Стихотворения русских поэтов про вечер на одной странице

В тайге, в болотах, вдалеке,
На голубой Амгунь-реке
Поселок Керби мирно спит,
Сугробы месяц серебрит.
Скажи: давно ли вся страна
Узнала эти имена?
Ту осень не забудем мы.
Туман. Предчувствие зимы.
И первых заморозков лед
И утром проводы в полет
Троих отважных дочерей
Великой родины моей.
Мы будем помнить эти дни,
Когда не знали мы о них,
И плыл на розыски в полет
За самолетом самолет.
И жгли костры плотовщики
На берегах Амгунь-реки,
И шел в обход охотник тот,
Что векшу в глаз дробинкой бьет.
Тайга... Лишайники... Вода...
Но все в порядке. Ведь когда
Сто семьдесят мильонов их,
Друзей и родичей твоих, -
Они обшарят там и тут
Всю землю и тебя найдут!
В свинцовых глазках пряча злость,
К ним шел медведь - незваный гость,
Лишь три патрона в кобуре,
И что за вкус в сырой коре?
Замел полянку ту снежок,
Куда Раскова свой прыжок
Направила. Ольшаник тот,
Где Осипенко самолет
Остановила, нынче тут
Мороз. Потрескивает куст.
Кругом болото разлилось.
Тут бурый мишка, частый гость,
Разрыв сердито мерзлый мох,
Находит... меховой сапог.
Мы вспоминаем их полет,
А Гризодубова поет
Под лампой светлою в тени:
- Вздохни, Соколик, и засни!
Спит вся Москва. И вдалеке,
На голубой Амгунь-реке,
Поселок Керби мирно спит,
Сугробы месяц серебрит...

В уютной комнатке, при свете двух свечей,
Мы собрались в кружок, чтоб отдохнуть за чтеньем.
Мы слушаем рассказ из жизни тех людей,
Которые давно под бременем скорбей,
Под тяжестью нужды сроднилися с мученьем.
Мы отдыхаем здесь. А в этот самый час
На улице бедняк, быть может, коченеет;
Доходит свет к нему из комнаты от нас,
Он смотрит с завистью, но к нам войти не смеет!
В подвальных этажах, во мраке чердаков,
Где жизнь является медлительною казнью,
Как много в этот миг несчастных бедняков
Внимает вьюге злой с тревогой и боязнью.
У нас - тепло и свет; там - холод, полутьма;
Мы - сыты, веселы; те - голодны, угрюмы;
Хотим мы знания, как пищи для ума;
О хлебе и тепле их помыслы и думы.
Что мы счастливей их, мы невиновны в том;
Но если наша жизнь полна тепла и света,
Поделимся мы с тем и светом и теплом,
Кто дрогнет в холоде без братского привета!

В осенний вечер дышит лес
Невыразимою печалью...
Задернут траурной вуалью
Простор заплаканных небес.

Заката дальнего багрянец
Зловещим зыблется пятном,
Как лихорадочный румянец
На лике бледном и больном.

В поблекших красках увяданья,
В паденьи каждого листка
Живые чудятся страданья,
Живая чудится тоска.

В тени обманчивой и шаткой
Как будто шепчется листва,
И полны позднею догадкой
Ее предсмертные слова...

В глубине задумчивого сада
Чутко дремлют вековые липы,
Только слышен робкий вздох сирени
Да дыханье темнокудрых вязов.
Бледно-синий воздух не шелохнет.
На просторе голубого неба
Тихо тают розовые тучки.
Хорошо мне. На скамейке старой
Я сижу. Лучи лениво гаснут,
Осыпая золотом дорожку.
На недавно взрытой, черной клумбе,
Между всходов мака и гвоздики,
Сиротливо смотрит белый венчик
Маргаритки девственной и скромной. 
Где-то звонко ласточки щебечут.
Майский жук летит, гудя протяжно.
Мотылек растерянно кружится:
На покой пора ему. Уж поздно.
Хорошо мне. Сердце так спокойно.
Тихий сад рассказывает сказку,
Говорит о том, что прежде видел
Он любовь и молодое счастье,
Говорит о том, что вновь увидит
Радость жизни — розовую юность;
И душа моя ему внимает.
«Мир тебе, весенний, кроткий вечер!
Мир тебе, весенняя надежда!» 

Гуляют тучи золотые
Над отдыхающей землей;
Поля просторные, немые
Блестят, облитые росой;
Ручей журчит во мгле долины,
Вдали гремит весенний гром,
Ленивый ветр в листах осины
Трепещет пойманным крылом.

Молчит и млеет лес высокий,
Зеленый, темный лес молчит.
Лишь иногда в тени глубокой
Бессонный лист прошелестит.
Звезда дрожит в огнях заката,
Любви прекрасная звезда,
А на душе легко и свято,
Легко, как в детские года.

Тихо струится река серебристая
В царстве вечернем зеленой весны.
Солнце садится за горы лесистые.
Рог золотой выплывает луны.

Запад подернулся лентою розовой,
Пахарь вернулся в избушку с полей,
И за дорогою в чаще березовой
Песню любви затянул соловей.

Слушает ласково песни глубокие
С запада розовой лентой заря.
С нежностью смотрит на звезды далекие
И улыбается небу земля.

Весенний вечер, веющий забвеньем,
Покрыл, печально, плачущее поле.
И влажный ветер робким дуновеньем
Нам говорит о счастье и о воле.

Вся отдаюсь томительным мгновеньям,
Мятежно верю зову вечной Воли:
Хочу, чтоб ты горел моим гореньем!
Хочу иной тоски и новой боли!

Немеет ветра вздох. Уснуло поле,
Грустя над чьим-то скорбным заблужденьем,
Пророча муки, тихий дождь струится...

Но сладко ждать конца ночной неволи
Под плач дождя: слепительным виденьем
Наш новый день мятежно загорится!

В поле бродит вечер.
Где-то там — далече,
Где за жнивьем вьется
Серая дорога,
Кто-то у колодца
Отдохнул немного
И, горланя, гонит
Гулкую телегу.
Подбодрились кони
И пылят с разбегу.
На поляне влажной,
На лесной трясине,
Тянутся протяжно
От берез червонных
Пахнущие тени.
Дымно, бледно-сине,
Будто сновиденья,
В далях отдаленных
Тают деревушки.
Солнце село за лес.
У лесной опушки
Робко показались
Белых две зверюшки —
Заяц и зайчиха.
Сели, смотрят тихо,
Как густеет зелень,
Как недвижны ели.
Глубже мрак безмолвный
На вечернем поле
И в сосновой чаше.
Отдохни от боли,
Дух мой, скорби полный,
Жадный и горящий.
Да, я знаю, вижу, —
Звери к Богу ближе,
Ближе к тайне Света,
Чем душа поэта…
У лесной опушки,
Напрягая ушки,
Молча помолились
Заяц и зайчиха.
Звезды засветились.
Всюду тихо-тихо… 

      Подражание Петрарке

В тот час, как солнца луч потухнет за горою,
Склонясь на посох свой дрожащею рукою,
Пастушка, дряхлая от бремени годов,
Спешит, спешит с полей под отдаленный кров
И там, пришед к огню, среди лачуги дымной
Вкушает трапезу с семьей гостеприимной,
Вкушает сладкий сон, взамену горьких слез!
А я, как солнца луч потухнет средь небес,
Один в изгнании, один с моей тоскою,
Беседую в ночи с задумчивой луною!

Когда светило дня потонет средь морей
И ночь, угрюмая владычица теней,
Сойдет с высоких гор с отрадной тишиною,
Оратай острый плуг увозит за собою
И, медленной стопой идя под отчий кров,
Поет простую песнь в забвенье всех трудов;
Супруга, рой детей оратая встречают
И брашна сельские поспешно предлагают.
Он счастлив - я один с безмолвною тоской
Беседую один с задумчивой луной.

Лишь месяц сквозь туман багряный лик уставит
В недвижные моря, пастух поля оставит,
Простится с нивами, с дубравой и ручьем
И гибкою лозой стада погонит в дом.
Игралище стихий среди пучины пенной,
И ты, рыбарь, спешишь на брег уединенный!
Там, сети приклонив ко утлой ладие
(Вот всё от грозных бурь убежище твое!)
При блеске молнии, при шуме непогоды
Заснул... И счастлив ты, угрюмый сын природы!

Но се бледнеет там багряный небосклон,
И медленной стопой идут волы в загон
С холмов и пажитей, туманом орошенных.
О песнопений мать, в вертепах отдаленных,
В изгнаньи горестном утеха дней моих,
О лира, возбуди бряцаньем струн златых
И холмы спящие, и кипарисны рощи,
Где я, печали сын, среди глубокой нощи,
Объятый трепетом, склонился на гранит...
И надо мною тень Лауры пролетит!

Весь город вечер высинил,
И фонари разлучились,
Чуть-чуть глаза зажмуришь —
И стукнутся в зрачки.
Я шел. И мне казалось,
Что фонари те — лучшие
И лучше всех смеются
В прохожие очки.
Я шел, и мне казалось,
Что это очень здорово,
Что это замечательно,
Что на дворе весна.
Я шел, и бессознательно
Я ставил гордо голову,
Я шел, и был уверен,
И очень твердо знал,
Что жизнь — это солнце!
Что жить на свете — стоит!
Что в кровь ко мне залезла
Весенняя гроза,
Что сердце не желает
Сидеть себе спокойно,
Что у моей любимой хорошие глаза,
Что я живу в стране, где
Весна зимою даже,
Где люди, что умеют смеяться и любить.
И я иду. А небо,
Измазанное сажей,
Со мной хохочет вдребезги
И пробует запеть.

Вечер печальный окутан туманами.
         Гаснет унылый закат.
Сердце не хочет жить только обманами,
         Сердце не хочет утрат.

Горьки рыдания моря тревожного,
         Глухо вздыхает прибой.
Сердце не хочет искать невозможного,
         Сердцу желанен покой.

Вечерний лес и в нем дорожка. 
Осин испуганная дрожь, 
Я жду... и грустно мне немножко: 
Придешь ли ты иль не придешь? 
Все как-то вдумчиво-спокойно. 
Лишь свист нестройный вдалеке. 
Кудрявый лист и сумрак хвойный, 
И спуск к серебряной реке. 
Орешник лапчатый и круглый 
Сдавил мой путь со всех сторон. 
К тебе сияющей и смуглой 
Я как-то странно привлечен. 
Темнеет. Грустно мне немножко. 
О, неужель ты не придешь? 
Вечерний лес и в нем дорожка. 
Осин испуганная дрожь.

     Посвящ. С. Я. Надсону

Говорят и блещут с вышины
Зарей рассыпанные розы
На бледной зелени березы,
На темном бархате сосны.
По красной глине с тощим мохом
Бреду я скользкою тропой;
Струится вечер надо мной
Благоуханным, теплым вздохом.
Поникнув, дремлют тростники;
Сверкает пенистой пучиной,
Разбито вдребезги плотиной
Стекло прозрачное реки.
Колосья зреющего хлеба
Глядят с обрыва на меня;
Там колья ветхого плетня
Чернеют на лазури неба...
Уж пламень меркнувшего дня
Бледней, торжественней и тише...
Он подымается все выше...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Погибший день, ты был ничтожен
И пуст, и мелочно-тревожен;
За что ж на тихий твой конец
Самой природою возложен
Такой блистательный венец?

Гуси-лебеди пролетели,
чуть касаясь крылом воды,
плакать девушки захотели
от неясной еще беды.
Прочитай мне стихотворенье,
как у нас вечера свежи,
к чаю яблочного варенья
мне на блюдечко положи.
Отчаевничали, отгуляли,
не пора ли, родная, спать, -
спят ромашки на одеяле,
просыпаются ровно в пять.
Вечер тонкий и комариный,
погляди, какой расписной,
завтра надо бы за малиной,
за пахучею,
за лесной.
Погуляем еще немного,
как у вас вечера свежи!
Покажи мне за ради бога,
где же Керженская дорога,
обязательно покажи.
Постоим под синей звездою.
День ушел со своей маетой.
Я скажу, что тебя не стою,
что тебя называл не той.
Я свою называю куклой -
брови выщипаны у ней,
губы крашены спелой клюквой,
а глаза синевы синей.
А душа - я души не знаю.
Плечи теплые хороши.
Земляника моя лесная,
я не знаю ее души.
Вот уеду. Святое слово,
не волнуясь и не любя,
от Ростова до Бологого
буду я вспоминать тебя.
Золотое твое варенье,
кошку рыжую на печи,
птицу синего оперения,
запевающую в ночи.

Закраек небес стал малиновым,
Закраек болотин — седым,
И гонится мостом калиновым
Скотина к дворам отпертым.

Проснулись в лесах за туманами
Глазастые совы, сычи.
Запахло цветами медвяными,
Засели кричать дергачи.

И жены торопятся с ведрами
Певучий нагнуть журавель,
Качая могучими бедрами
И грезя про сон и постель.

Мужья уж поют у околицы —
От кос их сверканье и лязг,
И бороды рыжие колются
При встрече в час дремы и ласк.

А бык по задворкам слоняется,
Коров вызывая на рык,
И солнце, бодая, склоняется —
Рудой и неистовый бык!

Зари догорающей пламя
Рассыпало по небу искры,
Сквозит лучезарное море;
Затих по дороге прибрежной
Бубенчиков говор нестройный,
Погонщиков звонкая песня
В дремучем лесу затерялась,
В прозрачном тумане мелькнула
И скрылась крикливая чайка.
Качается белая пена
У серого камня, как в люльке
Заснувший ребенок. Как перлы,
Росы освежительной капли
Повисли на листьях каштана,
И в каждой росинке трепещет
Зари догорающей пламя.

Заря багряна потухает, 
И сребренна луна свой зрак 
Сквозь тихий и спокойный мрак 
В прекрасной полноте являет. 
Се ночь, приятней нежель день, 
Заняв от роз благоуханье 
И от зефиров воздыханье, 
Свою любви угодну тень 
На мягку зелень расстилает 
И негу в чувства проливает. 

Спеши, Кларина, к сим местам, 
Роскошным, тихим и блаженным, 
Для нас любовью помраченным; 
Спеши к приятным сим кустам, 
Где томна вся природа дремлет, 
Где сердце лишь мое не спит, 
Во всем оно твой образ зрит, 
Во всем твой глас любезный внемлет; 
И листий шум, и ропот вод -- 
Мне всё вещает твой приход. 

Любви покорствуя закону, 
Почто твоя трепещет грудь? 
Иль стыд тебе творит препону? 
Иль путь любви -- преступна путь? 
Твои горящие ланиты 
Румянцем нежных роз покрыты; 
Как капля утренней росы 
На белых лилиях блистает, 
Когда в ней солнца луч играет, 
Слеза кропит твои красы. 

Уныньем око отягченно 
Едва дерзаешь возводить. 
Иль сердце, для любви рожденно, 
Любовь возможет устыдить? 
Всеобщему покорствуй року, 
Уж долг платить пришел твой срок. 
Оставь грызение пороку, 
Любовь есть должность, не порок; 
Бесчувственность не добродетель, 
Верь мне, -- весь мир мне в том свидетель. 

Любви вселенна ставит пир, 
Любовь вселенну оживляет. 
Увидь, как легкий здесь зефир 
Прекрасну розу лобызает. 
Едва успел ее тронуть, 
Ее цветущей стала грудь. 
Услыши сладостно журчанье 
Меж горлиц, тающих в огне; 
Зри нежно крылий трепетанье; 
Вся тварь тебе пример и мне. 

Или, любовь считая пленом, 
Гнушаешься ты уз ея? 
Иль, гордости смущенна тленом, 
Тревожится душа твоя, 
Влекома в нежное покорство? 
Счастливой быть оставь упорство; 
И если рабство нежна страсть -- 
В толь сладком рабстве вся природа. 
Какая ей равна свобода? 
Пред нею грусть и трона власть. 

Что я, ты чувствуешь ли то же? -- 
Не видя, алчу зреть тебя; 
Узрев, забвение себя, 
Стократно памяти дороже, 
Объемлет душу, чувства, ум. 
В тревоге нежной сладких дум 
Душой твои красы лобзаю. 
И кровь то мерзнет, то кипит, 
И свет от глаз моих бежит, 
И сам себя тогда не знаю. 

Любви сердечной на вопрос 
Улыбкой милой отвечаешь, 
И радостных источник слез 
Из глаз моих ты извлекаешь. 
Коль счастлив я, коль мог тронуть 
Твою колеблющуся грудь. 
Почто ж минуты счастья тратить? 
Мы сердцем лишь тогда живем, 
Как сердце чувствуем в другом. 
Что нам минуты те заплатит? 

Иль в пышностях, или о сребре 
Мы наше счастье обретаем? 
Стенящих на златом ковре, 
Веселых в хижинах сретаем. 
Я знаю, стоишь ты венца; 
Но стоит ли тебя порфира? 
Созданье лучшее творца, 
Родясь для украшенья мира 
И взором смертных утешать, 
Тебя что может украшать? 

Я не могу тебе представить, 
Что гордости возможет льстить, 
Ни знатностью тебя прославить, -- 
Могу лишь вечно я любить. 
Не колесницы, не чертоги, 
Где смертны кажутся нам боги, 
Где низки так суть боги те, -- 
Даю лишь сердце благородно, 
Тиранов чуждо и свободно, 
Твоей подвластно красоте. 

Июльская гроза, шумя, прошла. 
И тучи уплывают полосою. 
Лазурь неясная опять светла... 
Мы лесом едем, влажною тропою.  

Спускается на землю бледный мрак. 
Сквозь дым небесный виден месяц юный, 
И конь всё больше замедляет шаг, 
И вожжи тонкие дрожат, как струны.  

Порою, туч затихнувшую тьму 
Вдруг молния безгромная разрежет. 
Легко и вольно сердцу моему, 
И ветер, пролетая, листья нежит.  

Колеса не стучат по колеям. 
Отяжелев, поникли долу ветки... 
А с тихих нив и с поля, к небесам, 
Туманный пар плывет, живой и редкий...  

Как никогда, я чувствую — я твой, 
О милая и строгая природа! 
Живу в тебе, потом умру с тобой... 
В душе моей покорность — и свобода.

Как тихо веет над долиной
Далекий колокольный звон,
Как шум от стаи журавлиной,-
И в звучных листьях замер он.

Как море вешнее в разливе,
Светлея, не колыхнет день,-
И торопливей, молчаливей
Ложится по долине тень.

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно -
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.

В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.

Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.

День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.

Окно отворено... Последний луч заката
Потух... Широкий путь лежит передо мной;
Вдали виднеются рассыпанные хаты;
Акации сплелись над спящею водой;
Всё стихло в глубине разросшегося сада...
Порой по небесам зарница пробежит;
Протяжный звук рогов скликает с поля стадо
И в чутком воздухе далеко дребезжит.
Яснее видит ум, свободней грудь трепещет,
И сердце, полное сомненья, гонит прочь...
О, скоро ли луна во тьме небес заблещет
И трепетно сойдет пленительная ночь!..

Осторожно вошла тишина, 
И кругом всё печально темнеет. 
Странный сумрак глядит из окна, 
Холодеет всё вкруг, цепенеет... 

Потемнели устало углы, - 
Стены холодны, скучны, угрюмы; 
Здесь застыли средь дремлющей мглы 
Мои бледные, тяжкие думы... 

Кто-то грустный глядит на меня, 
Весь кошмаром страданья обвитый: 
Это - призрак умершего дня, 
Это - призрак его, позабытый... 

От гор ложатся тени
В пурпурный город мой.
Незримые ступени
Проходят час немой.

И звон соборов важных
Струится в вышину,
Как шепот лилий влажных,
Клонящихся ко сну.

И тихо тают дымы
Согревшихся жилищ,
И месяц пилигримом
Выходит, наг и нищ.

Птенцов скликают птицы
И матери — детей.
Вот вспыхнут звезд ресницы
Потоками лучей.

Вот вздрогнет близкой ночи
Уютное крыло,
Чтоб всем, кто одиночит,
От сердца отлегло.

Очертания леса так четки.
   Разливаясь, горя,
Меж стволами янтарные четки
   Разроняла заря.
Чуть маячат последние мошки.
   Тишина и покой.
Рдяным золотом блещут окошки
   В темных домах за рекой.
Вот померкли. Туман постилает
   Для русалок постель,
И свой хриплый призыв начинает
   На меже коростель.

Повсюду тишина: природа засыпает
И звезды в высоте так сладостно горят!
Заря на западе далеком потухает,
По небу облачка едва-едва скользят.
О, пусть душа моя больная насладится
   Такою же отрадной тишиной!
   Пусть чувство в ней святое загорится
   Вечернею блестящею звездой!
Но отчего я так тоскую и страдаю?
Кто, кто печаль мою поймет и усладит?
Я ничего теперь не жду, не вспоминаю;
Так что ж в моей душе?.. Вокруг меня всё спит;
Ни в чем ответа нет... лишь огненной чертою
Звезда падучая блеснула предо мною.

Подходит сумрак, в мире все сливая,
Великое и малое в одно...
И лишь тебе, моя душа живая,
С безмерным миром слиться не дано..

Единая в проклятии дробленья,
Ты в полдень - тень, а в полночь - как звезда
И вся в огне отдельного томленья,
Не ведаешь покоя никогда...

Нам божий мир - как чуждая обитель,
Угрюмый храм из древних мшистых плит,
Где человек, как некий праздный зритель,
На ток вещей тоскующе глядит...

Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.

Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.

На пригорке то сыро, то жарко,
Вздохи дня есть в дыханье ночном,-
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.

Роскошно солнце заходило, 
Пылал огнём лазурный свод... 
Помедли, ясное светило! 
Помедли!.. Но оно сокрыло 
Лице своё в зерцале вод. 
 
Люблю в час вечера весною 
Смотреть на синеву небес, 
Когда всё смолкнет над рекою, 
Лишь слышен соловей порою, 
И дышит ароматом лес. 
 
Но грусть мне сердце вдруг стесняет, 
Когда исчезнет свет от глаз: 
Как будто дружба изменяет, 
Как будто радость отлетает, 
Как будто в мире всё на час! 

      Элегия

Ручей, виющийся по светлому песку,
Как тихая твоя гармония приятна!
С каким сверканием катишься ты в реку!
   Приди, о Муза благодатна,

В венке из юных роз с цевницею златой;
Склонись задумчиво на пенистые воды
И, звуки оживив, туманный вечер пой
   На лоне дремлющей природы.

Как солнца за горой пленителен закат,-
Когда поля в тени, а рощи отдаленны
И в зеркале воды колеблющийся град
   Багряным блеском озаренны;

Когда с холмов златых стада бегут к реке
И рева гул гремит звучнее над водами;
И, сети склав, рыбак на легком челноке
   Плывет у брега меж кустами;

Когда пловцы шумят, окликаясь по стругам,
И веслами струи согласно рассекают;
И, плуги обратив, по глыбистым браздам
   С полей оратаи съезжают...

Уж вечер... облаков померкнули края,
Последний луч зари на башнях умирает;
Последняя в реке блестящая струя
   С потухшим небом угасает.

Все тихо: рощи спят; в окрестности покой;
Простершись на траве под ивой наклоненной,
Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,
   Поток, кустами осененный.

Как слит с прохладою растений фимиам!
Как сладко в тишине у брега струй плесканье!
Как тихо веянье зефира по водам
   И гибкой ивы трепетанье!

Чуть слышно над ручьем колышется тростник;
Глас петела вдали уснувши будит селы;
В траве коростеля я слышу дикий крик,
   В лесу стенанье филомелы...

Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?
Восточных облаков хребты воспламенились;
Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;
   В реке дубравы отразились.

Луны ущербный лик встает из-за холмов...
О тихое небес задумчивых светило,
Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!
   Как бледно брег ты озлатило!

Сижу задумавшись; в душе моей мечты;
К протекшим временам лечу воспоминаньем...
О дней моих весна, как быстро скрылась ты
   С твоим блаженством и страданьем!

Где вы, мои друзья, вы, спутники мои?
Ужели никогда не зреть соединенья?
Ужель иссякнули всех радостей струи?
   О вы, погибши наслажденья!

О братья! о друзья! где наш священный круг?
Где песни пламенны и музам и свободе?
Где Вакховы пиры при шуме зимних вьюг?
   Где клятвы, данные природе,

Хранить с огнем души нетленность братских уз?
И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,
Лишенный спутников, влача сомнений груз,
   Разочарованный душою,

Тащиться осужден до бездны гробовой?..
Один - минутный цвет - почил, и непробудно,
И гроб безвременный любовь кропит слезой.
   Другой... о небо правосудно!..

А мы... ужель дерзнем друг другу чужды быть?
Ужель красавиц взор, иль почестей исканье,
Иль суетная честь приятным в свете слыть
   Загладят в сердце вспоминанье

О радостях души, о счастье юных дней,
И дружбе, и любви, и музам посвященных?
Нет, нет! пусть всяк идет вослед судьбе своей,
   Но в сердце любит незабвенных...

Мне рок судил: брести неведомой стезей,
Быть другом мирных сел, любить красы природы,
Дышать под сумраком дубравной тишиной
   И, взор склонив на пенны воды,

Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.
О песни, чистый плод невинности сердечной!
Блажен, кому дано цевницей оживлять
   Часы сей жизни скоротечной!

Кто, в тихий утра час, когда туманный дым
Ложится по полям и холмы облачает
И солнце, восходя, по рощам голубым
   Спокойно блеск свой разливает,

Спешит, восторженный, оставя сельский кров,
В дубраве упредить пернатых пробужденье
И, лиру соглася с свирелью пастухов,
   Поет светила возрожденье!

Так, петь есть мой удел... но долго ль?.. Как узнать?..
Ах! скоро, может быть, с Минваною унылой
Придет сюда Альпин в час вечера мечтать
   Над тихой юноши могилой!

      (Из Шиллера)

Скройся, бог света! Нивы желают
Влаги прохладной; смертный уныл,
Медленно идут томные кони:
   Скройся, бог света, в струях!

Зри, кто из моря в волны кристальны
С милой улыбкой друга манит!
Быстро помчались грозные кони
   В царство богини морей!

К персям прекрасной Феб наклонился;
Правит браздами юный Амур,
Богу послушны гордые кони,
   Плещутся резво в струях.

С звездного неба легкой стопою
Ночь прилетела, с нею любовь. -
Феб почивает в неге роскошной,
   Спите в объятьях любви!

Точно взглядами, полными смысла,
Просияли,-
Мне ядом горя,-
Просияли
И тихо повисли
Облаков златокарих края...

И взогнят беспризорные выси
Перелетным
Болотным глазком;
И - зарыскают быстрые рыси
Над болотным,-
Над черным - леском.

Где в шершавые, ржавые травы
Исчирикался летом
Сверчок,-
Просвещается злой и лукавый,
Угрожающий светом
Зрачок.

И - вспылает
Сквозное болото;
Проиграет
Сквозным серебром;
И - за тучами примется кто-то
Перекатывать медленный гром.

Слышу - желтые хохоты рыси.
Подползет; и - окрысится: "Брысь!"...
И проискрится в хмурые
Выси
Желточерною шкурою
Рысь.

Удвоены влагой сквозною,
Живя неземной белизною,
Купавы на небо глядят.
И дремлют прибрежные травы,
И внемлют их вздохам купавы,
Но с ними вздохнуть не хотят.

На озере, тихом и сонном,
Наскучив путем раскаленным,
Качается огненный лик,-
То Солнце, зардевшись закатом,
На озере, негой объятом,
Лелеет лучистый двойник.

И тучка,- воздушная нега,-
Воздушней нагорного снега,
На воды глядит с вышины;
Охвачена жизнью двойною,
Сквозя неземной белизною,
Чуть дышит в улыбке волны.

  Из цикла "Крымские стихотворения"

Уж вечереет день прохладный, 
Заснули горы, тихий дол... 
Все в душу льет покой отрадный, 
Страстей смиряя произвол. 

Уже таинственно прекрасны 
Зажглись звездами небеса, 
Как хор хвалебный, хор согласный 
Звучат повсюду голоса. 

Чуть слышно ветра дуновенье, 
И шепчет кто-то из ручья: 
"В одной природе обновленье, 
И смысл, и правда бытия!" 

Уж рощей лиственная сень
Росой коралльною дымится,
И чуть заметливая тень
На долы, на поля ложится;
Ленивый ветерок, порхая
И поминутно утихая,
Природу клонит в сладкий сон;
Уж с нею засыпает он.
Один я в тёмной тишине,
Оставив свой семейный круг,
С раздумьем сердца в глубине,
Иду на освежённый луг;
На нем я с новою отрадой
Дышу вечернею прохладой,
И с новой радостью земной
Веду беседы я с луной:
О смерти, вечности, о жизни,
О нашей будущей отчизне,
О наших будущих мирах
И преселенцах-мертвецах,
Которые, как мы, здесь жили
И дух горе? переселили.
Ах, что на их там стороне?
Видна ли тайна назначений?
Что не постиг здесь гордый гений —
То там постигнуто ль вполне?
О, для чего с земли судьбою
Живым в удел не дано нам
Туда к ним улетать душою?
Я б, с ними привитая там,
Учился б жить с самим собою;
Но я веригою земной,
Как цепию невольник злой,
Надолго связан и окован —
Мой дух неволей очарован
И дольним счастием прельщён.
В земных он таинствах теряясь
И для небесных омрачён,
Бескрыльной думой окрыляясь,
Туда напрасно рвётся он…
Луна! ты житель горних стран,
Ты беспредельный океан
Без утомленья протекаешь;
Луна! быть может, ты бываешь
И в тех странах, — поведай мне
О тайнах их… Но в тишине
Ты, ход урочный совершая
И молчаливо озаряя
Кладбище смерти, крест и гроб,
И отдалённый неба свод,
Лишь светишь нам, как все те звезды,
В знак доброй для людей надежды.

   Я каждый раз невесело встречаю
Заботы мелкие и шум докучный дня,
И только с сумраком я снова оживаю -
В ночи есть тайная отрада для меня.
   Люблю я час, как тихо над зарею
Звезда вечерняя на западе горит
И быстро облако под твердью голубою
   Куда-то вдаль от севера летит;
   Когда в тиши свеч робкое сиянье,
И неба полусвет, и всё на сердце вдруг
Навеет долгое, глубокое мечтанье...
Порою задрожит слеза воспоминанья,
      И книга падает из рук.

     Ю. А. Эгерту

Вечер в ладони тебе отдаю я, безмолвное сердце. 
Шагом усталых трамвай на пылающий запад 
Гибкую шею дуги не возносит с печальным упорством. 
Рты дуговых фонарей белоснежно оскалили зубы. 
Вечер - изысканный франт в не небрежно помятой панаме 
Бродит лениво один по притихшим тревожно панелям, 
Лето, как тонкий брегет, у него тихо тикает в строгом 
Кармане жилета. Я отдаю тебе вечер в ладони, 
Безмолвное сердце. 

Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.

И ты пришла... Ты гонишь прочь
Зловещих птиц — мои печали.
О, повелительница ночь,
Никто не в силах превозмочь
Победный шаг твоих сандалий!

От звезд слетает тишина,
Блестит луна — твое запястье,
И мне опять во сне дана
Обетованная страна —
Давно оплаканное счастье.

Заря горит. Колокола звонят.
Над окнами взвиваются маркизы.
Кружась, на отдых голуби летят,
Бесшумно опускаясь на карнизы.

Жизнь умолкает, но в груди моей —
Тоска, дневной рожденная тревогой;
Ненужных дел, заученных речей
И пошлых слов так за день было много,

Что в душу тщетно просится покой
И сладкий мир вечернего молчанья,
И все в ней отдается шум дневной,
Мучительный аккорд воспоминанья.

И от дневных печалей и сует
В ней темная кипит еще тревога,
И для вечерних дум — в ней грусти нет,
Для слез — любви и для молитвы — Бога…

Как этот ветер грузен, не крылат!
С надтреснутою дыней схож закат.

И хочется подталкивать слегка
Катящиеся вяло облака.

В такие медленные вечера
Коней карьером гонят кучера,

Сильней веслом рвут воду рыбаки,
Ожесточенней рубят лесники

Огромные, кудрявые дубы...
А те, кому доверены судьбы

Вселенского движения и в ком
Всех ритмов бывших и небывших дом,

Слагают окрыленные стихи,
Расковывая косный сон стихий.

   Когда настанет вечер ясный,
Люблю на берегу пруда
Смотреть, как гаснет день прекрасный
И загорается звезда,
Как ласточка, неуловимо
По лону вод скользя крылом,
Несется быстро, быстро мимо —
И исчезает... Смутным сном
Тогда душа полна бывает —
Ей как-то грустно и легко,
Воспоминанье увлекает
Ее куда-то далеко.
Мне грезятся иные годы,
Такой же вечер у пруда,
И тихо дремлющие воды,
И одинокая звезда,
И ласточка — и все, что было,
Что сладко сердце разбудило
И промелькнуло навсегда.

Красный Марс восходит над агавой,
Но прекрасней светят нам они -
Генуи, в былые дни лукавой,
Мирные, торговые огни.

Меркнут гор прибрежные отроги,
Пахнет пылью, морем и вином.
Запоздалый ослик на дороге
Торопливо плещет бубенцом...

Не в такой ли час, когда ночные
Небеса синели надо всем,
На таком же ослике Мария
Покидала тесный Вифлеем?

Топотали частые копыта,
Отставал Иосиф, весь в пыли...
Что еврейке бедной до Египта,
До чужих овец, чужой земли?

Плачет мать. Дитя под черной тальмой
Сонными губами ищет грудь,
А вдали, вдали звезда над пальмой
Беглецам указывает путь.

Ложатся тени гор на дремлющий залив;
Прибрежные сады лимонов и олив
Пустеют; чуть блестит над морем запад ясный,
И скоро божий день, веселый и прекрасный,
С огнистым пурпуром и золотом уйдет
Из чистого стекла необозримых вод.

    Л. Б.

Огни портовой таверны, 
Бриллианты улыбок и ругань. 
В волосы звуков вечерних. 
Пыль вплетена. Сон запуган. 

Дремлют губами на ругани люди. 
Вечер, как узкий рельеф. 
Безмолвно-окунутый спит в изумруде 
Кем-то потерянный гнев. 

Кокетки-звёзды вдоль гавани. 
Мёртво за стражею парусов. 
Над молом фонарь в белом саване 
Задвинул безмолвья засов. 

Ночь, женщиной ещё не причёсанной, 
Морю склонясь на плечо, 
Задумалась, и, тысячу поз она 
Принимая, дышала в лицо горячо.

Под ногами скользь и хруст.
Ветер дунул, снег пошел.
Боже мой, какая грусть!
Господи, какая боль!

Тяжек Твой подлунный мир,
Да и Ты немилосерд,
И к чему такая ширь,
Если есть на свете смерть?

И никто не объяснит,
Отчего на склоне лет
Хочется еще бродить,
Верить, коченеть и петь.

      Томительный, палящий день
      Сгорел; полупрозрачна тень
Немого сумрака приосеняла дали.
Зарницы бегали за синею горой
      И, окропленные росой,
      Луга и лес благоухали.
Луна во всей красе плыла на высоту,
Таинственным лучом мечтания питая,
И, преклонясь к лавровому кусту,
      Дышала роза молодая.

На море лёгкий лёг туман, 
Повеяло прохладой с брега - 
Очарованье южных стран, 
И дышит сладострастно нега. 
 
Подумаешь: там каждый раз, 
Как Геспер в небе засияет, 
Киприда из шелковых влас 
Жемчужну пену выжимает, 
 
И, улыбаяся, она 
Любовью огненною пышет, 
И вся окрестная страна 
Божественною негой дышит.

Солнце будто б с неохотой
Свой прощальный мечет взгляд
И червонной позолотой
Обливает темный сад.

На скамейке я у стенки
В созерцании сижу
И игривые оттенки
Пышной зелени слежу:

Там - висит густым развивом,
Там - так женственно - нежна,
Там - оранжевым отливом
Отзывается она.

Аромат разлит сиренью,
И меж дремлющих ветвей
Свет заигрывает с тенью,
Уступая место ей.

Что - то там - вдали - сквозь ветки
Мне мелькнуло и потом
Притаилось у беседки,
В липах, в сумраке густом.

Что б такое это было -
Я не знаю, но оно
Так легко, воздушно, мило
И, как снег, убелено.

Пронизав летучей струйкой
Темный зелени покров,
Стало там оно статуйкой,
Изваянной из паров.

Напрягаю взор нескромный
(Любопытство - спутник наш):
Вот какой - то образ темный
Быстро движется туда ж.

Сумрак гуще. Твердь одета
Серых тучек в бахромы.
То был, мнится, ангел света,
А за ним шел ангел тьмы, -

И, где плотно листьев сетка
Прижимается к стене,
Скрыла встречу их беседка
В ароматной глубине.

И стемнело все. Все виды
В смуглых очерках дрожат,
И внесла звезда Киприды
Яркий луч свой в тихий сад.

Все какой - то веет тайной,
И, как дева из окна,
В прорезь тучки белокрайной
Смотрит робкая луна,

И, как будто что ей видно,
Что в соблазн облечено,
Вдруг прижмурилась... ей стыдно -
И задернула окно.

Чу! Там шорох, шопот, лепет...
То колышутся листки.
Чу! Какой - то слышен трепет...
То ночные мотыльки.

Чу! Вздыхают... Вновь ошибка:
Ветерок сквозит в саду.
Чу! Лобзанье... Это рыбка
Звонко плещется в пруду.

Все как будто что играет
В этом мраке и потом
Замирает, замирает
В обаянии ночном, -

И потом - ни лист, ни ветка,
Не качнется; ночь тиха;
Сад спокоен - и беседка
Там - вдали - темна, глуха.

Вечер душный, вечер мглистый…
Гаснет запад золотистый,
В тусклом небе серп луны.
Спит река, — не дрогнут воды.
В царстве дремлющей природы
Бродит сумрак, бродят сны…
Над безжизненной равниной
Синий лес встает щетиной,
Зыбкий стелется туман…
Смутный час гнетущей лени!
В мир идут ночные тени —
Черных духов караван!

Вечер любезный! вечер багряный
В влажном наряде сизой росы!
Друг твой несчастный сердцем тоскует,
В тихой долине слезы лишь льет.

В тихой долине пусто, безмолвно!
Друг твой при речке там быстрой сидит.
Мысли он только к ней устремляет,
К деве любезной здешней страны.

Дева прелестна! где ты, где ныне?
Где воздух тонкой питает тебя?
Где ты, где зыбдешь грудь лебедину?
Где изливаешь пламень очей?

Грудь твоя лучше розы цветущей,
К солнцу раскрывшей свежи листы!
Алые губы прелестны и милы!
Руки белее в поле лилей!

Где Эдальвина? где ты, где ныне?
Кто твоих видит прелесть ланит?
Кроткой румянец! нежным оттенком
Мило играешь в них для кого?

О, Эдальвина! в горькой печали
Жизнь я несчастну здесь проведу!
Будьте во мраке вечно сокрыты,
Слезные вздохи песни нощной.

Дыханье вечера долину освежило,
Благоухает древ трепещущая сень,
И яркое светило,
Спустившись в недра вод, уже переступило
Пылающих небес последнюю ступень.
Повсюду разлилось священное молчанье;
Почило на волнах
Игривых ветров трепетанье,
И скатерть синих вод сровнялась в берегах.
Чья кисть, соперница природы,
О Волга, рек краса, тебя изобразит?
Кто в облачной дали конец тебе прозрит?
С лазурной высотой твои сровнялись воды,
И пораженный взор, оцепенев, стоит
Над влажною равниной;
Иль, увлекаемый окрестного картиной,
Он бродит по твоим красивым берегам:
Здесь темный ряд лесов под ризою туманов,
Гряда воздушная синеющих курганов,
Вдали громада сел, лежащих по горам,
Луга, платящие дань злачную стадам,
Поля, одетые волнующимся златом, —
И взор теряется с прибережных вершин
В разнообразии богатом
Очаровательных картин.
Но вдруг перед собой зрю новое явленье:
Плывущим островам подобяся, вдали
Огромные суда в медлительном паренье
Несут по лону вод сокровища земли;
Их крылья смелые по воздуху белеют,
Их мачты, как в водах бродящий лес, темнеют.
Люблю в вечерний час. очарованья полн,
Прислушивать, о Волга величава!
Глас поэтический твоих священных волн;
В них отзывается России древней слава.
Или, покинув брег, люблю гнать резвый челн
По ропотным твоим зыбям — и, сердцем весел,
Под шумом дружных весел,
Забывшись, наяву один дремать в мечтах.
Поэзии сынам твои знакомы воды!
И музы на твоих прохладных берегах,
В шумящих тростниках,
В час утренней свободы,
С цевницами в руках
Водили хороводы
Со стаей нимф младых;
И отзыв гор крутых,
И вековые своды
Встревоженных дубрав
Их песнями звучали
И звонкий глас забав
Окрест передавали.
Державин, Нестор муз, и мудрый Карамзин,
И Дмитриев, харит счастливый обожатель,
Величья твоего певец-повествователь,
Тобой воспоены средь отческих долин.
Младое пенье их твой берег оглашало,
И слава их чиста, как вод твоих зерцало,
Когда глядится в них лазурный свод небес,
Безмолвной тишиной окован ближний лес
И резвый ветерок не шевелит струею.
Их гений мужествен, как гений вод твоих,
Когда гроза во тьме клубится над тобою
И пеною кипят громады волн седых;
Противник наглых бурь, он злобе их упорной
Смеется, опершись на брег, ему покорный;
Обширен их полет, как бег обширен твой;
Как ты, сверша свой путь, назначенный судьбой,
В пучину Каспия мчишь воды обновленны,
Так славные их дни, согражданам священны,
Сольются, круг сверша, с бессмертием в веках!
Но мне ли помышлять, но мне ли петь о славе?
Мой жребий: бег ручья в безвестных берегах,
Виющийся в дубраве!
Счастлив он, если мог цветы струей омыть,
И ропотом приятным
Младых любовников шаги остановить,
И сердце их склонить к мечтаньям благодатным.

Гляжу в окно: уж гаснет небосклон,
Прощальный луч на вышине колонн,
На куполах, на трубах и крестах
Блестит, горит в обманутых очах;
И мрачных туч огнистые края
Рисуются на небе как змея,
И ветерок, по саду пробежав,
Волнует стебли омоченных трав...
Один меж них приметил я цветок,
Как будто перл, покинувший восток,
На нем вода блистаючи дрожит,
Главу свою склонивши, он стоит,
Как девушка в печали роковой:
Душа убита, радость над душой;
Хоть слезы льет из пламенных очей,
Но помнит всё о красоте своей.

Вечер пришел в голубых и лиловых покровах.
Месяц медовый замедлил у самой земли.
Поле, как бездна, и горы вдали, как кремли.
Мне неспокойно от мыслей ночных, нездоровых.

Все, что казалось значительным, милым, своим,
Не охранит меня в час одинокой печали,
Не возвратит тех страстей, что горели вначале, —
Жизнью одной не прожить и душою двоим.

Вечером синим, грустя, подвожу я итоги.
Было так много стремлений, а скорбный итог-
Поле, как бездна, и месяц, как мертвый цветок,
Скучны все дали, и все утомили дороги.

Засверкал огонь зарницы,
На гнезде умолкли птицы,
Тишина леса объемлет,
Не качаясь, колос дремлет;
День бледнеет понемногу,
Вышла жаба на дорогу.

Ночь светлеет и светлеет,
Под луною море млеет;
Различишь прилежным взглядом,
Как две чайки, сидя рядом,
Там, на взморье плоскодонном,
Спят на камне озаренном.

Вечер ясен и тих;
Спят в тумане поля;
В голубых небесах
Ярко пышет заря.

Золотых облаков
Разноцветный узор
Накрывает леса,
Как волшебный ковер;

Вот пахнул ветерок,
Зашептал в тростнике;
Вот и месяц взошел
И глядится в реке.

Что за чудная ночь!
Что за тени и блеск!
Как душе говорит
Волн задумчивый плеск!

Может быть, в этот час
Сонмы светлых духов
Гимны неба поют
Богу дивных миров.

Вечер, как сажа,
Льется в окно.
Белая пряжа
Ткет полотно.

Пляшет гасница,
Прыгает тень.
В окна стучится
Старый плетень.

Липнет к окошку
Черная гать.
Девочку-крошку
Байкает мать.

Взрыкает зыбка
Сонный тропарь:
"Спи, моя рыбка,
Спи, не гутарь".

Под молчаливые каштаны
Из душной комнаты скорей!
Спустилось кружево тумана
На ожерелье фонарей.

В глухую музыку отелей
Вплели узор колокола.
Передзакатно пожелтели
Озер уснувших зеркала.

Причудлив в ночи полнолуний
Теней темнеющих узор,
И все напевней, тихострунней
Ночные шепоты озер.

Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, 
Хворостом шуршит. 
Солнце меркнет, виснет, гаснет, 
Пав в семью ракит. 

Иссыхают в зыбь лохмотьев 
Сухо льющих нив 
Меж соломы, меж хоботьев, 
Меж зыбучих ив - 

Иссыхают избы зноем, 
Смотрят злым глазком 
В незнакомое, в немое 
Поле вечерком, - 

В небо смотрят смутным смыслом, 
Спины гневно гнут; 
Да крестьянки с коромыслом 
Вниз из изб идут; 

Да у старого амбара 
Старый дед сидит. 
Старый ветер нивой старой 
Исстари летит. 

Тенью бархатной и черной 
Размывает рожь, 
Вытрясает треском зерна; 
Шукнет - не поймешь: 

Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, 
Хворостом шуршит. 
Солнце: - меркнет, виснет, гаснет, 
Пав в семью ракит. 

Протопорщился избенок 
Кривобокий строй, 
Будто серых старушонок 
Полоумный рой. 

Вечер осени тоскливой 
Затемнил окно. 
Я весёлый, молчаливый, 
Все забыл давно. 

Ослепительные сказки 
Знал я, как поэт, - 
Всё пришло к одной развязке: 
Нет, давно уж нет. 

Тень на фоне белой печки, 
Мёртвое лицо. 
Не дрожит горящей свечки 
Жёлтое кольцо. 

Ждал какого-то пророка, - 
Где он, новый вождь? 
Просто, пусто, одиноко, 
Ветер, вечер, дождь. 

Раздаётся, еле слышен, 
Тихий, слабый смех. 
Я теперь над всем возвышен, 
Мне не страшен грех. 

В глубокой тишине природа вся дремала, 
Когда за горы Феб скрыл луч последний свой; 
Луна медлительно вид томный появляла 
И будто бы делить хотела грусть со мной! 
Прошедшее тогда вдруг мыслям всё предстало, 
И чувства сладкие унылость обняла; 
Как листья на древах -- так сердце трепетало; 
Душа растрогана, утомлена была... 
Все жизни случаи в уме изобразились, 
И каждый чувствие иное порождал; 
И капли нежных слез на грудь мою катились, 
Приятнейший их ток жар в сердце прохлаждал... 
"Где вы, -- воскликнул я, -- минуты те счастливы, 
Когда я дружества сладчайший не?ктар пил?.. 
Уж жатва два раза? обогащала нивы, 
А рок жестокий вас ко мне не возвратил! 
Луна! ты одного теперь меня находишь -- 
Без друга!.. Одного -- лишь с грустию моей! 
Ты прежни вечера на мысль мою приводишь 
И нудишь слезы течь рекою из очей!.. 
Без дружбы, без любви -- что лестного на свете? 
Ужасная в душе и сердце пустота! 
Другого для меня нет счастия в предмете: 
Любить... любимым быть... а прочее... мечта!!!" 

Месяц стал над белым костелом,
Старый сад шепнул мне: "Усни"...
Звезды вечера перед Божьим престолом
Засветили тихие огни.

И плывут кружевные туманы,
Белым флером все заволокли.
Я иду сквозь нежный сумрак, пьяный
Тонким дыханием земли.

Мной владеет странная истома,
Жаля душу, как прожитые дни.
Шелест сада грустно-знакомый
Неотступно шепчет: "Усни"...

Взгляни сюда, художник, и пиши.
Пусть дышит благодатная картина;
Пусть слышится малейший звук в тиши;
Пусть говорит вечерняя долина.
Не красок — от тебя мы жизни ждем,
Вот этой жизни, трепетной и внятной:
И шелеста в просторе полевом
И дальних вздохов рощи ароматной.

Уплывая в далекий неведомый край,
Солнце розы бросает земле
И, последней улыбкой сверкнув в полумгле,
Шлет привет ей: «Прощай!»
Потемнела земля… погрузилась в печаль,
Дымкой слез затуманилась даль…
С тихой грустью волна что-то шепчет волне,
Чуть дыша в полусне…
Ветерок запоздалый на отдых летит,
Легкой рябью по речке скользит
И, незримым крылом задевая цветы,
Навевает мечты…
Золотые мечты!… Светлых образов рой,
Что манят к небесам голубым
И, пленив, обольстив прихотливой игрой,
Ускользают, как дым…
Зачарован мой ум упоительным сном,
Тихим светом сияет душа…
Ах!.. Не счастье ли мир осенило крылом?..
Ах, как жизнь хороша!

 Nun gluhn wie Gold der Wolken Saume. 
               Georg Bachmann

У туч, что утром были серы -- 
Резьба пурпуровых корон. 
Я полон кликов гордой веры. 
Мечтой без меры опьянен. 
Теперь напор и состязанье, 
Пьянящей нежности слова. -- 
И беспредельность ликованья, 
И нестерпимость торжества! 
Вечерний воздух душно-сладок. 
Ночь задвигает мглу завес. 
Крадутся звезды из-под складок 
Тяжело-бархатных небес.

Я вижу край небес в дали безбрежной  
         И ясную зарю. 
С моей душой, безумной и мятежной, 
         С душою говорю.  

И если боль ее земная мучит — 
         Она должна молчать. 
Ее заря небесная научит 
         Безмолвно умирать.  

Не забывай Господнего завета, 
         Душа, — молчи, смирись... 
Полна бесстрастья, холода и света 
         Бледнеющая высь.  

Повеяло нездешнею прохладой  
         От медленной зари. 
Ни счастия, ни радости — не надо. 
         Гори, заря, гори!  

Я встречаю зарю
И печально смотрю,
Как крапинки дождя,
По эфиру слетя,
Благотворно живят
Попираемый прах,
И кипят и блестят
В серебристых звездах
На увядших листах
Пожелтевших лугов.
Сила горней росы,
Как божественный зов,
Их младые красы
И крепит и растит.
Что ж, крапинки дождя,
Ваш бальзам не живит
Моего бытия?
Что в вечерней тиши,
Как приятный обман,
Не исцелит он ран
Охладелой души?
Ах, не цвет полевой
Жжет полдневной порой
Разрушительный зной:
Сокрушает тоска
Молодого певца,
Как в земле мертвеца
Гробовая доска...
Я увял - и увял
Навсегда, навсегда!
И блаженства не знал
Никогда, никогда!
И я жил - но я жил
На погибель свою...
Буйной жизнью убил
Я надежду мою...
Не расцвел - и отцвел
В утре пасмурных дней;
Что любил, в том нашел
Гибель жизни моей.
Изменила судьба...
Навсегда решена
С самовластьем борьба,
И родная страна
Палачу отдана.
Дух уныл, в сердце кровь
От тоски замерла;
Мир души погребла
К шумной воле любовь...
Не воскреснет она!
Я надежду имел
На испытных друзей,
Но их рой отлетел
При невзгоде моей.
Всем постылый, чужой,
Никого не любя,
В мире странствую я,
Как вампир гробовой...
Мне противно смотреть
На блаженство других
И в мучениях злых
Не сгораючи, тлеть...
Не кропите ж меня
Вы, росинки дождя:
Я не цвет полевой;
Не губительный зной
Пролетел надо мной!
Я увял - и увял
Навсегда, навсегда!
И блаженства не знал
Никогда, никогда!

Вечер тих и снег глубок, 
Чуть повеет ветерок, 
Чуть пахнет в мое лицо... 
Под ногой скрипит крыльцо. 

В этот тихий, чуткий миг 
Счастья сон к груди приник, 
И чего-то сердце ждет... 
Точно встречи у ворот.

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: "Я верный друг!"
И моего коснулся платья.
Так не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
"Благослови же небеса -
Ты в первый раз одна с любимым".

Стали окна голубыми,  
Дума вечера кротка...  
Расплываясь в светлом дыме,  
Вдаль уходят облака. 
  
В белом доме кто-то белый,  
Тот, кого так нежно жаль,  
В полутьме рукой несмелой  
Старый трогает рояль... 
  
Здесь страдали, здесь любили,  
Здесь, средь этих мшистых плит,  
Вспоминает сердце были,  
Вспомннает--и грустит. 
  
Так светло щебечут птицы,  
Голубое ждет окно...  
Но захлопнуты страницы  
Старой повести давно. 
  
И, как призрак темной силы,  
Здесь глядят из пустоты 
Безымянные могилы 
И забытые кресты.

Вечерних окон свет жемчужный
Застыл, недвижный, на полу,
Отбросил к лицам блеск ненужный
И в сердце заострил иглу.

Мы ограждались тяжким рядом
Людей и стен - и вновь, и вновь
Каким неотвратимым взглядом,
Язвящим жалом, тонким ядом
Впилась усталая любовь!

Слова, и клятвы, и объятья
Какой замкнули тесный круг,
И в ненавидящем пожатье
Как больно, больно - пальцам рук!

Но нет, молчанья не нарушим,
Чтоб клясть судьбу твою, мою,
Лишь молча, зубы стиснув, душим
Опять подкравшуюся к душам
Любовь - вечернюю змею.

С крутого берега смотрю
Вечернюю зарю,
И сердцу весело внимать
Лучей прощальных ласку,
И хочется скорей поймать
Ночей весенних сказку.
Тиха вода и стройно лес
Затих завороженный,
И берег отраженный
Уносит в мир чудес.
И ветер заплетающий
Узоры кружев верб —
На синеве сияющий
Золоторогий серп.

Заря прощается с землею,
Ложится пар на дне долин,
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.

Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!

И всё таинственней, безмерней
Их тень растет, растет, как сон;
Как тонко по заре вечерней
Их легкий очерк вознесен!

Как будто, чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, -
И землю чувствуют родную
И в небо просятся оне.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя: где же кружка?
Сердцу будет веселей.

Воет ветер, плачут ели,
Вьются зимние метели;
Бесконечной пеленой
Виснет хмара над страной.
Ни ответа ни привета -
Лишь порою глыба света
Дивной радуги игрой
Вспыхнет тихо за горой;
Лишь порою, дея чары,
Глянет месяц из-за хмары,
Словно в повязи венца
Лик холодный мертвеца.
Скучно! Грустно! Что же, други,
Соберемтесь на досуге
Укоротить под рассказ
Зимней скуки долгий час!
Пусть в пылу бессильной злобы
Вьюга вьет, метет сугробы,
Пусть могильный часовой,
Ворон, плачет над трубой.
Что нам нужды? Мы содвинем
Круг веселый пред камином
И пред радостным огнем
Песнь залетную споем.
Сок янтарный полной чаши
Оживит напевы наши,
И под холодом зимы
Юг роскошный вспомним мы.
. . . . . . . . . . . . .

Душный вечер, зимний вечер;
Всё окно заволокло,
Нагорели тускло свечи -
Не темно и не светло...
Брось "Дебаты", ради бога!
Брось заморское!.. Давно
В "Москвитянине" престрого
О Содоме решено.
Слушай лучше... Тоном выше
Тянет песню самовар,
И мороз трещит на крыше -
Оба, право, божий дар,-
В зимний вечер, в душный вечер...
Да и вечер нужен нам,
Чтоб без мысли и без речи
Верный счет вести часам.

О бледная луна
Над бледными полями!
Какая тишина -
Над зимними полями!
О тусклая луна
С недобрыми очами...
Кругом - покой велик.
К земле тростник поник
Нагой, сухой и тощий...
Луны проклятый лик
Исполнен злобной мощи...
К земле поник тростник,
Больной, сухой и тощий...
Вороны хриплый крик
Из голой слышен рощи
А в небе - тишина,
Как в оскверненном храме...
Какая тишина -
Над зимними полями!
Преступная луна,
Ты ужасом полна -
Над яркими снегами!..

Как высоко крестили дальние полосы, вершины -
     Вы царственные.
Расскажи, о чем ты так измаялся
     Вечер, вечер ясный!
Улетели в верх черные вершины -
     Измолились высоты в мечтах,
Изошли небеса, небеса...
     О чем ты, ты изомлел-измаялся
Вечер - вечер ясный?

Вечер сумрачен и страшен,
Ночь беззвездная близка.
Как уступы тяжких башен,
Взгромоздились облака.
Гулок моря шум усталый...
Там, над сизою горой,
Словно кровью темно-алой,
Воздух зыблется сырой.
Всё слышней во мраке зорком
Чьи-то вздохи и слова;
Дыбом встала над пригорком
В страхе черная трава.
Я иду прибрежьем голым,
Светлый отдых так далек,
Леденит стопы тяжелым,
Мертвым холодом песок.
И к померкнувшим долинам
Неотвязно вслед за мной
С тихим шорохом змеиным
Ужас крадется ночной.

Как пышен вечер! Облака
Горят и рдеют точно розы,
Недвижны ветки лозняка,
И над прудом звонят стрекозы.

И как стрела на тетиве,
Упасть готовая, трепещет,
Последний луч в густой листве
Сквозит и судорожно блещет:

О, сердце, сердце, замолчи,
Не бей безумную тревогу,
Твои последние лучи
Погаснут также понемногу.

От жгучих стрел твоих кручин,
От ран и мук твоей заботы,
Когда настанет час дремоты,
Лишь мрак останется один!..

Вечерний день томителен и ласков.
Стада коров, качающих бока,
В сопровожденье маленьких подпасков
По берегам идут издалека.
Река, переливаясь под обрывом,
Все так же привлекательна на вид,
И небо в сочетании счастливом,
Обняв ее, ликует и горит.
Из облаков изваянные розы
Свиваются, волнуются и вдруг,
Меняя очертания и позы,
Уносятся на запад и на юг.
И влага, зацелованная ими,
Как девушка в вечернем полусне,
Едва колеблет волнами своими,
Еще не упоенными вполне.
Она еще как будто негодует
И слабо отстраняется, но ей
Уже сквозь сон предчувствие рисует
Восторг и пламя августовских дней.

Последние лучи заката 
Лежат на поле сжатой ржи.
Дремотой розовой объята
Трава некошеной межи.

Ни ветерка, ни крика птицы, 
Над рощей - красный диск луны, 
И замирает песня жницы 
Среди вечерней тишины.

Забудь заботы и печали, 
Умчись без цели на коне 
В туман и в луговые дали, 
Навстречу ночи и луне!

Уж солнца раскаленный шар
С главы своей земля скатила,
И мирный вечера пожар
Волна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошли
И тяготеющий над нами
Небесный свод приподняли
Своими влажными главами.

Река воздушная полней
Течет меж небом и землею,
Грудь дышит легче и вольней,
Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,
По жилам пробежал природы,
Как бы горячих ног ея
Коснулись ключевые воды.

           А. А. Коринфскому

В деревне, чуть заря вечерняя займется,
Играет молодежь, сплетаясь в хоровод,
Звучит гармоника, и песня раздается
Такая грустная, что за сердце берет.
Но грусть сроднилася с крестьянскою душою,
Она всегда в груди измученной живет
И разгоняется лишь песнею родною.
Отпряжен от сохи, средь поля конь усталый
Пасется в табуне; вхожу я тихо в дом,
Чтоб за ночь отдохнуть - и чтоб на зорьке алой
Проснуться и опять с товарищем-конем
На поле целый день трудиться с силой новой,
Взрывая борозды, иль, срезав рожь серпом,
Душистые снопы возить на ток готовый.
А теплый вечер так порой душист и ясен,
Когда разносится народной песни стих.
О, как ее язык и звучен и прекрасен,
Как много слышится в ней мук пережитых.

Так нежно небо зацвело,
А майский день уж тихо тает,
И только тусклое стекло
Пожаром запада блистает.

К нему прильнув из полутьмы,
В минутном млеет позлащеньи
Тот мир, которым были мы...
Иль будем, в вечном превращеньи?

И разлучить не можешь глаз
Ты с пыльно-зыбкой позолотой,
Но в гамму вечера влилась
Она тоскующею нотой

Над миром, что, златим огнем,
Сейчас умрет, не понимая,
Что счастье искрилось не в нем,
А в золотом обмане мая,

Что безвозвратно синева,
Его златившая, поблекла...
Что только зарево едва
Коробит розовые стекла.

* По автографу под загл. "Стекло"
с зачеркнутым загл. "Летний вечер".

Мечтательный вечер над лесом дышал безмятежно,
От новой Луны протянулась лучистая нить,
И первые звезды мерцали так слабо и нежно,
Как будто бы ветер чуть слышный их мог погасить.

И было так странно, и были так сказочны ели,
Как мертвая сталь, холодела поверхность реки,
О чем-то невнятном, о чем-то печальном, без цели,
Как будто бы пели над влажным песком тростники.

И в бледном объятьи две тени родные дрожали,
И каждой хотелось в другой о себе позабыть,
Как будто бы можно в блаженстве не ведать печали,
Как будто бы сердце людское способно любить!

Плывем. Ни шороха. Ни звука. Тишина.
Нестройный шум толпы все дальше замирает,
И зданий и дерев немая сторона
Из глаз тихонько ускользает.

Плывем. Уж зарево полнеба облегло;
Багровые струи сверкают перед нами;
Качаяся, скользит покорное весло
Над полусонными водами...

И сердце просится в неведомую даль,
В душе проносятся неясные мечтанья,
И радость томная, и светлая печаль,
И непонятные желанья.

И так мне хорошо, и так душа полна,
Что взор с смущением невольным замечает,
Как зданий и дерев другая сторона
Все ближе, ближе подступает.

   В вечерней мгле теряется земля...
В тиши небес раскрылось мировое,
Где блещет ярче пламя бытия,
Где весь простор - как празднество живое!

   Восходят в высь, в великий храм ночной,
Недвижных туч жемчужные ступени,
И тяжко нам на паперти земной,
Сносить тоску изведанных мгновений...

   Со всех сторон ночная даль горит,
Колебля тьму пред взором ненасытным...
Весь божий мир таинственно раскрыт,
Как бездна искр, над сердцем беззащитным..

   Живой узор из трепетных огней
Сплетает ночь на ризе златотканной,
И страшно сердцу малости своей,
И горек сон и плен земли туманной!

   Для нас - земля последняя ступень...
В ночных морях она встает утесом,
Где человек, как трепетная тень,
Поник, один, с молитвенным вопросом...

Склонилось солнышко к полям зеленым, 
Ты сладко спишь, не ведая забот. 
Я личиком любуюсь усыпленным 
И грусть в душ невольная растет. 

Но спи-усни! Отдайся грезам сонным, 
Пока сберечь могу я от невзгод. 
Не так ли там, хранима старым кленом, 
В саду березка юная цветет? 

Ни слез, ни дум тяжелых ты не знала. 
Как милого ребенка, я бывало 
Тебя лелеял на своей груди. 

Я изнемог и сердце жить устало... 
Что ждет тебя, что будет впереди? 
Но спи-усни, тревог не разбуди!

Из облаков, из бездны неба синей 
Взошла луна над снежною пустыней. 
Сверкает лес в ветвях из серебра. 
Алмазных звезд рассыпалась игра. 

Лесную глушь окутал белый иней, 
Безмолвьем веет зимняя пора. 
Как хорошо в такие вечера, 
Как дышит мир забытою святыней! 

Поля горят чистейшей белизной 
И в хлопьях снег летит в дали пустынной, 
Летит, блестит и гаснет под луной. 

Снег -- точно пух от стаи лебединой. 
Не крылья ли белеют над долиной, 
Не крылья ли уносят в край иной?

О, этот вечер — осенний, беззвездный,
Дышащий шорох пожелтевших ветвей!
Снова мы вместе — и снова над бездной,
Над бледной бездной идущих дней.

В сердце вонзается прежнее жало,
Прежняя боль — нежит опять…
Весна ль миновавшая вновь постучала?
Новых ли вёсен нам должно ждать?

В безнадежности слов отчаянье муки,
Но страстная нежность в оттенках лица.
Чей это шепот? Близкой разлуки?
Или блаженства — навсегда, без конца?

О, этот вечер — осенний, беззвездный,
Широко раскрывший грозящую пасть!
На крыльях, на крыльях дрожим мы над бездной…
В бездну ли, в небо ли, скорей бы упасть!

В узких вазах томленье умирающих лилий.
Запад был меднокрасный. Вечер был голубой.
О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,
О холодном поэте мы грустили с тобой.

Мы не раз открывали шелковистые томы
И читали спокойно и шептали: не тот!
Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,
Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.

Так певучи и странны, в наших душах воскресли
Рифмы древнего солнца, мир нежданно-большой,
И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле
Резкий профиль креола с лебединой душой.

Багряным золотом на западе горя,
В поблекшей зелени огнем переливаясь,
Царицей вечера красуется заря...
Вокруг еще светло, но уж звезда, купаясь
В румяном зареве, затеплилась свечой...
Близка глухая ночь, забвенье и покой.

От поля сжатого, от скошенного луга
Пахнуло холодом. Недвижимый туман
Повис над озером. К теплу и ласке юга
Высоко журавлей пронесся караван.
На ветке близ меня раздался свист несмелый,
Вспорхнул зобатый дрозд, сорвался лист, шурша,
И замер старый лес, как замок опустелый,
И грустью странною наполнилась душа.

Весна моей любви! Весна моих мечтаний!
Из пепла серого былых очарований
Зачем так ярко вы блеснули в этот час,
Что слезы хлынули из глаз
И сердце горестно заныло от страданий.

Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.

Осенний вечер так печален;
Смежает очи тающий закат...
Леса в безмолвии холодном спят
Над тусклым золотом прогалин.
  
Озёр затихших меркнут дали
Среди теней задумчивых часов,
И стынет всё в бесстрастьи бледных снов,
В покровах сумрачной печали!

Осенний вечер. Мокрый снег давно,
С утра как саваном столицу покрывает.
Стихает шум на улицах… Темно…
Большими хлопьями снег падает и тает.

Один я… Грустно, скучно мне… Гудит
Протяжно колокол. Разносится далеко
Унылый звон, во мгле сырой дрожит
И в небо хмурое плывет, и там высоко,
Как хлопья снега, тает…
                                               
                         И опять
Вокруг все тихо… Тяжело. Нет силы
Гнетущих дум, унынья отогнать,
Мир кажется пустым, холодным как могила…

Любви хочу я. Я хочу к ногам
Твоим теперь упасть и плакать, дорогая,
И руки целовать твои, к устам
Твоим прильнуть, и все, все забывая,
В глаза твои смотреть и отдохнуть.
Склонясь к твоей груди усталой головою.
И тихо, тихо как дитя уснуть
С улыбкой на губах сном счастья и покоя…

Но далеко ты… Я один… Во мгле
Холодной ночи все безмолвно и угрюмо.
Все пусто, безприютно на земле…
И нет любви… Темно… Снег падает без шума.

Осенний вечер... Небо ясно,
А роща вся обнажена -
Ищу глазами я напрасно:
Нигде забытого листа
Нет - по песку аллей широких
Все улеглись - и тихо спят,
Как в сердце грустном дней далёких
Безмолвно спит печальный ряд.

Когда угрюмый дождь стучит в мое окно
И лампы огонек так ласково мерцает,
Я думаю о том, кто в этой тьме блуждает,
Кому найти приют всю ночь не суждено.

О, если б я могла ту лампу, как маяк,
Поставить на окно, как вызов ночи темной,
И гостем бы вошел ко мне мой брат бездомный,
Оставив за собой осенний дождь и мрак!..

Но мы - условности трусливые рабы -
Ни ярко чувствовать, ни жить мы не умеем,
И голову поднять свободно не посмеем
Из-под ярма приличий и судьбы.

    Вл. Маяковскому

Вечер был ужасно громоздок, 
Едва помещался в уличном ридикюле, - 
Неслышный рыцарь в усталый воздух, 
Волос вечерних жужжащий улей, 

Отсечь секунды идёт панелям, 
И медлит меч по циферблату. 
Пролетая, авто грозили, - разделим, разделим... 
Закован безмолвием в латы, 

Закрыв забралом чудесной грусти 
Лицо, неведомый один, 
Как будто кто-то не пропустит, 
Не скажет ласково "уйди". 

Сияньем, золотым и алым, 
Исходит запад. Я - один. 
В вечерний час в лесу опалом, 
Средь зачарованных вершин. 

Чу! Детский крик и лай собаки 
Донесся из деревни вдруг. 
Донесся из деревни вдруг. 
Разделен и малейший звук! 

Мечта в былом без боли бродит, 
И от хрустальной вышины 
На сердце и на землю сходит 
Очарованье тишины. 

Как мне вечером скучно одной,
Да притом же не в шутку больной!
Я б охотно послушала сказки,
Дождалась бы и глупой развязки;
А уж если бы песню кто спел,
Мой недуг бы как раз отлетел.
Мне работать, читать запретили.
Да еще бы хоть звезды светили!
Нет, в окошко, темна, холодна,
Ночь угрюмая смотрит одна;
Шумно сани порой проезжают,
Да у дома в потемках мерцают,
И лениво, и тускло горя,
Покривленные два фонаря.
С каждым часом минуты длиннее,
С каждым часом в душе холоднее.
Вот и песня... Спасибо тому,
Кто запел, невзирая на тьму, -
И не мыслит о том, не гадает,
Кто ему с наслажденьем внимает:
Для себя одного он поет
И по улице дальше идет...

Клубятся тучи, млея в блеске алом,
Хотят в росе понежиться поля,
В последний раз, за третьим перевалом,
Пропал ямщик, звеня и не пыля.

Нигде жилья не видно на просторе.
Вдали огня иль песни - и не ждешь!
Все степь да степь. Безбрежная, как море,
Волнуется и наливает рожь.

За облаком до половины скрыта,
Луна светить еще не смеет днем.
Вот жук взлетел и прожужжал сердито,
Вот лунь проплыл, не шевеля крылом.

Покрылись нивы сетью золотистой,
Там перепел откликнулся вдали,
И слышу я, в изложине росистой
Вполголоса скрыпят коростели.

Уж сумраком пытливый взор обманут.
Среди тепла прохладой стало дуть.
Луна чиста. Вот с неба звезды глянут,
И как река засветит Млечный Путь.

Темнеет; закат в позолоте;
Туман над равниною встал.
Давно уж на топком болоте
Последний кулик замолчал.

Давно уже месяц двурогий
С лазурного поля небес
Взирает на берег отлогий,
На тихое поле и лес.

И, ночи почуяв приметы,
Выходит к селению волк...
Последние песни допеты,
И голос последний умолк.

И ночь, притаившись пугливо,
Внимает, смущенья полна,
Как в поле растет горделиво
До самых небес тишина...

Только вечер затеплится синий,
Только звезды зажгут небеса
И черемух серебряный иней
Уберет жемчугами роса,

Отвори осторожно калитку
И войди в тихий садик, как тень,
Да надень потемнее накидку,
И чадру на головку надень.

Там, где гуще сплетаются ветки,
Я незримо, неслышно пройду
И на самом пороге беседки
С милых губок чадру отведу...

Всего стихотворений: 102

Количество обращений к теме стихотворений: 21454