Стихотворения русских поэтов про Европу на одной странице

 Из цикла «Пути России»

                      В. Л. Рюминой

Держа в руке живой и влажный шар,
Клубящийся и дышаший, как пар,
Лоснящийся здесь зеленью, там костью,
Струящийся, как жидкий хрисолит,
Он говорил, указывая тростью:

— Пойми земли меняющийся вид:
Материков живые сочетанья,
Их органы, их формы, их названья
Водами Океана рождены.
И вот она — подобная кораллу,
Приросшая к Кавказу и к Уралу,
Земля морей и полуостровов,
Здесь вздутая, там сдавленная узко,
В парче лесов и в панцире хребтов,
Жемчужница огромного моллюска,
Атлантикой рождённая из пен —
Опаснейшая из морских сирен.
Страстей её горючие сплетенья
Мерцают звёздами на токах вод —
Извилистых и сложных, как растенья.
Она водами дышит и живёт.
Её провидели в лучистой сфере
Блудницею, сидящею на звере,
На водах многих с чашею в руке,
И девушкой, лежащей на быке.

Полярным льдам уста её открыты,
У пояса, среди сапфирных влаг,
Как пчельный рой у чресел Афродиты,
Раскинул острова Архипелаг.
Сюда ведут страстных желаний тропы,
Здесь матерние органы Европы,
Здесь, жгучие дрожанья затая, —
В глубоких влуминах укрытая стихия,
Чувствилище и похотник ея, —
Безумила народы Византия.

И здесь, как муж, поял её Ислам:
Воль Азии вершитель и предстатель —
Сквозь Бычий Ход Мехмет-Завоеватель
Проник к её заветным берегам.
И зачала и понесла во чреве
Русь — третий Рим — слепой и страстный плод:
Да зачатое в пламени и в гневе
Собой восток и запад сопряжёт!

Но, роковым охвачен нетерпеньем,
Всё исказил неистовый Хирург,
Что кесаревым вылущил сеченьем
Незрелый плод Славянства — Петербург.
Пойми великое предназначенье
Славянством затаённого огня:
В нём брезжит солнце завтрашнего дня,
И крест его — всемирное служенье.
Двойным путём ведёт его судьба —
Она и в имени его двуглава:
Пусть SCLAVUS — раб, но Славия есть СЛАВА:
Победный нимб над головой раба!
В тисках войны сейчас ещё томится
Всё, что живёт, и всё, что будет жить:
Как солнца бег нельзя предотвратить —
Зачатое не может не родиться.
В крушеньях царств, в самосожженьях зла
Душа народов ширилась и крепла:
России нет — она себя сожгла,
Но Славия воссветится из пепла!

Как средиземный краб или звезда морская,
Был выброшен последний материк.
К широкой Азии, к Америке привык,
Слабеет океан, Европу омывая.

Изрезаны ее живые берега,
И полуостровов воздушны изваянья;
Немного женственны заливов очертанья:
Бискайи, Генуи ленивая дуга.

Завоевателей исконная земля -
Европа в рубище Священного Союза -
Пята Испании, Италии Медуза
И Польша нежная, где нету короля.

Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта
Гусиное перо направил Меттерних, -
Впервые за сто лет и на глазах моих
Меняется твоя таинственная карта!

                      Марку Слониму

Европа, Европа, как медленно в трауре юном
Огромные флаги твои развеваются в воздухе лунном.
Безногие люди, смеясь, говорят про войну,
А в парке ученый готовит снаряд на луну.

Высокие здания яркие флаги подняли.
Удастся ли опыт? На башне мечтают часы.
А в море закатном огромными летними днями
Уходит корабль в конце дымовой полосы.

А дождик осенний летит на асфальт лиловатый.
Звенит синема, и подросток билет покупает.
А в небе дождливом таинственный гений крылатый
В верху небоскреба о будущем счастье мечтает.

Европа, Европа, сады твои полны народу.
Читает газету Офелия в белом такси.
А Гамлет в трамвае мечтает уйти на свободу
Упав под колеса с улыбкою смертной тоски.

А солнце огромное клонится в желтом тумане,
Далеко-далеко в предместиях газ запылал.
Европа, Европа, корабль утопал в океане,
А в зале оркестр молитву на трубах играл.

И все вспоминали трамваи, деревья и осень.
И все опускались, грустя, в голубую пучину.
Вам страшно, скажите? Мне страшно ль? Не очень!
Ведь я европеец!- смеялся во фраке мужчина.

Ведь я англичанин, мне льды по газетам знакомы.
Привык подчиняться, проигрывать с гордым челом.
А в Лондоне нежные леди приходят к знакомым.
И розы в магазинах вянут за толстым стеклом.

А гений на башне мечтал про грядущие годы.
Стеклянные синие здания видел вдали,
Где ангелы люди носились на крыльях свободы,
Грустить улетали на солнце с холодной земли.

Там снова закаты сияли над крышами башен,
Где пели влюбленные в небо о вечной весне.
И плакали - люди наутро от жалости страшной,
Прошедшие годы увидев случайно во сне.

Пустые бульвары, где дождик, упав и уставши,
Прилег под забором в холодной осенней истоме.
Где умерли мы, для себя ничего не дождавшись,
Больные рабочие слишком высокого дома.

Знать, одолел мороз трескучий,
Знать, было на Руси темно,
Коль сильным взмахом царь могучий
В Европу прорубил окно.
Не нам судить, за что обрек он
Нас вечно мерзнуть над Невой -
Как будто не нашлось бы окон
В привольной местности иной, -
За что в убийственной работе
Толпы людей погибли там,
Где нынче город на болоте
Чело возносит к облакам...

Вот с лишком полтора столетья
Сидим мы сиднем у окна,
Дожили до тысячелетья,
Достигли совершеннолетья,
А Русь-то всё еще темна!
Всё лед еще под нами тонок!
Давно мы вышли из пеленок,
А пред глазами - пелена...
Как долго, в полусне зевая,
Мы лбом совалися в окно!
Мысль не влетала к нам живая:
От ней хранило нас оно
Своими стеклами двойными!..
Под волей и резцом стальными
Упала наша _борода_,
Но не расстались и тогда
Мы с распорядками родными.
Мукой напудрив парики,
Бойка на слово, Русь сызмала
По-европейски лепетала,
Брала, что было ей с руки,
Гналась за всем _наружно_ новым
И, пользуясь добром готовым,
Хватала мудрости вершки;
Увлекшись духом подражанья,
Не сознавая сил своих,
Едва разжевывала знанья
И не усвоивала их;
На грех в политику пустилась,
Но дома ей не повезло...
В Париж, по паспорту, просилась,
Да не пускали - как назло!
. . . . . . . . . . . . . . .
И вдруг шагнули мы далёко,
И заповедное окно
Дыханьем времени широко
Пред нами вдруг растворено!
Неотразимою волною
К нам свежий воздуха приток
Ворвался - и принес с собою
Цивилизации итог.
Вот тут себя мы показали!
Мы сном таким блаженным спали,
Что то, о чем еще вчера
Не думали и не гадали,
Свершилось - почерком пера!
Как после страшного разгрома,
Не вдруг очнулись мы... Затем,
Благословясь, засесть бы дома
И дело делать бы? Зачем?
Нет! Мы бросаем наши нивы,
Сбираем скромный наш доход,
И быстро мчат локомотивы
Нас в Запада круговорот.
В кредит добыв себе заране
Кредитных _радужных_ надежд,
С дешевым паспортом в кармане,
Мы грезим, не смыкая вежд;
На всё глядим мы сплошь и рядом,
Мотая русские рубли;
В Берлине запасясь нарядом,
В Париже - современным взглядом,
Мы рады плыть на край земли;
Играем в Бадене в рулетку,
И скверный курс нам - нипочем!
И осенью в родную клетку
Нас не заманишь калачом...
Вот наконец, свершивши много
Ко облегчению сумы,
Упрыгались! В конце зимы
Лежит нам к северу дорога...
От стужи морщась, мы в окно
Обратно лезем поневоле:
Нас ждет невспаханное поле,
Нас ждет раскрытое гумно;
Вид сельский - безотрадно скучен,
Мужик не внес еще оброк,
Меж тем за неуплату в срок
От опекунского получен
Категорический намек...
Как быть? До нового потопу
Не лучше ль силы поберечь?
Не завалиться ли на печь,
Заколотив окно в Европу?

Как дядю моего, Ивана Ильича,
Нечаянно сразил удар паралича,
В его наследственном имении Корсунском, -
Я памятник ему воздвигнул сгоряча,
А души заложил в совете опекунском.

Мои домашние, особенно жена,
Пристали: "Жизнь для нас на родине скучна!
Кто: "ангел!", кто: "злодей! вези нас за границу!"
Я крикнул старосту Ивана Кузьмина,
Именье сдал ему и - укатил в столицу.

В столице получив немедленно паспорт,
Я сел на пароход и уронил за борт
Горячую слезу, невольный дар отчизне...
"Утешься, - прошептал нас увлекавший черт, -
Отраду ты найдешь в немецкой дешевизне", -

И я утешился... И тут уж недолга
Развязка мрачная: минули мы брега
Священной родины, минули Свинемюнде,
Приехали в Берлин - и обрели врага
В Луизе-Августе-Фернанде-Кунигунде.

Так горничная тварь в гостинице звалась.
Но я предупредить обязан прежде вас,
Что Лидия - моя дражайшая супруга -
Ужасно горяча: как будто родилась
Под небом Африки; в ней дышат страсти юга!

В отечестве она не знала им узды:
Покорно ей вручив правления бразды,
Я скоро подчинил ей волю и рассудок
(В сочельник крошки в рот не брал я до звезды,
Хоть голоду терпеть не может мой желудок),

И всяк за мною вслед во всём ей потакал,
Противоречием никто не раздражал
Из опасенья слез, трагических истерик.,
В гостинице, едва я умываться стал,
Вдруг слышу: Лидия бушует, словно Терек.

Я бросился туда. Вот что случилось с ней..
О ужас! о позор! В небрежности своей,
Луиза, Лидию с дороги раздевая,
Царапнула слегка булавкой шею ей,
А Лидия моя, не долго размышляя...

Но что тут говорить? Тут нужны не слова;
Тут громы нужны бы... Недвижна, чуть жива,
Стояла Лидия в какой-то думе новой.
Растрепана коса, поникла голова:
"На натиск пламенный ей был отпор суровый!.."

Слова моей жены: "О друг, Иван Ильич! -
Мне вспомнились тогда. - Здесь грубость, мрак и дичь,
Здесь жить я не могу - вези меня в Европу!"
Ах, лучше б, душечка, в деревне девок стричь
Да надирать виски безгласному холопу!

Всего стихотворений: 5

Количество обращений к теме стихотворений: 5563