забытое в грязи…

     (Песня)

Ноченька осенняя, деревенька темная...
Слева - сосны, елочки; справа - степь огромная.
Вдаль пойдешь - заблудишься, и с душою робкою
Вспять назад воротишься проторенной тропкою.

Ляжешь спать на лавочку, как лежали прадеды, -
Матушка ругается: "А ходил куда-де ты?
Аль в притон за девицей - белою лебедкою?
Аль ходил к учителю?.. Полно, Калистратушко!
Лучше всех наставников для сыночка матушка..."

"Не брани, родимая, не корми учителем!
Был он мне защитником, был моим спасителем.
Разве в том вина его, что противна ложь ему?
Что стоял за правду он по веленью божьему?..

И напрасно, матушка, ты им озабочена:
Нет его здесь, бедного, школа заколочена;
Пусто в ней, темнехонько. Больше нам не встретиться,
Только у кабатчика огонечек светится!"

Здесь среди желтых нив, в глуши густых лесов 
Свежее воздух и наряднее природа, 
Нет этой духоты и скуки городов, 
Условий тягостных и светских кандалов, 
Но тишина, приволье и свобода. 

Люблю деревню я! Здесь бодр и светел ум, 
Спокойнее душа в тиши уединенья, 
Полней и лучше труд, смелей воображенье; 
Роскошнее плоды животворящих дум, 
И сладкозвучней песнопенье. 

О сладко здесь на время забывать 
Свои безумно прожитые годы, 
Мечтою в мир надзвездный улетать, 
И вновь умом и сердцем оживать 
На лоне матери-природы. 

Люблю я приют ваш печальный,
И вечер деревни глухой,
И за летом благовест дальный,
И кровлю, и крест золотой.

Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар,
И тесного, тихого круга
Не раз долитой самовар.

Люблю я на тех посиделках
Старушки чепец и очки;
Люблю на окне на тарелках
Овса золотые злачки;

На столике близко к окошку
Корзину с узорным чулком,
И по полу резвую кошку
В прыжках за проворным клубком;

И милой, застенчивой внучки
Красивый девичий наряд,
Движение бледненькой ручки
И робко опущенный взгляд;

Прощанье смолкающих пташек
И месяца бледный восход,
Дрожанье фарфоровых чашек
И речи замедленный ход;

И собственной выдумки сказки,
Прохлады вечерней струю
И вас, любопытные глазки,
Живую награду мою!

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
     На лоне счастья и забвенья.
Я твой - я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья. 

     Я твой - люблю сей темный сад
     С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
     Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
     Везде следы довольства и труда... 

Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
     И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца - в величии неправом. 

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
     В уединеньи величавом
     Слышнее ваш отрадный глас.
     Он гонит лени сон угрюмый,
     К трудам рождает жар во мне,
     И ваши творческие думы
     В душевной зреют глубине. 

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
     Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
     Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
     Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
     Здесь девы юные цветут
   Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?

     Г. А. Рачинскому

Снова в поле, обвеваем 
Легким ветерком. 
Злое поле жутким лаем 
Всхлипнет за селом. 

Плещут облаком косматым 
По полям седым 
Избы, роем суковатым 
Изрыгая дым. 

Ощетинились их спины, 
Как сухая шерсть. 
День и ночь струят равнины 
В них седую персть. 

Огоньками злых поверий 
Там глядят в простор, 
Как растрепанные звери 
Пав на лыс-бугор. 

Придавила их неволя. 
Вы - глухие дни. 
За бугром с пустого поля 
Мечут головни, 

И над дальним перелеском 
Просверкает пыл: 
Будт змей взлетает блеском 
Искрометных крыл. 

Журавель кривой подъемлет, 
Словно палец, шест. 
Сердце оторопь объемлет, 
Очи темень ест. 

При дороге в темень сухо 
Чиркает сверчок. 
За деревней тукнет глухо 
Дальний колоток. 

С огородов над полями 
Взмоется лоскут. 
Здесь встречают дни за днями: 
Ничего не ждут. 

Дни за днями, год за годом: 
Вновь за годом год. 
Недород за недородом. 
Здесь - немой народ. 

Пожирают их болезни, 
Иссушает глаз... 
Промерцает в синей бездне - 
Продрожит - алмаз, 

Да заря багровым краем 
Над бугром стоит. 
Злое поле жутким лаем 
Всхлипнет; и молчит. 

Вот моя деревня;
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;

Вот свернулись санки
И я на бок - хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.

И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.

Всё лицо и руки
Залепил мне снег...
Мне в сугробе горе,
А ребятам смех!

Но меж тем уж село
Солнышко давно;
Поднялася вьюга,
На небе темно.

Весь ты перезябнешь, -
Руки не согнешь, -
И домой тихонько,
Нехотя бредешь.

Ветхую шубенку
Скинешь с плеч долой;
Заберешься на печь
К бабушке седой,

И сидишь, ни слова...
Тихо всё кругом;
Только слышишь: воет
Вьюга за окном.

В уголке согнувшись,
Лапти дед плетет;
Матушка за прялкой
Молча лен прядет.

Избу освещает
Огонек светца;
Зимний вечер длится,
Длится без конца.

И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнет мне бабка
Сказку говорить:

Как Иван-царевич
Птицу-жар поймал,
Как ему невесту
Серый волк достал.

Слушаю я сказку -
Сердце так и мрет;
А в трубе сердито
Ветер злой поет.

Я прижмусь к старушке...
Тихо речь журчит,
И глаза мне крепко
Сладкий сон смежит.

И во сне мне снятся
Чудные края.
И Иван-царевич -
Это будто я.

Вот передо мною
Чудный сад цветет;
В том саду большое
Дерево растет.

Золотая клетка
На сучке висит;
В этой клетке птица
Точно жар горит;

Прыгает в той клетке,
Весело поет,
Ярким, чудным светом
Сад весь обдает.

Вот я к ней подкрался
И за клетку - хвать!
И хотел из сада
С птицею бежать.

Но не тут-то было!
Поднялся шум, звон;
Набежала стража
В сад со всех сторон.

Руки мне скрутили
И ведут меня...
И, дрожа от страха,
Просыпаюсь я.

Уж в избу, в окошко,
Солнышко глядит;
Пред иконой бабка
Молится, стоит.

Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда.

Весело сияет
Месяц над селом;
Белый снег сверкает
Синим огоньком.

Месяца лучами
Божий храм облит;
Крест под облаками,
Как свеча, горит.

Пусто, одиноко
Сонное село;
Вьюгами глубоко
Избы занесло

Тишина немая
В улицах пустых,
И не слышно лая
Псов сторожевых.

Помоляся богу,
Спит крестьянский люд,
Позабыв тревогу
И тяжелый труд.

Лишь в одной избушке
Огонек горит:
Бедная старушка
Там больна лежит.

Думает-гадает
Про своих сирот:
Кто их приласкает,
Как она умрет.

Горемыки-детки,
Долго ли до бед!
Оба малолетки,
Разуму в них нет;

Как начнут шататься
По дворам чужим -
Мудрено ль связаться
С человеком злым!..

А уж тут дорога
Не к добру лежит:
Позабудут бога,
Потеряют стыд.

Господи, помилуй
Горемык-сирот!
Дай им разум-силу,
Будь ты им в оплот!..

И в лампадке медной
Теплится огонь,
Освещая бледно
Лик святых икон,

И черты старушки,
Полные забот,
И в углу избушки
Дремлющих сирот.

Вот петух бессонный
Где-то закричал;
Полночи спокойной
Долгий час настал.

И бог весть отколе
Песенник лихой
Вдруг промчался в поле
С тройкой удалой,

И в морозной дали
Тихо потонул
И напев печали,
И тоски разгул.

           А. А. Коринфскому

В деревне, чуть заря вечерняя займется,
Играет молодежь, сплетаясь в хоровод,
Звучит гармоника, и песня раздается
Такая грустная, что за сердце берет.
Но грусть сроднилася с крестьянскою душою,
Она всегда в груди измученной живет
И разгоняется лишь песнею родною.
Отпряжен от сохи, средь поля конь усталый
Пасется в табуне; вхожу я тихо в дом,
Чтоб за ночь отдохнуть - и чтоб на зорьке алой
Проснуться и опять с товарищем-конем
На поле целый день трудиться с силой новой,
Взрывая борозды, иль, срезав рожь серпом,
Душистые снопы возить на ток готовый.
А теплый вечер так порой душист и ясен,
Когда разносится народной песни стих.
О, как ее язык и звучен и прекрасен,
Как много слышится в ней мук пережитых.

Выплыл ясный месяц
Над большим селом;
Обливает поле,
Избы - серебром.
Тишь в селе немая,
Люд крестьянский спит...
Только в крайней хатке
Огонек блестит.
Пред святой иконой,
Ниц упав лицом,
Молится старуха
О сынке родном,
Что нуждою-горем
Угнан в бурлаки,
Надрываясь, тянет
Барки вдоль реки.
Немудра молитва,
Коротка она,
Но глубокой веры,
Теплоты полна.
Крестится старуха,
На пол слезы льет...
Неужель молитва
К богу не дойдет!

О други! прежде чем покинем мирный кров,
Где тихо протекли дни нашего безделья
Вдали от шумного движенья городов,
Их скуки злой, их ложного веселья,
Последний кинем взгляд с прощальною слезой
На бывший наш эдем!.. Вот домик наш укромной:
Пусть век благой пенат хранит его покой
И грустная сосна объемлет ветвью темной!
Вот лес, где часто мы внимали шум листов,
Когда сквозит меж них луч солнца раскаленной...
Склонитесь надо мной с любовью вожделенной,
О ветви мирные таинственных дубров!
Шуми, мой светлый ключ, из урны подземельной
Шуми, напомни мне игривою струей
Мечты, настроены под сладкий говор твой,
Унывно-сладкие, как песни колыбельны!..
А там,- там, на конце аллеи лип и ив,
Колодезь меж дерев, где часто, ночью звездной,
Звенящий свой кувшин глубоко опустив,
Дочь поля и лесов, склонясь над темной бездной,
С улыбкой образ свой встречала на водах
И любовалась им, и тайно помышляла
О стройном юноше,- а небо обвивало
Звездами лик ее на зыблемых струях.

Прощай, приют родной, где я с мечтой ленивой
Без горя проводил задумчивые дни.
Благодарю за мир, за твой покой счастливый,
        За вдохновения твои!
Увы, в последний раз в тоскливом упоеньи
Гляжу на этот сад, на дальние леса;
Меня отсюда мчит иное назначенье,
        И ждут  иные небеса.
А если, жизнью смят, обманутый мечтами,
К тебе, как блудный сын, я снова возвращусь,-
Кого еще найду меж  старыми друзьями
        И так ли с новыми сойдусь?
И  ты... что будешь ты, страна моя родная?
Поймет  ли твой народ всю тяжесть прежних лет?
И  буду ль видеть я, хоть свой закат встречая,
        Твой полный  счастия рассвет?

Люблю за крайней из лачуг
Уже померкшего селенья
В час редких звезд увидеть вдруг,
Застылый в трепете томленья,
Полувоздушный сон зыбей,
Где затонуло небо, тая...
И за четою тополей
Мелькнет раскиданная стая
На влаге спящих челноков;
И крест на бледности озерной
Под рубищем сухих венков
Напечатлеет вырез черный.

Чуть вспыхивают огоньки
У каменного водоема,
Где отдыхают рыбаки.
Здесь — тень, там — светлая истома...
Люблю сей миг: в небесной мгле
Мерцаний медленных несмелость
И на водах и на земле
Всемирную осиротелость.

Сегодня у нас на деревне 
Дерутся, ругаются, пьют —
Не слышно, как птицы царевне
В лесу деревенском поют.

А в роще Дубравна гуляет
И в лад им поет на ходу.
И тихо заря догорает
В далеком, небесном саду.

Не видит никто и не слышит,
Что шепчет в тумане ковыль,
Как лес головою колышет 
И сказкой становится быль...

Сидят и грустят о старинке,
Угрюмо глядят старики,
Как по полю, словно ширинки,
Туманы постлались с реки...

И часто они отирают
Очей устаревших слюду,
И тихо заря догорает
В далеком, небесном саду...

И, может, что было недавно —
Давно только песни и сны
И синие очи Дубравны
Слились с синевою весны.

Как хорошо в деревне летом 
От вихря жизни отдохнуть! 
Природа ласковым приветом 
Там отогреет нашу грудь. 

Струится воздух ароматный, 
Река сверкает серебром, 
Какой-то гений благодатный 
Незримо носится кругом. 

Благословляю вас, святые 
Родного пахаря труды, 
Поля и нивы золотые 
И изумрудные сады!.. 

В деревне чувства не гнетутся 
Под игом жёлчи и тоски, 
И в тьме ночей не раздаются 
Хожалых резкие свистки. 

Нет ни базарной перебранки, 
Ни стука дрожек и карет, 
И дребезжащие шарманки 
Не будят спящего чуть свет. 

С кокардой становой заштатный 
Не остановит вас в упор, 
Чтоб о судьбе своей превратной 
Сквозь хмель нести бессвязный вздор. 

Вдали от городских волнений, 
Тщеславья, лжи и суеты, 
Разврата, грязи и гонений 
Неотразимой клеветы, - 

Вдали всего, что раньше срока 
И сушит ум и портит кровь, 
Как дети, чуждые порока, 
Перерождаемся мы вновь. 

В деревне ближе мы к природе; 
Мы можем понимать без слов 
И пенье птички на свободе, 
И шёпот листьев и цветов. 

А эти добрые крестьяне! 
Их тип отмечен простотой. 
Уж вы подкуплены заране 
Их благородной прямотой. 

Закалены трудом их груди, 
Природа кормит их, как мать... 
Здесь рангов нет, здесь просто "люди", 
Здесь веет мира благодать. 

Постыдной праздности не зная, 
В работе пахарь день-деньской: 
По ниве ходит серп, сверкая, 
Несётся песня над сохой. 

Кормилец наш! Ты терпеливо 
Нёс жребий свой из века в век, 
И та не оскудеет нива, 
И не иссохнут русла рек, 

Где ты ходил с косой и плугом, 
Где лямку тёр, лил кровь и пот, 
Смотрел в лицо морозным вьюгам 
И не боялся непогод. 

В деревню ж! Там лишь, может статься, 
В виду святых её трудов 
В "людей труда" преобразятся 
Все тунеядцы городов. 

Занялась заря на небе,
В поле ясно и тепло;
Звонко ласточки щебечут;
Просыпается село.

Просыпается забота,
Гонит сон и будит лень.
Здесь и там скрипят ворота -
Настает рабочий день.

Из ворот пастух выходит,
Помолившись на восток,
Он рожок берет - и звонко
Залился его рожок.

Побрело на выгон стадо,
Звук рожка замолк вдали,
И крестьяне на работу
На поля свои пошли.

Зреет рожь и колосится,
Славный плод дала земля!
Солнце встало, разливая
Свет на хлебные поля.

И глядя на них, крестьяне
Жарко молятся, чтоб бог
Эти пажити от града
И засухи уберег;

Чтобы мог удачно пахарь
Все посеянное сжать
И не стал бы в эту зиму
Горевать и голодать.

Хороша деревня наша,
          Хороша зимой;
Вся горит, алмаза краше,
          Снежной пеленой.
Мчит лохматая клячонка,
          Словно вправду конь;
Засугробилась избёнка
          В ледяную бронь.
Иней бисером накинут,
          Бедность серебрит;
Слёзы явятся – застынут:
          Даже скорбь блестит!

Всего стихотворений: 25

Количество обращений к теме стихотворений: 21862