Стихотворения русских поэтов про зиму на одной странице

Сквозь иней леса одиноко
Дрожат далёкие огни.
На хрупкой ветке спит сорока —
Лишь только руку протяни.
В берлоге, между трёх сосёнок,
Храпит доверчивый медведь.
И месяц так беспечно тонок,
Что даже боязно глядеть…

Степь далеко, слава Богу!
Пышно раскинулся лес,
Взор открывает дорогу
В царство волшебных чудес.

Светлым потоком на ризу
Из серебристой парчи
Сверху до самого низу
Месяца льются лучи.

Он озарил колоннады,
Арки сквозного дворца,
В дебрях глубоких лампады
Всюду зажег без конца…

Чудно-прекрасны ворота
Из самоцветных камней;
Блещут под куполом грота
Точки жемчужных огней.

Радость воскресшего сердца
Ширится… Вот, меж берез,
Мнится, откроется дверца
В храм упоительных грез.

Тучи нагрянули… Тьмою
Небо укрыли и лес…
Стало глухою тюрьмою
Царство волшебных чудес.

В тайге, в болотах, вдалеке,
На голубой Амгунь-реке
Поселок Керби мирно спит,
Сугробы месяц серебрит.
Скажи: давно ли вся страна
Узнала эти имена?
Ту осень не забудем мы.
Туман. Предчувствие зимы.
И первых заморозков лед
И утром проводы в полет
Троих отважных дочерей
Великой родины моей.
Мы будем помнить эти дни,
Когда не знали мы о них,
И плыл на розыски в полет
За самолетом самолет.
И жгли костры плотовщики
На берегах Амгунь-реки,
И шел в обход охотник тот,
Что векшу в глаз дробинкой бьет.
Тайга... Лишайники... Вода...
Но все в порядке. Ведь когда
Сто семьдесят мильонов их,
Друзей и родичей твоих, -
Они обшарят там и тут
Всю землю и тебя найдут!
В свинцовых глазках пряча злость,
К ним шел медведь - незваный гость,
Лишь три патрона в кобуре,
И что за вкус в сырой коре?
Замел полянку ту снежок,
Куда Раскова свой прыжок
Направила. Ольшаник тот,
Где Осипенко самолет
Остановила, нынче тут
Мороз. Потрескивает куст.
Кругом болото разлилось.
Тут бурый мишка, частый гость,
Разрыв сердито мерзлый мох,
Находит... меховой сапог.
Мы вспоминаем их полет,
А Гризодубова поет
Под лампой светлою в тени:
- Вздохни, Соколик, и засни!
Спит вся Москва. И вдалеке,
На голубой Амгунь-реке,
Поселок Керби мирно спит,
Сугробы месяц серебрит...

Под окошком я стою
И под нос себе пою,
И в окошко я гляжу,
И от холода дрожу.

В длинной комнате светло,
В длинной комнате тепло.
Точно сдуру на балу,
Тени скачут по стеклу.

Под окошками сидят,
Да в окошки не глядят,
Знать, на улицу в окно
И глядеть-то холодно.

У дверей жандарм стоит,
Звонкой саблею стучит,
Экипажи стали в ряд,
Фонари на них горят.

А на небе-то черно,
А на улице темно.
И мороз кругом трещит...
Был и я когда-то сыт.

Снега, снега!.. Под белой пеленой
Простерлась степь пустыней ледяной.
Кровавый луч блестит в морозной мгле, —
Уж ночь близка… И жутко на земле.
Как будто мир оцепенел на век…
Лишь я живу, забытый человек!
И чудится — в угрюмый этот час
Заката луч горит в последний раз.
Полозьев скрип тревожит праздный слух.
Ямщик молчит… Ямщик ли то, иль дух?! —
И все вокруг мне кажется порой
Больной мечты причудливой игрой…

Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.

Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег...

Бегают, смеются,
Лепят снежный дом,
Звонко раздаются
Голоса кругом...

В снежном доме будет
Резвая игра...
Пальчики застудят, –
По домам пора!

Завтра выпьют чаю,
Глянут из окна, –
Ан, уж дом растаял,
На дворе – весна!

Поутру вчера дождь
В стёкла окон стучал,
Над землёю туман
Облаками вставал.

Веял холод в лицо
От угрюмых небес,
И, бог знает о чём,
Плакал сумрачный лес.

В полдень дождь перестал,
И, что белый пушок,
На осеннюю грязь
Начал падать снежок.

Ночь прошла. Рассвело.
Нет нигде облачка.
Воздух лёгок и чист,
И замёрзла река.

На дворах и домах
Снег лежит полотном
И от солнца блестит
Разноцветным огнём.

На безлюдный простор
Побелевших полей
Смотрит весело лес
Из-под чёрных кудрей.

Словно рад он чему,—
И на ветках берёз,
Как алмазы горят
Капли сдержанных слёз.

Здравствуй, гостья-зима!
Просим милости к нам
Песни севера петь
По лесам и степям.

Есть раздолье у нас,—
Где угодно гуляй;
Строй мосты по рекам
И ковры расстилай.

Нам не стать привыкать,
Пусть мороз твой трещит:
Наша русская кровь
На морозе горит!

Искони уж таков
Православный народ:
Летом, смотришь, жара -
В полушубке идёт;

Жгучий холод пахнул -
Всё равно для него:
По колени в снегу,
Говорит: «Ничего!»

В чистом поле метель
И -кутит, и мутит,—
Наш степной мужичок
Едет в санках, кряхтит:

«Ну, соколики, ну!
Выносите, дружки!»
Сам сидит и поёт -
«Не белы-то снежки!..»

Да и нам ли подчас
Смерть не встретить шутя,
Если к бурям у нас
Привыкает дитя?

Когда мать в колыбель
На ночь сына кладёт,
Под окном для него
Песни вьюга поёт.

И разгул непогод
С ранних лет ему люб,
И растёт богатырь,
Что под бурями дуб.

Рассыпай же, зима,
До весны золотой
Серебро по полям
Нашей Руси святой!

И случится ли, к нам
Гость незваный придёт
И за наше добро
С нами спор заведёт —

Уж прими ты его
На сторонке чужой,
Хмельный пир приготовь,
Гостю песню пропой;

Для постели ему
Белый пух припаси
И метелью засыпь
Его след на Руси!

Выйди в полночь. Площадь белая 
Стелет саван у реки. 
Гулко ночь обледенелая 
Застучит в твои виски. 
Месяц, облаком завешенный, 
Глянет в дымное кольцо, 
И, волнуясь, ветер взбешенный 
Бросит снег тебе в лицо. 
Стань, окованная холодом, 
Там, где вскинут черный мост 
Стихнет ветер. Пыльным золотом 
Загорятся пятна звезд. 
Над перилами чугунными 
Перегнись и посмотри: 
Вдоль реки цепями лунными 
Зыбко пляшут фонари. 
Свищет снег по дальним линиям, 
Стынет, шепчется вода, 
И, окутанные инеем, 
Гулко плачут провода. 
Что ты ждешь? Свистками грубыми 
Утро рвет волшебный бред. 
Там, над каменными трубами, 
Встал мигающий рассвет. 
Переулками разрытыми 
Ночь из города ползет, 
И кровавыми гранитами 
Расцветает небосвод. 
Хмуро камни просыпаются, 
Стынет сердце... Отдохни. 
За рекою зажигаются 
Безнадежные огни. 
В зеркала свинцово-синие 
Слепо смотрится заря -- 
Это встал в короне инея 
Белый призрак Декабря.

На небе месяц - и ночная
Еше не тронулася тень,
Царит себе, не сознавая,
Что вот уж встрепенулся день,-

Что хоть лениво и несмело
Луч возникает за лучом,
А  небо так еще всецело
Ночным сияет торжеством.

Но не пройдет двух-трех мгновений,
Ночь испарится над землей,
И в полном блеске проявлений
Вдруг нас охватит мир дневной...

Вот моя деревня;
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;

Вот свернулись санки
И я на бок - хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.

И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.

Всё лицо и руки
Залепил мне снег...
Мне в сугробе горе,
А ребятам смех!

Но меж тем уж село
Солнышко давно;
Поднялася вьюга,
На небе темно.

Весь ты перезябнешь, -
Руки не согнешь, -
И домой тихонько,
Нехотя бредешь.

Ветхую шубенку
Скинешь с плеч долой;
Заберешься на печь
К бабушке седой,

И сидишь, ни слова...
Тихо всё кругом;
Только слышишь: воет
Вьюга за окном.

В уголке согнувшись,
Лапти дед плетет;
Матушка за прялкой
Молча лен прядет.

Избу освещает
Огонек светца;
Зимний вечер длится,
Длится без конца.

И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнет мне бабка
Сказку говорить:

Как Иван-царевич
Птицу-жар поймал,
Как ему невесту
Серый волк достал.

Слушаю я сказку -
Сердце так и мрет;
А в трубе сердито
Ветер злой поет.

Я прижмусь к старушке...
Тихо речь журчит,
И глаза мне крепко
Сладкий сон смежит.

И во сне мне снятся
Чудные края.
И Иван-царевич -
Это будто я.

Вот передо мною
Чудный сад цветет;
В том саду большое
Дерево растет.

Золотая клетка
На сучке висит;
В этой клетке птица
Точно жар горит;

Прыгает в той клетке,
Весело поет,
Ярким, чудным светом
Сад весь обдает.

Вот я к ней подкрался
И за клетку - хвать!
И хотел из сада
С птицею бежать.

Но не тут-то было!
Поднялся шум, звон;
Набежала стража
В сад со всех сторон.

Руки мне скрутили
И ведут меня...
И, дрожа от страха,
Просыпаюсь я.

Уж в избу, в окошко,
Солнышко глядит;
Пред иконой бабка
Молится, стоит.

Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда.

Ах, зима, зима лихая,
Кто тебя так рано звал, —
Головой снегирь качая,
Зауныло припевал. —

Лишь цветочки ароматны
Нам успели плод принесть.
Где девались дни приятны?
Что в плодах, как не с кем есть?

Нежны птички улетали…
С ними я, бывало, пел,
Песни клетку позлащали,
В ней с любовью я сидел!

Ах, зима, зима лихая,
Кто тебя так рано звал, —
Головой снегирь качая,
Зауныло припевал. —

В ней с подругою прелестной
Мы пеняли на простор.
Есть ли угол темный, тесной,
Где любимый светит взор!

Всё с тобой, зима лихая,
Помирюсь я как-нибудь,
Коль, любви не остужая,
Нежности даешь соснуть.

Ах, зима, зима лихая,
Кто тебя так рано звал, —
Головой снегирь качая,
Зауныло припевал.

Белый снег, пушистый
В воздухе кружится
И на землю тихо
Падает, ложится.

И под утро снегом
Поле забелело,
Точно пеленою
Все его одело.

Темный лес что шапкой
Принакрылся чудной
И заснул под нею
Крепко, непробудно...

Божьи дни коротки,
Солнце светит мало, -
Вот пришли морозцы -
И зима настала.

Труженик-крестьянин
Вытащил санишки,
Снеговые горы
Строят ребятишки.

Уж давно крестьянин
Ждал зимы и стужи,
И избу соломой
Он укрыл снаружи.

Чтобы в избу ветер
Не проник сквозь щели,
Не надули б снега
Вьюги и метели.

Он теперь покоен -
Все кругом укрыто,
И ему не страшен
Злой мороз, сердитый.

В дни лета природа роскошно,
Как дева младая, цветет
И радостно денно и нощно
Ликует, пирует, поет.

Красуясь в наряде богатом,
Природа царицей глядит,
Сафиром, пурпуром, златом
Облитая, чудно горит.

И пышные кудри и косы
Скользят с-под златого венца,
И утром и вечером росы
Лелеют румянец лица.

И полные плечи и груди -
Всё в ней красота и любовь,
И ею любуются люди,
И жарче струится в них кровь.

С приманки влечет на приманку!
Приманка приманки милей!
И день с ней восторг спозаранку,
И ночь упоительна с ней!

Но поздняя осень настанет:
Природа состарится вдруг;
С днем каждым всё вянет, всё вянет,
И ноет в ней тайный недуг.

Морщина морщину пригонит,
В глазах потухающих тьма,
Ко сну горемычную клонит,
И вот к ней приходит зима.

Из снежно-лебяжьего пуху
Спешит пуховик ей постлать,
И тихо уложит старуху,
И скажет ей: спи, наша мать!

И спит она дни и недели,
И полгода спит напролет,
И сосны над нею и ели
Раскинули темный намет.

И вьюга ночная тоскует
И воет над снежным одром,
И месяц морозный целует
Старушку, убитую сном.

Боре Нерадову

Вечер заколачивает в уши праздник
Тем, кто не хотел в глаза ему взглянуть,
Потому что все души тоскующие дразнит
Протянувшийся по небу Млечный Путь,

Потому что неистово и грубо
Целый час рассказывал перед ними,
Что где-то есть необыкновенные губы
И тонкое, серебряное имя.

Дразнил и рассказывал так, что даже маленькая лужица
Уже застывшая пропищала: — Ну вот, —
У меня слеза на реснице жемчужится,
А он тащит в какой-то звёздный хоровод.

И от её писка ли, от смеха ли
Вздыбившихся улиц, несущих размеренный шаг
Звёзды на горизонте раскачались и поехали,
Натыкаясь друг на друга впотьмах.

И над чёрною бездной, где белыми нитками
Фонарей обозначенный город не съедется,
Самым чистым морозом выткано
Млечный Путь и Большая Медведица. 

Взор мой бродит везде по немой, по унылой пустыне;
Смерть в увядшей душе, всё мёртво в безмолвной природе
Там на сосне вековой завыванию бури внимает
               Пасмурный вран.

Сердце заныло во мне, средь тягостных дум я забылся:
Спит на гробах человек и видит тяжелые грезы;
Спит - и только изредка скорбь и тоска прилетают
                 Душу будить!

"Шумная радость мертва; бытие в единой печали,
В горькой любви, и в плаче живом, и в растерзанном сердце!" -
Вдруг закачал заскрипевшею елию ветер: я, вздрогнув,
                 Очи подъял!

Всюду и холод и блеск. Обнаженны древа и покрыты
Льдяной корой. Иду; хрустит у меня под ногою
Светлый, безжизненный снег, бежит по сугробам тропинка
                В белую даль!

Вот уж осень улетела,
И примчалася зима.
Как на крыльях, прилетела
Невидимо вдруг она.

Вот морозы затрещали
И сковали все пруды.
И мальчишки закричали
Ей "спасибо" за труды.

Вот появилися узоры
На стеклах дивной красоты.
Все устремили свои взоры,
Глядя на это. С высоты

Снег падает, мелькает, вьется,
Ложится велой пеленой.
Вот солнце в облаках мигает,
И иней на снегу сверкает.

Все вокруг в природе 
          Сном могильным спит, 
В стройном хороводе 
          Лес седой стоит, 
На деревьях иней 
          Серебром блестит, 
А вдали свод синий 
          Над землей висит... 
И река под снегом 
          Замерла в тиши; 
Лишь метель, набегом, 
          Прошумит в глуши, 
Засвистит в прибрежных 
          Камышах сухих, 
Злобно пылью снежной 
          Обдавая их. 
И растут все выше 
          Берега кругом, -- 
Расписные крыши 
          И за домом дом... 

Зима, во мраки облеченна,
Затмила красоты полей;
Земля, от уз ее стесненна,
Мертва во время мразных дней.

Древа одежды всей лишенны,
Печальны, — в них веселья нет;
Но те из них не обнаженны,
Внутрь коих ба́льзам их течет.

Зима здесь смерть изображает, —
Когда постигнет серп ея,
Любезна юность исчезает,
Лишаясь жизни своея.

Уст сладких розы увядают
И амарант младых ланит,
Улыбки нежны застывают,
В очах огнь гаснет — не горит.

Но кедры зиму презирают;
В них зелень вечности цветет:
Те силу смерти не познают,
В которых здесь любовь живет.

Любовь есть свет всего, что живо,
Ее мы образ зрим весной,
И там, где сердце терпеливо
Внутри себя хранит покой.

Лютая зима! доколе
Землю будешь ты томить,
Реки быстрые в неволе
Льдистым гнетом бременить?
Долго ль быть твоей нам жертвой
И сносить жестокий хлад?
Все уныло, пусто, мертво,
Все, куда ни кинем взгляд.

Ах, когда ж весна природу
Оживить опять прийдет;
Милую ручьям свободу,
Жизнь древам, цветам вдохнет?
Скоро ль, в рощах безмятежных
Птичек поселяя вновь,
К ним на крыльях горлиц нежных
Принесет она любовь?

Подождем;— не все стремится
Буря из полнощных недр;
Время колесом вертится:
Скоро дунет южный ветр;
Животворной теплотою
Льды распустит и снега
И роскошною рукою
Облечет в цветы луга.

Скоро ласточки на воле
Будут к облакам взлетать;
Скоро станем в чистом поле
Чистым воздухом дышать.
Подождем:— как после тени
Солнца луч ясней блестит,
После скорбных угнетений
Так нас радость оживит.

Мы вспоминаем тихий снег,
Когда из блеска летней ночи
Нам улыбнутся старческие очи
Под тяжестью усталых век.

Ах, ведь и им, как в наши дни,
Казались все луга иными.
По вечерам в волнисто-белом дыме
Весной тонули и они.

В раю затепленным свечам
Огни земли казались грубы.
С безумной грустью розовые губы
О них шептались по ночам.

Под тихим пологом зимы
Они не плачут об апреле,
Чтобы без слез отчаянья смотрели
В лицо минувшему и мы.

Из них судьба струит на нас
Успокоенье мудрой ночи, -
И мне дороже старческие очи
Открытых небу юных глаз.

Немая степь лежит
Под пеленою белой;
Ручей оледенел; пустынный луг умолк…
Лишь снежный вихрь шумит
Над рощей помертвелой,
Да ворон каркает, да воет жадный волк…
Напрасно сквозь туман
Пожаром зори пышут,
И солнце яркое украдкой льёт лучи,
И ветры южных стран
Теплом сквозь холод дышут, —
Земля-покойница не шевелит парчи…

Спит тяжким сном она
Под саваном могильным…
Но возрожденья дух, тоскуя, в ней живет
И ждет, когда весна
Дыханием всесильным
Рассеет колдовство — растопит снег и лёд.

О жест зимы ко мне,
холодный и прилежный.
Да, что-то есть в зиме
от медицины нежной.

Иначе как же вдруг
из темноты и муки
доверчивый недуг
к ней обращает руки?

О милая, колдуй,
заденет лоб мой снова
целебный поцелуй
колечка ледяного.

И все сильней соблазн
встречать обман доверьем,
смотреть в глаза собак
и приникать, к деревьям.

Прощать, как бы играть,
с разбега, с поворота,
и, завершив прощать,
простить еще кого-то.

Сравняться с зимним днем,
с его пустым овалом,
и быть всегда при нем
его оттенком, малым.

Свести себя на нет,
чтоб вызвать за стеною
не тень мою, а свет,
не заслоненный мною.

Под грустные песни метели,
Под ласками бледной луны
Уснули зеленые ели,
И снятся им чудные сны…

Им снятся прозрачные тени
И вешняя музыка вод,
И свежие ветви сирени
И трепетных звезд хоровод…

Им снится, что в блеске рассвета
На иглах сверкает роса…
Что, счастьем весенним согреты,
Глядятся они в небеса…

Им снится, что ветви родные
Полны голосистых гостей…
Что солнца лучи золотые
На зелени блещут ветвей…

Проснулись зеленые ели
В снегах полунощной страны
Под грустные песни метели.
Под ласками бледной луны…

Проснулись и смотрят в печали.
Объятые ужасом тьмы;
На мертвые, снежные дали,
На мертвое царство зимы…

Ни жизни, ни звука, ни тени…
Неясно под лунным лучом
На миг промелькнули олени
И скрылись в тумане ночном.

И плачут зеленые ели,
Бессильной тоскою полны,
Под грустные песни метели,
Под ласками бледной луны.

Поля покрылися пушистыми снегами, 
И солнце,  скрытое туманными зыбями, 
Как будто крадется невидимой стезей
От утра позденего до ранней тьмы ночной.
Прощайте,  осени разгульные забавы!
Прощай,  призывный рог в безмолвии дубравы, 
И легкий скок коня по долам и горам, 
И звучная гоньба по утренним зарям!
Когда пройдет зима? когда увидим снова
Веселый цвет лугов и поля озимнова, 
Леса,  согретые дыханием весны, 
И синеву небес над зеркалом волны?
Вотще,  исполненный невольного томленья, 
Чтоб разогнать тоску и скуку заточенья, 
Гляжу в замерзшее и тусклое окно: 
Вокруг всё  холодно,  и мертво,  и темно!
Вдали шумит метель,  и на земле печальной
Раскинут белый снег как саван погребальный;
Вокруг всё холодно,  но что ж? В груди моей
Теплее кровь бежит,  и взор души светлей.
Мечта проснулася,  и чудные виденья
Рисует предо мной игра воображенья.
Мне помнятся края,  где,  путник молодой, 
Я с мирным посохом и пылкою душой
Бродил среди картин и прелестей природы;
Скалы Швейцарии,  убежище свободы, 
И роскошь Франции,  и ты,  страна чудес
И пламенных искусств,  и радужных небес, 
Страна Италии,  где луг,  и лес,  и волны, 
И диких гор верхи восторгов страстных полны!
Мне битвы помнятся,  гусаров шумный стан
Блестящей сабли взмах,  погибель мусульман, 
Марицы светлый ток,  Эдырне горделивый
И стройный минарет в пустыне молчаливой.
Но чаще помню я,  забывши внешний мир, 
На лоне юности мой беззаботный пир, 
Надежды светлые,  веселые мечтанья, 
Давно увядшие цветы существованья;
И брата,  и певца,  любимца чистых муз, 
И смертью раннею разорванный союз;
И с памятью утрат и прежних наслаждений
Бегут потоки слез,  стихов и вдохновений.

Ода к другу, в 1799 году

Пришла печальна старость года,
Зима, по осени златой;
Осиротела вся природа,
Иванов, друг любезный мой!
Ах, скоро вечности пучина
Сего времян поглотит сына,
И сей уже не будет год.
Его заступит место новый,
И, свергнув зимние оковы,
Он узрит вновь весны приход.

Так наших дней зима наступит
И чувств огонь погасит в нас,
Ослабит память, ум иступит
И разольет по жилам мраз,
Доколе смерть нас не изымет
Из уз телесных и подымет
Пред нами вечности покров.
Мы там в странах святых вселимся,
Где с бедством, с нуждой разлучимся,
Где нет тиранов, ни рабов.

Но прежде претечем покорно
Начертанный судьбами круг;
Потщимся с пользой, непозорно,
И жить и умереть, мой друг!
Прямую изберем дорогу,
Вождю надежнейшему - богу
Предав себя в святый покров;
Окажем к слабым снисхожденье,
К порочным жалость, к злым презренье,
А к добрым пламенну любовь.

Теперь, Иванов, можем зваться
Весенними сынами мы;
Еще не скоро прикасаться
К нам хладу жизненной зимы:
Итак, прилежно ниву вспашем,
Чтоб в юношеском сердце нашем
Привязанность к добру росла;
Чтоб, в жаркую годину лета
Огнем благих страстей нагрета,
Плоды нам в осень принесла.

Теперь вкруг нас амуры вьются,
Из свежих мирт венки плетут,
Все удовольствия смеются
И все цветы забав растут.
Сорвем попавшуюся розу,
Но осторожно, чтоб занозу
Нам от шипов не получить!
А то, мой друг, и прежде сроку
Узнаем зиму мы жестоку
И для болезней будем жить.

О нет! умеренность благая!
Тебе потщимся мы внимать.
Твои законы соблюдая,
Болезней можем мы не знать;
И скуки, дщери пресыщенья,
Не убоимся приближенья,
Твоим щитом ограждены:
Для нас здоровие небесно,
Сие твое дитя прелестно,
Продлит еще весенни дни.

Смотрю на снежные пустыни:
Лежит как в саване земля;
То смерти вид, символ святыни,
Символ другого бытия.

Не всё с собой возьмёт могила,
Не всё зима мертвит в полях:
Проснётся жизненная сила,
Проснутся мёртвые в гробах.

    М. А. Волошину 

Снега синей, снега туманней; 
Вновь освеженней дышим мы. 
Люблю деревню, вечер ранний 
И грусть серебряной зимы. 

Лицо изрежет ветер резкий, 
Прохлещет хладом в глубь аллей; 
Ломает хрупкие подвески 
Ледяных, звонких хрусталей. 

Навеяв синий, синий иней 
В стеклянный ток остывших вод, 
На снежной, бархатной пустыне 
Воздушный водит хоровод. 

В темнеющее поле прыснет 
Вечерний, первый огонек; 
И над деревнею повиснет 
В багровом западе дымок; 

Багровый холод небосклона; 
Багровый отблеск на реке... 
Лениво каркнула ворона; 
Бубенчик звякнул вдалеке. 

Когда же в космах белых тонет 
В поля закинутая ель, 
Сребро метет, и рвет, и гонит 
Над садом дикая метель, - 

Пусть грудой золотых каменьев 
Вскипит железный мой камин: 
Средь пламенистых, легких звеньев 
Трескучий прядает рубин. 

Вновь упиваюсь, беспечальный, 
Я деревенской тишиной; 
В моей руке бокал хрустальный 
Играет пеной кружевной. 

Вдали от зависти и злобы 
Мне жизнь окончить суждено. 
Одни суровые сугробы 
Глядят, как призраки, в окно. 

Пусть за стеною, в дымке блеклой, 
Сухой, сухой, сухой мороз, - 
Слетит веселый рой на стекла 
Алмазных, блещущих стрекоз. 

Средь седых
И старящих,
Сводящих с ума,
И моя,
Товарищи,
Тащится зима.

Постучится палочкой,
Сядет у стола:
«Ну-с, Иосиф Павлович,
Вот и я
Пришла...»

Я склонюсь,
Задумавшись,
А вокруг, звеня,
Девушки
И юноши
Окружат меня.

Не кряхтя,
Не ахая,
Не зная забот,
А играя сахаром
Молодых зубов!..

Но, шапчонку комкая,
Старый гражданин,
Я перед потомками
Не склоню седин.

Бьет
В кремлевском знамени
Алая струя.
Это — кровь!
И в пламени
Капля есть
Моя...

Средь седых
И старящих,
Сводящих с ума,
И моя,
Товарищи,
Тащится зима.

Постучится палочкой,
Сядет у стола:
«Ну-с, Иосиф Павлович,
Вот и я
Пришла...»

То дохнет она морозами,
То взметнется вдруг метелями —
И шумит, гудит над елями,
Стонет, мчится за обозами.

То затянет поседелая
С вьюгой песни голосистые,
Расстилая ткани белые
На поляны серебристые.

То замолкнет и любуется
Перелесками, равнинами,
С ярким солнышком целуется.
Блещет синими долинами.

Только елочки упрямы -
зеленеют - то во мгле,
то на солнце. Пахнут рамы
свежим клеем, на стекле
перламутровый и хрупкий
вьется инея цветок,
на лазури, в белой шубке
дремлет сказочный лесок.

Утро. К снежному сараю
в гору повезли дрова.
Крыша искрится, по краю -
ледяные кружева.
Где-то каркает ворона,
чьи-то валенки хрустят,
на ресницы с небосклона
блестки пестрые летят...

         I

Что нам весна с соловьями, с цветущею рощей! На что нам
Пышный венок из цветов и горячее солнце полудня?
Если со мной ты, дитя, й зима мне милее весенней
Теплой поры. Разложивши огонь, сижу я с тобою
Так же, как в солнечный день. Твоя резвая песня мне тот же
Звонкий напев соловья. А цветущая роща... Зачем мне
Рощу!.. И здесь, в мягком кресле, я счастлив, как
        в чаще дубовой
На душистой траве.- Вместо ярких долины цветов
Есть незабудки в глазах у тебя, на щеках твоих розы;
Шея и грудь твоя - те же лилеи; а светлые волны
Русых кудрей благовонней, чем воздух расцветшего сада.

         II

Сивка по полю бежит,
Снег под санками скрипит;
Солнце светит высоко...
Так отрадно и легко!

Щечки свежие в мороз
Расцвели алее роз...
Не озябла ль ты, дитя?
Дома сядем у огня.

Сивка по полю бежит,
Снег под санками скрипит...
Поседели в злой мороз
Кудри шелковых волос!

Вьется дым невдалеке...
В нашем теплом уголке
Печка весело горит,
Кресло мягкое стоит.

Там согреешься шутя,
Мое доброе дитя...
Будут греть уста мои
Ручки мерзлые твои.

Солнце ярко в небесах,
Поле все горит в звездах.
Сивка, ну!.. лети стрелой...
Стой! приехали домой!..

        III

Ярко и с треском огонь разгорелся... Уж поздно!..
Надо ли свечи зажечь?.. Для чего! В полумраке
Будем сидеть и болтать... да о чем же? - О всем мы
Переболтали с тобою вечерней порой.
Что говорить... Поцелуй меня лучше, малютка!
Лучше всех толков моих поцелуй твой один.

         IV

Вечером поздно уляжешься ты на кушетке. Сижу я,
   Лампа горит на столе, быстро вожу я пером.
Только задумаюсь, только перо отведу от бумаги,
   Тотчас ты мне говоришь: "Рифмы не можешь найти?
Что за слово? скажи!.. Я найду тебе тотчас отзвучье...
   Разве не знаешь, что я рифмы люблю прибирать?"
Знаю, дитя: ты прекрасный поэт, и уста твои звучно
   К каждой ласке моей в рифму целуют меня!

            Поэт

Что ты, Муза, так печальна,
Пригорюнившись сидишь?
Сквозь окошечка хрустальна,
Склоча волосы, глядишь;
Цитры, флейты и скрыпицы
В белы руки не берешь;
Ни божественной Фелицы,
Ни Плениры не поешь?

            Муза

Что мне петь? - Ах! где хариты?
И друзей моих уж нет!
Львов, Хемницер в гробе скрыты,
За Днепром Капнист живет.
Вельяминов, лир любитель,
Богатырь, певец в кругу,
Беззаботный света житель,
Согнут скорбями в дугу.

            Поэт

Да! Фелицы нет, Плениры,
Нет харит, и нет друзей:
Звук торжественный, лиры
Посвятить кому твоей?
Посвятишь ли в честь ты Хлору,
Иль Добраду в славе ты?
Труб у них не слышно хору,
Дни их тихи, как листы.

            Муза

Тот сидит всегда за делом,
Та покоит вдов, сирот, -
В покрывале скромном, белом
Так зима готовит плод.
Не видать ее работы,
Не слыхать ее машин;
Но по скуке зрятся льготы,
И земля цветет, как крин.

            Поэт

Между тем к нам, Вельяминов,
Ты прийди хотя согбен,
Огнь разложим средь каминов,
Милых сердцу соберем;
И под арфой тихогласной,
Наливая алый сок,
Воспоем наш хлад прекрасный:
Дай зиме здоровье бог!

Как перья страуса на черном катафалке,
Колышутся фабричные дымы.
Из черных бездн, из предрассветной тьмы
В иную тьму несутся с криком галки.
Скрипит обоз, дыша морозным паром,
И с лесенкой на согнутой спине
Фонарщик, юркий бес, бежит по тротуарам...
О, скука, тощий пес, взывающий к луне!
Ты - ветер времени, свистящий в уши мне!

Свободы нет в природе,
Ее соблазн исчез,
Не надо на свободе
Смущать ноябрьский лес.

Застыли в смертном сраме
Над собственной листвой
Осины вверх ногами
И в землю головой.

В рубахе погорельца
Идет Мороз-кащей,
Прищелкивая тельца
Опавших желудей.

А дуб в кафтане рваном
Стоит, на смерть готов,
Как перед Иоанном
Боярин Колычев.

Прощай, великолепье
Багряного плаща!
Кленовое отрепье
Слетело, трепеща,

В кувшине кислорода
Истлело на весу...
Какая там свобода,
Когда зима в лесу.

Зима недаром злится,
Прошла ее пора -
Весна в окно стучится
И гонит со двора.

И все засуетилось,
Все нудит Зиму вон -
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.

Зима еще хлопочет
И на Весну ворчит.
Та ей в глаза хохочет
И пуще лишь шумит...

Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя...

Весне и горя мало:
Умылася в снегу,
И лишь румяней стала,
Наперекор врагу.

Как рада девица-краса
Зимы веселому приходу,
Как ей любезны небеса
За их замерзнувшую воду!
С какою радостью она,
Сквозь потемневшего окна,
Глядит на снежную погоду!
И вдруг жива и весела
Бежит к подруге своей бальной
И говорит ей триумфально:
"Зима пришла! Зима пришла!"

Воспитанник лесной Дианы,
Душою радуясь, глядит,
Как помертвелые поляны
Зима роскошно серебрит;
Порою осени унылой
Ходить с ружьем совсем не мило:
И льется дождь, и ветр шумит,
Но выпал снег, прощай терпенье!
Его охота ожила,
И говорит он в восхищенье:
"Зима пришла! Зима пришла!"

Казны служитель не безвинный
Как рая, зимней ждет поры:
Плохой барыш с продажи винной
Весной и в летние жары:
Крестьяне заняты работой;
Он зрит с печальною зевотой
Цереры добрые дары;
Но вот зима - и непрестанно
Торговля ездить начала -
И он кричит, восторгом пьяный:
"Зима пришла! Зима пришла!"

Питомцу музы не отрада
И пылкой музе не сладка
Зимы суровая прохлада:
В лесу мороз, стоит река,
Повсюду мрачное молчанье -
И где ж певцу очарованье,
Восторг и мирты для венка?
Он взглянет на землю - пустыня,
Не небо взглянет - небо спит;
Но если юноше велит
Душой и разумом богиня
Прославить зимние дела,-
В поэте радость оживает
И. вдохновенный, восклицает:
"Зима пришла! Зима пришла!"

Экой снег какой глубокий!
Лошадь дышит горячо.
Светит месяц одинокий
Через левое плечо.

Пруд окован крепкой бронью,
И уходят от воды
Вправо - крестики вороньи,
Влево - заячьи следы.

Гнется кустик на опушке,
Блещут звезды, мерзнет лес,
Тут снимал перчатки Пушкин
И крутил усы Дантес.

Раздается на полянке
Волчьих свадеб дальний вой.
Мы летим в ковровых санках
По дороге столбовой.

Ускакали с черноокой
И - одни... Чего ж еще?
Светит месяц одинокий
Через левое плечо.

Неужели на гулянку
С колокольцем под дугой
Понесется в тех же санках
Завтра кто-нибудь другой?

И усы ладонью тронет,
И увидит у воды
Те же крестики вороньи,
Те же заячьи следы?

На погост он мельком глянет,
Где ограды да кресты.
Мельком глянет, нас помянет:
Жили-были я да ты!..

И прижмется к черноокой,
И задышит горячо.
Глянет месяц одинокий
Через левое плечо.

По мутным склонам небосвода
С глухих плотин, издалека
Ползут разливы молока,
Как в половодьи тихом воды.

В них притаились крики вьюг
И не один метельный ворох...
И мнится - ловит чуткий слух
Далекий и протяжный шорох.

Проглянет облако на миг,
Блуждая тенью по беспутью,
И так же вмиг белесой мутью
Задернется в полях немых.

И день, и сумрак, как не свой -
Висят зевотой ледяною
Вблизи, вдали и с высоты,
И сумрак тот же за луною,
Что опустился на кусты.

И небо здесь, и небо там -
Неслышных облак полный стан.
---------------
Но вот, где толпы облаков
С утра темнели стаей пленных
Да изредка синела высь, -
Безумье ярое белков
Вдруг опускается вселенной,
К нам опрокинутою вниз.

Оно молчит и взгляд потухший,
Слегка похожий на гранит,
Несытой жадностью глядит
На наши вздрогнувшие души,
На наши тощие сердца.
(Взгляд обезумевший слепца).

И вновь по склонам небосвода
С безвестных рек, издалека
Ползут разливы молока,
Как в половодьи тихом воды...
---------------
Но миг еще, и вот растет
Шатер опущенный полмира,
И веет сказкой от высот
Полувоздушного Памира.

И сердцу трепетно легко.
Скользит минута золотая.
И верится - недалеко
Поля маисные Китая,

Поля и рощи и луга,
Песков желтеющая скатерть
И розоватые снега
Горы Кунь-Ляо на закате.

Вот только приподнять бы край,
Ножом по этой мглистой коже! -
А там - нефритовый Китай
На все Китаи непохожий.
---------------
За полдень - снег.
Без ветра - снег.
Как белый пух,
Как белый мех,
Ложится тихо, как туман -
Незванный гость полярных стран,
Незванный гость, незванный друг, -
Предтеча бурь и дымных вьюг.

Талый снег налетал и слетал,
Разгораясь, румянились щеки,
Я не думал, что месяц так мал
И что тучи так дымно-далеки...

Я уйду, ни о чем не спросив,
Потому что мой вынулся жребий,
Я не думал, что месяц красив,
Так красив и тревожен на небе.

Скоро полночь. Никто и ничей,
Утомлен самым призраком жизни,
Я любуюсь на дымы лучей
Там, в моей обманувшей отчизне.

Цельною льдиной из дымности вынут
Ставший с неделю звездный поток.
Клуб конькобежцев вверху опрокинут:
Чокается со звонкою ночью каток.

Реже-реже-ре-же ступай, конькобежец,
В беге ссекая шаг свысока.
На повороте созвездьем врежется
В небо Норвегии скрежет конька.

Воздух окован мерзлым железом.
О конькобежцы! Там - все равно,
Что, как глаза со змеиным разрезом,
Ночь на земле, и как кость домино;

Что языком обомлевшей легавой
Месяц к себе примерзает; что рты,
Как у фальшивомонетчиков,- лавой
Дух захватившего льда налиты.

Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный -
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела -
А нынче... погляди в окно:

Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.

Морозит. Снег хрустит. Туманы над полями.
Из хижин ранний дым разносится клубами
В янтарном зареве пылающих небес.
В раздумии глядит на обнаженный лес,
На домы, крытые ковром младого снега,
На зеркало реки, застынувшей у брега,
Светила дневного кровавое ядро.
Отливом пурпурным блестит снегов сребро;
Иглистым инеем, как будто пухом белым,
Унизана кора по ветвям помертвелым.
Люблю я сквозь стекла блистательный узор
Картиной новою увеселять свой взор;
Люблю в тиши смотреть, как раннею порою
Деревня весело встречается с зимою:
Там по льду гладкому и скользкому реки
Свистят и искрятся визгливые коньки;
На лыжах зверолов спешит к лесам дремучим;
Там в хижине рыбак пред пламенем трескучим
Сухого хвороста худую сеть чинит,
И сладостно ему воспомнить прежний быт,
Взирая на стекло окованной пучины,-
Про зори утренни и клики лебедины,
Про бури ярые и волн мятежный взрыв,
И свой хранительный под ивами залив,
И про счастливый лов в часы безмолвной ночи,
Когда лишь месяца задумчивые очи
Проглянут, озлатят пучины спящей гладь
И светят рыбаку свой невод подымать.

Зимней ночью, один, по дороге,
Озаренной печальной луной,
Тихо шел я… Полей необъятный
Развернулся простор предо мной.

В небе трепетно звезды мерцали.
Облака над простором полей
Плыли медленно в даль голубую
И клубясь тихо таяли в ней.

Никого… Среди мертвых, холодных,
Занесенных снегами равнин.
Словно саваном белым покрытых,
Все вперед шел я тихо один.

Накипели в груди моей слезы,
Слезы горечи, злобы, обид
И томило, терзало сознанье.
Что один я — покинут, забыт…

И все дальше я шел…
Камнем сердце
Мне давили тоска и печаль…
В небе звезды, как слезы, дрожали
И клубясь облака плыли в даль.

Морозная ночь... Отлетает клубами
Дыханье усталых коней,
Далекое небо мерцает звездами,
И скрип раздается саней.
Я еду, и сны, пролетая незримо,
Меня задевают крылом;
Мне чудится кто-то далекий, любимый;
Повеяло прежним теплом.
Опять невозможное яркой зарею
Над сумраком жизни горит;
Я жадно, как прежде, внимаю душою
Всему, что оно говорит.
А звезды далёко и тускло мерцают,
Мороз всё сильней и сильней...
Седыми клубами во мрак улетает
Дыханье усталых коней.

Зимние вьюги завыли
В наших пустынях глухих,
Саваном снега накрыли
Мертвых они и живых.

Гроб - моя темная келья,
Крыша тяжелая - свод;
Ветер полночный в ущелье
Мне панихиду поет.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя: где же кружка?
Сердцу будет веселей.

Поет колокольчик так нежно, так нежно
В молчании зимних вечерних полей,
Что даже с березы серебряно-снежной
Не падает иней с ветвей.

Да, все, что любил я доверчиво-свято,
Чем сердце томилось и было полно,
И все, чему верил, молился когда-то, —
Все это уж было давно.

Теперь ничего, ничего мне не надо,
Пусть будит вечерний серебряный звон, —
Баюкает скорбное сердце отрадой,
Баюкает в белый серебряный сон.

Поет колокольчик так нежно, так нежно!
Глубоким покоем чарует луна.
Все кажется сказкой серебряно-снежной,
Волшебную сказку поет тишина.

Я умер, уснул и засыпан снегами,
И вижу я белый серебряный сон.
Глубокий покой и луна над полями.
Баюкает нежный серебряный звон.

Зимний лес – такой в лесу обычай
Собирает много птичьих стай.
И плывет по лесу гомон птичий,
Словно за столом звенит хрусталь.
Собирая корм, синицы скачут.
На снегу расселись снегири,
Будто это расстелили скатерть,
Вышитую пламенем зари.
Через сук салфетку перекинув,
Над гостями клонится дубок.
Набросали птицы под осину
Кучу вилок – отпечатки ног.
И в густую хвою песни спрятав,
Засыпают птицы на суках.
А внизу стоят, как поварята,
Пни в огромных белых колпаках.

Зимний лес! От края и до края
Он застыл смолистою стеной,
Сердце беспокойное смущая
Неправдоподобной тишиной.

Он меня гнетет своим величьем,
Полным отрешеньем от всего
И высокомерным безразличьем
К жизни за пределами его.

Будто нет веселого сиянья
Городов, затерянных вдали,
Будто нет ни счастья, ни страданья,
Будто нет вращения Земли.

Лишь порой взлетает ворон круто,
Потревожив царственную ель,
И бушует целую минуту
Маленькая тихая метель.

Да, удивительные, право, шутки света
Есть в пейзаже зимнем, нам родном!
Так иногда равнина, пеленой снегов одета,
Богато зарумяненная солнечным лучом,
Какой-то старческою свежестью сияет.
Речонка быстрая, что по равнине протекает
И, кольцами, изгибами крутясь,
Глубокою зимой не замерзает,—
Вступает с небом в цветовую связь!
Небес зеленых яркая окраска
Ее совсем невероятно зеленит;
По снегу белому она, зеленая, бежит,
Зеленая, как изумруд, как ряска...

И так и кажется тогда, что перед нами
Земля и небо шутят, краски обменяв:
Сияет небо, свой румянец снегу передав,
Цвет зелени полей — он принят небесами,
И, как бы в память прошлого, как след следа,
Бежит по снегу белому зеленая вода.
О! если б можно было вам, равнины неба,
Приняв в себя все краски лета и весны,
Взять наши горести, сомненья, нужду хлеба —
Отдав взамен немного вашей тишины
И вашего покоя... нам они нужны!

Гнет и ломит ноша снега
Кипарисы нежные,
И корчует вал с разбега
Грабы побережные.

Всё смесилось в тусклой хляби
Твердь и зыби вьюжные.
Кто вас губит, кто вас грабит,
Вертограды южные?

И сквозь лязги волн и визги
Племени Эолова
Зевс гремит и плещет брызги
Плавленного олова.

Смертью ль мутные зеницы
Водит над пучинами
Ветхий Кронос, бледнолицый,
Треплющий сединами?

Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.

Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска...

Ни огня, ни черной хаты...
Глушь и снег... Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне.

Скучно, грустно... Завтра, Нина,
Завтра, к милой возвратясь,
Я забудусь у камина,
Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая
Мерный круг свой совершит,
И, докучных удаляя,
Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен лунный лик.

Угасло солнце. Мгла ложится
Покровом черным. Серебрится
Замерзший снег у фонарей.
Мерцают звезды в небе дальнем,
И в их сиянии печальном
Нет теплых, радостных лучей.

Все тихо. Замер шум столицы;
Туманно в выси голубой;
И тени странные, как птицы,
Недвижно реют над землей.

Все спит. Дневные стихли звуки;
Везде бесстрастье и покой,
И, стонам вняв тоски людской,
Ночь разгоняет скорбь и муки.

В дали безбрежной звезды блещут,
Предела нет ковру снегов,
И как в туманном мире снов
Невидимые волны плещут. 

Лазурь еще светла и алостью прощальной
Пушистые снега мерцают на заре,
А ночь уже идет дорогою хрустальной,
Вся в голубых тенях и в звездном серебре.
Застыли облака. Белея в белой нише,
Покоится луна бесстрастным божеством.
О, ночь! Моя печаль загадочней и тише,
Мне сладко быть одной в безмолвии лесном.
Алмазный, снежный сон… Обвеянная тайной
Расширилась душа, покорная мечте,
И тянется в простор зовущий и бескрайный,
К непознанным мирам, к предвечной красоте. 
Мне сладко быть одной, о призрак снежнокрылый,
Исполненная чар, недышащая ночь!
Как будто от земли безвластной и унылой
В заоблачную даль я уплываю прочь…
Как будто я средь звезд, в лазури небосклона,
Где вспыхнул нежный блеск триады золотой,
И в грудь мою скользят с лучами Ориона
Безгорестная тишь, забвенье и покой. 

Ночь темна, ветер в улице дует широкой,
Тускло светит фонарь, снег мешает идти.
Я устал, а до дому еще так далеко...
Дай к столбу прислонюсь, отдохну на пути.

Что за домик печально стоит предо мною!
Полуночники люди в нем, видно, не спят;
Есть огонь, заболтались, знать, поздней порою!..
Вон две свечки на столике дружно горят.

А за столиком сидя, старушка гадает...
И об чем бы гадать ей на старости дней?..-
Возле женщина тихо младенца качает;
Видно, мать! Сколько нежности в взоре у ней!

И как мил этот ангел, малютка прелестный!
Он с улыбкой заснул у нее на руках;
Может, сон ему снится веселый, чудесный,
Может, любо ему в его детских мечтах.

Но старушка встает, на часы заглянула,
С удивленьем потом потрясла головой,
Вот целуется, крестит и будто вздохнула...
И пошла шаг за шагом дрожащей стопой.

Свечки гасят, и в доме темно уже стало,
И фонарь на столбе догорел и погас...
Видно, в путь уж пора, ночь глухая настала.
Как на улице страшно в полуночный час!

А старушка недолго побудет на свете,
И для матери будет седин череда,
Развернется младенец в пленительном свете,-
Ах, бог весть, я и сам жив ли буду тогда.

Тонут во мраке фасады,
Тихо повсюду, темно.
Свет одинокой лампады
Сверху мерцает в окно.

Кто там не спит за стеною?
Труженик бледный, худой
Грудью изнывшей, больною
Борется ль с горькой нуждой?

Сердцем, облившимся кровью,
Слушая дочери стон,
Мать ли, прильнув к изголовью,
Отдых забыла и сон?

Иль не смыкающий очи,
Ужасом смерти томим,
Грешник рыдает средь ночи,
Каясь пред ликом святым?

Время ползет бесконечно.
Громче в безмолвной тиши
Страх перед мукою вечной,
Скорбь и сомненья души,

Горше нужда и острее,
Бреда нет сил превозмочь…
О, проходи же скорее,
Темная, зимняя ночь! 

Ярко звезды горят, улыбаются.
Облака между звезд золотых
Паутиною легкой сплетаются.
Белый месяц смеется на них.

Белый месяц смеется. Доносится
Смех его легкокрылый ко мне.
Сердце к небу лазурному просится.
Воздух тает в лазурном огне.

Путь серебряный тонет в безбрежности.
Замерла синеокая даль.
Ночь полна и покоя, и нежности…
Ничего ей на свете не жаль.

Духи чистые, духи холодные
Над уснувшей землею скользят,
И мечты от печали свободные
К неизвестным пределам летят.

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Не поправить дня усильями светилен.
Не поднять теням крещенских покрывал.
На земле зима, и дым огней бессилен
Распрямить дома, полегшие вповал.

Булки фонарей и пышки крыш, и черным
По белу в снегу - косяк особняка:
Это - барский дом, и я в нем гувернером.
Я один, я спать услал ученика.

Никого не ждут. Но - наглухо портьеру.
Тротуар в буграх, крыльцо заметено.
Память, не ершись! Срастись со мной! Уверуй
И уверь меня, что я с тобой - одно.

Снова ты о ней? Но я не тем взволнован.
Кто открыл ей сроки, кто навел на след?
Тот удар - исток всего. До остального,
Милостью ее, теперь мне дела нет.

Тротуар в буграх. Меж снеговых развилин
Вмерзшие бутылки голых, черных льдин.
Булки фонарей, и на трубе, как филин,
Потонувший в перьях нелюдимый дым.

Весело сияет
Месяц над селом;
Белый снег сверкает
Синим огоньком.

Месяца лучами
Божий храм облит;
Крест под облаками,
Как свеча, горит.

Пусто, одиноко
Сонное село;
Вьюгами глубоко
Избы занесло

Тишина немая
В улицах пустых,
И не слышно лая
Псов сторожевых.

Помоляся богу,
Спит крестьянский люд,
Позабыв тревогу
И тяжелый труд.

Лишь в одной избушке
Огонек горит:
Бедная старушка
Там больна лежит.

Думает-гадает
Про своих сирот:
Кто их приласкает,
Как она умрет.

Горемыки-детки,
Долго ли до бед!
Оба малолетки,
Разуму в них нет;

Как начнут шататься
По дворам чужим -
Мудрено ль связаться
С человеком злым!..

А уж тут дорога
Не к добру лежит:
Позабудут бога,
Потеряют стыд.

Господи, помилуй
Горемык-сирот!
Дай им разум-силу,
Будь ты им в оплот!..

И в лампадке медной
Теплится огонь,
Освещая бледно
Лик святых икон,

И черты старушки,
Полные забот,
И в углу избушки
Дремлющих сирот.

Вот петух бессонный
Где-то закричал;
Полночи спокойной
Долгий час настал.

И бог весть отколе
Песенник лихой
Вдруг промчался в поле
С тройкой удалой,

И в морозной дали
Тихо потонул
И напев печали,
И тоски разгул.

Белая лужайка,
Теплая фуфайка.
Я на лыжах побегу —
Ты меня поймай-ка!

На берёзках снегири
Ярче утренней зари,
Синие синички,
Снег за рукавички!

Белая дорожка,
Подожди немножко.
Кто-то ходит за кустом –
Заяц или кошка?

Если кошка ходит – пусть!
Если заяц – не боюсь!
Если волк с медведем –
Дальше не поедем!

В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.

Светятся, тихие, светятся, чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?

Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное — все забывается,
Светлые звезды горят!

Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?

В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь…

Колокольчик звякнул бойко
Под дугой коренника,
Миг, и — взмыленная тройка
От села уж далека.
Ни усадьбы, ни строений —
Только: вехи да снега
Да от зимней сонной лени
Поседелые луга.
Выгибая круто шеи,
Пристяжные, как метель,
Колкой снежной пылью сея,
Рвут дорожную постель.
А дорога-то широка,
А дорога-то бела.
Солнце — слепнущее око —
Смотрит, будто из дупла:
Облака кругом слепились
Над пещеркой голубой.
И назад заторопились
Вехи пьяною толпой.
Закивали быстро вехи:
Выбег ветер — ихний враг.
И в беззвучном белом смехе
Поле прянуло в овраг.
Под горой — опять деревня,
С красной крышей домик твой;
А за ним и флигель древний
Потонул, нырнул в сувой.
— Вот и — дома. Вылезай-ка
Поживее из саней!
Ну, встречай гостей, хозяйка,
Костенеющих — родней! —
Снова кони, кучер, сани —
Оторвались от крыльца.
А в передней — плеск лобзаний,
Иней нежного лица.

Вол­шеб­ное цар­ство как будто нездеш­не­го мира:
Де­ре­вья недвиж­ные в иней оде­лись пу­ши­стый.
На цар­ствен­ной ели в ал­ма­зах бле­стя­щих пор­фи­ра,
На строй­ной бе­ре­зе неве­сты наряд се­реб­ри­стый.
Вы­со­кие липы в одеж­де стоят бе­ло­снеж­ной,
Как будто бы свита по­друг мо­ло­дой но­во­брач­ной.
От ме­ся­ца свет раз­ли­ва­ет­ся дым­кою неж­ной,
И снеж­ная даль ис­че­за­ет за мглою про­зрач­ной.
Не слыш­но ни звука. Все за­мер­ло в мерт­вом покое,
Все стих­ло, за­сты­ло под белым хо­лод­ным по­кро­вом…
И страш­но на­ру­шить мол­ча­ние это немое
И тай­ные чары спуг­нуть необ­ду­ман­ным сло­вом. 

Зима. Пахнул в лицо мне воздух чистый...
Уж сумерки повисли над землей,
Трещит мороз, и пылью серебристой
Ложится снег на гладкой мостовой.
Порой фонарь огнистой полосою
Мелькнет... Да звон на небе прогудит...
   Неугомонною толпою
   Народ по улицам спешит.

И грустно мне!
               И мысль моя далеко,
И вижу я отчизны край родной:
Угрюмый лес задумался глубоко,
И звезды мирно шепчутся с землей,
Лучи луны на инее трепещут,
И мерзлый пар летает от земли,
   А в окнах светятся и блещут
   Гостеприимные огни.

Как у наших ворот снежный вихорь метет,
Вкруг столбов всё крутит-завивается,
Словно стонет-гудёт, в стекла мерзлые бьет.
Ах, как сердце болит — надрывается!

Не приехал домой наш сосед молодой, —
Да зачем он опять-то покажется?
Правда, прошлой весной говорил он со мной.,
Да ведь всё не упомнишь, что скажется!

Вот весна-то была! И тепла, и светла!
Как-то всё говорилося, пелося,
Всех бы я обняла, всем прощать начала —
Как-то вдруг мне любить захотелося!

Что он видел и знал! Сколько мне рассказал
Про широкую жизнь, про раздольную
По большим городам, по далеким краям,
Про людскую про волюшку вольную!

Полетела бы я в эту даль, в те края,
Всё б увидела новое, дивное,
Эту скуку и брань позабыла бы я,
Всё б свое позабыла противное.

Вот как птицы летят, от морозов спешат
За людьми работящими, праздными,
Что за новой весной, чай, толпа за толпой
Потянулись дорогами разными…

А у наших ворот лишь тропинка идет…
Вон уж снегом она заметается!
А у наших ворот только буря поет,
Только буря поет-заливается…

          О, тишина
Глуши безмолвной, безмятежной!
          О, белизна
Лугов под пеленою снежной!

          О, чистота
Прозрачных струй обледенелых!
          О, красота
Рощ и лесов заиндевелых!

          Как хороша
Зимы чарующая греза!
          Усни, душа,
Как спят сугробы, пруд, береза...

          Сумей понять
Природы строгое бесстрастье:
          В нем - благодать,
Земное истинное счастье.

           Светлей снегов
Твои да будут сновиденья
           И чище льдов
Порывы сердца и стремленья.

           У ней учись,
У зимней скудости прелестной,
           И облекись
Красою духа бестелесной.

Одной надеждой о весне
Зимою я живу...
Я вижу тёмный лес во сне,
И солнце, и траву...

Не очарует он меня,
Седой колдун Мороз!
Мне снится ландышей семья,
Мне снится шум берёз...

Зачем брильянты и парчу
Принёс старик с собой?
Ведь я цветов одних хочу,
Одних цветов весной!

И долго будет под окном
Суровый дед грозить
За то, что в сердце он моём
Не может снов убить...

Полно убиваться!
Полно тосковать!
Пусть снега кружатся
Под окном опять,
Пусть метель ссыпает
Горы у ворот, -
Летом всё растает,
И снега, и лед!

Полно убиваться!
Полно тосковать!
Пусть невзгоды злятся
Над тобой опять!
Хоть вражда пускает
Все гоненья в ход -
Скоро всё растает,
И вражда, и гнет!

Снегом белым, серебристым,
как парчою, двор одет.
В бледном инее пушистом
лучезарный солнца свет.

На дворе нас ждут салазки,
‎будут нас с горы возить.
‎Мы Снегурку, словно в сказке,
‎станем весело лепить.

А устанем — перемена:
побежим домой играть,
мама сказки Андерсе́на
будет вечером читать.

Снежинки-снежинки,
Седые пушинки
Летят и летят!
И дворик, и сад
Белее сметаны,
Под крышей висят
Прозрачные льдинки...
Дымятся лужайки, кусты и тропинки,
За садом молочные страны
Сквозят.
Лохматые тучи
Нахмурили лоб,
А ветер колючий
Сгребает сугроб -
Бросает снежками...
Над пухлым забором
Несется прыжками
И белым узором
Заносит мохнатые окна и дверь
И воет, как зверь!
Вороны прозябли,
Кусты, словно грабли...
Кусает мороз -
А ветви берез,
Как белые сабли...
То вправо, то влево
Кружусь, как волчок.
Эй, Снежная Дева!
Возьми, подыми на сквозном дирижабле
И в стае снежинок умчи за лесок!

Снова поют за стенами
Жалобы колоколов...
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!

Город во мгле засыпает,
Серп серебристый возник,
Звездами снег осыпает
Твой воротник.

Ранят ли прошлого зовы?
Долго ли раны болят?
Дразнит заманчиво-новый,
Блещущий взгляд.

Сердцу он (карий иль синий?)
Мудрых важнее страниц!
Белыми делает иней
Стрелы ресниц...

Смолкли без сил за стенами
Жалобы колоколов.
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!

Месяц склоняется чистый
В души поэтов и книг,
Сыплется снег на пушистый
Твой воротник.

День морозно-золотистый
Сети тонкие расставил,
А в дали, пурпурно-мглистой,
Кто-то медь ковал и плавил.

Кто-то золотом сусальным
Облепил кресты и крыши.
Тихий ветер дымам дальним
Приказал завиться выше...

К сизым кольцам взоры вскинем!
Мир печалью светлой болен...
Стынет в небе, ярко-синем,
Строй прозрачных колоколен.

Метель завывает уныло. Кругом
Все спит подневольным и тягостным сном.
Холодные хлопья несметною тучей
Несутся и вьются, как саван летучий.
Мороз все сгубил, - все заковано в лед;
А вьюга над всем панихиду поет.
Во мгле непроглядной не видно дороги.
Глаза залепляет, не движутся ноги;
Постелью пуховою смотрит сугроб,
А ляжешь - постель обращается в гроб...
В степи разгулялись туманы-бураны;
Повсюду - опасность; повсюду - обманы;
Повсюду - в засаде невидимый враг:
Бездонная круча, болото, овраг,
Глубокая прорубь, - все гладко, все бело...
Забитая кляча, замерзшее тело
Мужицкое - скрыты... Сугроб снеговой
Одел их в прекрасный покров гробовой.
Все глухо и немо. Лишь воронов стая
Кружится в потемках, друг друга скликая,
И каркает громко, - да жалобный вой
Голодных волков раздается порой.
И трудно поверить, что спит не навеки
Красавица степь, что замерзшие реки
Воскреснут опять, что головки цветов
Не сгинут под гнетом тяжелых снегов,
Что песнь соловья зазвучит заливная,
Что пышно пшеница взойдет трудовая,
Что листья зашепчутся в чаще лесов,
Погнутся деревья от зрелых плодов,
Что жизни зародыш, природой хранимый,
Под саваном смерти таится незримый.

Зимою всего веселей
Сесть к печке у красных углей,
Лепешек горячих поесть,
В сугроб с голенищами влезть,
Весь пруд на коньках обежать
И бухнуться сразу в кровать.

Весною всего веселей
Кричать средь зеленых полей,
С барбоской сидеть на холме
И думать о белой зиме,
Пушистые вербы ломать
И в озеро камни бросать.

А летом всего веселей
Вишневый обкусывать клей,
Купаясь, всплывать на волну,
Гнать белку с сосны на сосну,
Костры разжигать у реки
И в поле срывать васильки...

Но осень еще веселей!
То сливы срываешь с ветвей,
То рвешь в огороде горох,
То взроешь рогатиной мох...
Стучит молотилка вдали -
И рожь на возах до земли...

      Подражание Горацию

С полуночи буря течет
И, мрачные тучи волнуя,
   В их сонме скрывает
   Из глаз небеса.

Порывисты ветры свистят,
И снежные вихри крутятся,
   Пушистые стелют
   Ковры по лугам.

Давно ли шумели ключи,
Цветущие розы гордились
   И пели в тенистых
   Кустах соловьи?

Дохнула седая зима -
Лишь терны да ель зеленеют,
   Лишь каркают враны:
   Природа мертва!

Друзья! поспешим уловить, -
Покуда нас юность лелеет
   И в полных играет
   Румянец щеках,

Покуда в нас жар не потух
И русые кудри виются, -
   Крылатое время
   Веселий в кругу!

Природа воскреснет опять
В блистательной юности года,
   И скачущи Горы *
   Весну приведут -

Для нас невозвратно зайдет
Весеннее юности солнце;
   Увы! невозвратно
   Лета протекут.

Всю ночь, как призрак белый, 
Пустившись в дикий пляс, 
Метель в полях шумела, 
Куда-то вдаль неслась... 

И прилетала снова 
На крыльях из парчи, -- 
И был, как стон больного, 
Ее напев в ночи... 

Всю ночь метель рыдала, 
И крылась в сердце жуть, -- 
И сердце, ноя, знало, 
Что счастья не вернуть... 

Мрачные, серые дни без рассвета!
Солнышко божье скрывается где-то.
   Мрачные зимние дни!
Серы, безжизненны, тусклы и люди,
Искры небесной не кроют их груди...
   Так же бесцветны они.

Мрачно-бесцветна журнальная сфера,
Мелко в ней всё, водянисто и серо,
   Мысли живительной нет...
Дрябло-бесцветна ученость сухая;
Роется в хламе она, ковыляя,
   Точно беззубый скелет...

Мрачные зимние тучи нависли...
Скучно без солнца, без жизни, без мысли...
   И, как цветок полевой,
В сумраке вянет и сохнет без света
Слабая, чахлая песня поэта
   Под непроглядною мглой...

Приди к нам, матушка зима,
И приведи с собой морозы!
Не столько их нам страшны грозы,
Сколь сырость, нерешимость, тьма,
В которых гнездится чума!
А от твоих лобзаний розы
У нас взыграют на щеках,
Из глаз жемчужны выжмешь слезы!
Положишь иней на висках,
И мы - как в сребряных венках.

Ах! долго ли нам грязнуть в тине
И мороситься под дождем?
Ноябрь у нас уж в половине!
Тебя теперь мы, зиму, ждем,
Приди, сбери в морщины строги
Умяклое лицо земли
И на святой Руси дорога
Пушистым снегом устели,
Чтоб наши радовались ноги,

Неву и Бельта воды бурны,
В которых нынешней порой
Не виден неба свод лазурный
И Феб на кои взгляд понурный
Бросает, лучше ты покрой
Своей алмазною корой!

И дай нам странствовать по суху
Над пенной хлябию реки;
Подставив под ноги коньки,
Крылатому подобно духу,
Не уступать в бегу коням,
Катиться легким вслед саням,

Саням, усаженным четами
Младых красавиц в соболях,
Под пурпуровыми фатами.
Они на новых сих полях
Явятся новыми цветами,
Чтоб царство украшать зимы,
И с ними не озябнем мы!

Дохни, Борей, на нас сурово
И влажный осуши эфир, -
С тобою русакам здорово.
А ты, обманчивый Зефир,
Что веешь к нам с Варяжска моря,
Ты нам теперь причиной горя:
Ведь дождь и слякоть от тебя;
Поди ж и дуй своим поэтам,
Которы, и зимой и летом
Тебе похвальну песнь трубя,
Бесстыдно лгут пред целым светом,

Теплу и стуже время есть.
И то нам и другое в честь.
Не итальянцы мы, не греки,
Которым наших зим не снесть,
У коих не живут и снеги.
Они пусть хвалят злак лугов,
Журчащих ручейков прохладу,
И жизнь невинных пастухов,
И собиранье винограду:
Не чужды нам забавы их,
Но знают ли они отраду
Трескучих зимушек лихих?

Как под снегами зреет озимь,
Так внутрення в нас жизнь кипит
И члены ко трудам крепит.
Доколи бодрость в нас не спит,
Мы рук и ног не отморозим.
И русских удалых сынов
Так не обидела природа,
Чтоб им и помощь и покров
Не дать от мразов, хладов норда!
В лесах надолго станет дров,
И есть полезны там соседи:
Лисицы, волки и медведи -
Для теплых шуб обильный лов!
С куниц и с соболей пужливых
Драгие мехи совлекут,
Дубравы целые ссекут
Для топли изб гостелюбивых.

И если не ущедрил Вакх
Студеный край наш виноградом,
Довольны русским мы Усладом {*}
При добрых брагах и медах.


* Услад - Славянский бог пиршеств

Как все вокруг сурово, снежно,
Как этот вечер сиз и хмур!
В морозной мгле краснеют окна нежно
Из деревенских нищенских конур.

Ночь северная медленно и грозно
Возносит косное величие свое.
Как сладко мне во мгле морозной
Мое звериное жилье!

Как с того ли да с великого ума
Раз придумала красавица зима:
«Чтой-то я, зима, по северу хожу,
По холодному разгуливаю?
Дай-ка я, зима, маленько погляжу
На житье-бытье заморское!»

Собралася в путь красавица зима,
Снарядилася, как надо быть, сама,
Да собраться не безделица:
С ней отправился и старый дед-мороз,
Красна девица метелица,
Снег сыпучий вместе с инеем.

Вперед мчатся, расстилаются,
Мелким бесом рассыпаются
Ветры буйны разудалые,
Шалуны бойцы немалые;
А вдогонку тучки снежные
По поднебесью торопятся.

Ничего про то весне не говоря,
Забралась зима за теплые моря;
В той земле, где круглый год гостит весна,
Со всей челядью устроилась,
И пошла гулять по волюшке она,
И с морозом, и с метелицей.

Глядь-поглядь зима — не рады ей совсем:
Не утешат, не попотчуют ничем.
Намела метель на славу санный путь —
Люди в санках не катаются;
А едва мороз попробовал дохнуть —
По домам все разбегаются.

Снег да иней — словно серебро горит,
Лед — что зеркало, — никто и не глядит;
Знай кричат себе: «Напасть на нас пришла,
Стужа злая да немилая…
И зачем ты нас снегами замела? —
Пропадай, зима постылая!»

Осерчал Мороз: «Эх, матушка-зима!
Да никак ты вовсе спятила с ума?
Для чего сюда пожаловала
И меня взяла с собою, старика?
Али родина не баловала,
Али Русь тесна, не вдосталь широка?

По твоей ли глупой, матушка, вине
Непорядки в православной стороне:
Не дождутся люди санного пути,
И никто не покатается;
Нет, как хочешь, нам домой пора идти:
Старый год, поди, кончается!»

И не стала спорить матушка-зима,
По родной земле соскучилась сама:
Едет-мчится со всей челядью домой,
И Мороз за ней ударился.
«Эй, — кричит, — возьми-ка Новый год с собой,
Наш теперь, поди, состарился!»

И сейчас вдали метелица метет;
Новый год зима из-за моря несет,
С ней мороз со снегом-инеем спешит,
Усыпает землю серебром;
Буйный вихрь гонцом вперед зимы летит,
А вдогонку тучки снежные…

Тёмный ельник снегами, как мехом,
Опушили седые морозы,
В блёстках инея, точно в алмазах,
Задремали, склонившись, берёзы.

Неподвижно застыли их ветки,
А меж ними на снежное лоно,
Точно сквозь серебро кружевное,
Полный месяц глядит с небосклона.

Высоко он поднялся над лесом,
В ярком свете своём цепенея,
И причудливо стелются тени,
На снегу под ветвями чернея.

Замело чащи леса метелью, —
Только вьются следы и дорожки,
Убегая меж сосен и ёлок,
Меж берёзок до ветхой сторожки.

Убаюкала вьюга седая
Дикой песнею лес опустелый,
И заснул он, засыпанный вьюгой,
Весь сквозной, неподвижный и белый.

Спят таинственно стройные чащи,
Спят, одетые снегом глубоким,
И поляны, и луг, и овраги,
Где когда-то шумели потоки.

Тишина, — даже ветка не хрустнет!
А, быть может, за этим оврагом
Пробирается волк по сугробам
Осторожным и вкрадчивым шагом.

Тишина, — а, быть может, он близко...
И стою я, исполнен тревоги,
И гляжу напряжённо на чащи,
На следы и кусты вдоль дороги.

В дальних чащах, где ветви и тени
В лунном свете узоры сплетают,
Всё мне чудится что-то живое,
Всё как будто зверьки пробегают.

Огонёк из лесной караулки
Осторожно и робко мерцает,
Точно он притаился под лесом
И чего-то в тиши поджидает.

Бриллиантом лучистым и ярким,
То зелёным, то синим играя,
На востоке, у трона господня,
Тихо блещет звезда, как живая.

А над лесом всё выше и выше
Всходит месяц, — и в дивном покое
Замирает морозная полночь
И хрустальное царство лесное! 

Мама! глянь-ка из окошка -
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело -
Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий
По ветвям развешан иней -
Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:
За салазки, да и в гору
Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
"Ну, скорей гулять!"

Белыми змейками вьется метель,
Белые кони кружат карусель,
Струйками снежными колет лицо.
Милая, помню, дала мне кольцо.

С прялкой злая старуха-зима, —
К белому савану будет кайма,
Снег засыпает и холод в груди.
Милая, помню, сказала: приди.

Яростно пряжей бросает в меня,
Ясного солнца не видно два дня,
Ветер поет надо мною хорал.
Милая, знаешь, твой перстень пропал.

           1

В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега,-

Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожеи
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.

Ни зги не видать, а ведь этот посад
Может быть в городе, в Замоскворечьи,
В Замостьи, и прочая (в полночь забредший
Гость от меня отшатнулся назад).

Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник - осиновый лист, он безгубый,
Безгласен, как призрак, белей полотна!

Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой...
- Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!

Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий...
Я тоже какой-то... о город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!

Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий...
Я тоже какой-то... я сбился с дороги:
- Не тот это город, и полночь не та.

           2

Все в крестиках двери, как в Варфоломееву
Ночь. Распоряженья пурги-заговорщицы:
Заваливай окна и рамы заклеивай,
Там детство рождественской елью топорщится.

Бушует бульваров безлиственных заговор.
Они поклялись извести человечество.
На сборное место, город! За город!
И вьюга дымится, как факел над нечистью.
Пушинки непрошенно валятся на руки.
Мне страшно в безлюдья пороши разнузданной.
Снежинки снуют, как ручные фонарики.
Вы узнаны, ветки! Прохожий, ты узнан!

Дыра полыньи, и мерещится в музыке
Пурги:- Колиньи, мы узнали твой адрес!-
Секиры и крики: - Вы узнаны, узники
Уюта!- и по двери мелом - крест-накрест.

Что лагерем стали, что подняты на ноги
Подонки творенья, метели - сполагоря.
Под праздник отправятся к праотцам правнуки.
Ночь Варфоломеева. За город, за город!

Ночью в полях, под напевы метели,
Дремлют, качаясь, березки и ели...
Месяц меж тучек над полем сияет, -
Бледная тень набегает и тает...
Мнится мне ночью: меж белых берез
Бродит в туманном сиянье Мороз.

Ночью в избе, под напевы метели,
Тихо разносится скрип колыбели...
Месяца свет в темноте серебрится –
В мерзлые стекла по лавкам струится...
Мнится мне ночью: меж сучьев берез
Смотрит в безмолвные избы Мороз.

Мертвое поле, дорога степная!
Вьюга тебя заметает ночная,
Спят твои села под песни метели,
Дремлют в снегу одинокие ели...
Мнится мне ночью: не степи кругом –
Бродит Мороз на погосте глухом...

Поздно. Стужа. Кони мчатся
Вьюги бешеной быстрей.
Ах! когда бы нам добраться
До ночлега поскорей!
У! как в поле темно, бледно.
Что за страшная метель!
И далек ночлег мой бедный,
Одинокая постель.

Мчуся. Грустно. Злится вьюга
По белеющим полям;
И сердечного недуга
Я постичь не в силах сам.
То - прошедшее ль с тоскою
Смутным чувством говорит?
Иль грядущее бедою
Мне нежданною грозит?..

Пусть всё сгибло в раннем цвете,
Рок мой мрачен и жесток;
Сладко думать мне: на свете
Есть блаженный уголок...
И в полуночи глубокой,
Как спешу к ночлегу я,
Может - ангел одинокой
Молит небо за меня...

   Расстилает метель 
   Снеговую постель, 
Серебристая кружится мгла. 
   Я стою у окна, 
   Я больна, я одна, 
И на сердце тоска налегла. 

   Сколько звуков родных, 
   Голосов неземных 
Зимний ветер клубит в вышине. 
   Я внимаю - и вот 
   Колокольчик поёт. 
То не милый ли мчится ко мне? 

   Я бегу на крыльцо. 
   Ветер бьёт мне в лицо, 
Ветер вздох мой поймал и унёс: 
   'Милый друг мой, скорей 
   Сердцем сердце согрей, 
Дай отраду утраченных слёз! 

   Не смотри, что измят 
   Мой венчальный наряд, 
Что от мук побледнели уста, 
   Милый друг мой, скорей 
   Сердцем сердце согрей, - 
И воскреснет моя красота'. 

   Жду я. Тихо вдали. 
   Смолкли звуки земли. 
Друг далёко, - забыл обо мне. 
   Только ветер не спит, 
   И гудит, и твердит 
О свиданьи в иной стороне.

    Отрывок

Чу! Ширь глухая вдруг завыла!
Вот зыбкий вихрь мелькнул в кустах,
И, будто с жалобой унылой,
Клубясь, гудя, взрывая прах,
Как белый призрак, мчится, пляшет,
Вдруг длинный саван распояшет
И обовьет им кровли хат,
И глухо-глухо бьет в набат...
Но сладость есть и в диком вое
Вдруг встрепенувшейся зимы,
Как жутко-сладок шелест тьмы,
И любо сердце роковое,
В чьем сумраке безвестный час
Над грозной бездной водит нас!

Как скудны дни твои
Какой полны тоскою
Отчаянья бесстрастною рукою
Сгибают рамена мои!

В окне замерзлом бледная денница
За беспросветностью черневшей ночи
Казалось замерзающая птица
Ко мне пробиться в душу хочет. 

              Посвящено кому-то

Голубушка моя, склони ты долу взоры,
Взгляни ты на окно: какие там узоры
На стеклах расписал наш дедушка-мороз
Из лилий, ландышей и белоснежных роз.
Взгляни, как расписал он тайно иль не тайно,
Случайно говоря, а может, не случайно,
Хотя бы, например, вот это бы стекло?
Взгляни ж: перед тобой знакомое село,
Стоит себе оно, пожалуй, на пригорке...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дрожит за пашнями опаловая даль,
В извилинах борозд червонных луж осколки,
Берёзки по межам, как в нежную вуаль,
Одела изморозь в пушистые иголки.

Сверкают гладкие, сухие колеи
И гребни острые, как камень твердый, грязи.
По  розовой слюде морозные штрихи
Белеют, как следы старинной книжной вязи.

На бледном небе нет ни облака. Висит
Мерцающая высь прозрачным льдом сурово...
Седой туманный лес чего-то ждёт, молчит,
И солнце малое болезненно-багрово.

За окном стучится вьюга,
Ветер дует мне в плечо:
Холодна моя лачуга.
Только сердце горячо!
И бедна она немножко:
Стены голые кругом!
Но зато мороз окошко
Разукрасил серебром.
Написал он изумрудом
На холодных стеклах лес,
Диво-розы, пальмы-чудо,
Сказку, полную чудес:
Цепью вдаль уходят горы,
Блещут снежные хребты,
Через реки и озера
Перекинуты мосты.
Город с белыми церквами,
Дальний город вижу я,
И расписаны зубцами
Стен узорные края. 
В растворенные ворота
Едут витязи толпой
На потешную охоту
В лес кудрявый и густой.
На шеломах перья веют,
Блещут копий острия,
А за лесом свирепеет
Стоголовая змея.
За горой, где город дальний
Скрыт туманом голубым,
Терем высится хрустальный,
Терем с верхом золотым.
Вкруг раскинулись каштаны,
Розы пышные цветут,
Бьют кристальные фонтаны,
Птицы райские поют.
Там, в разубранной светлице,
Вечно грустная живет
Раскрасавица-девица,
Гостя, суженого ждет.
У нее уста - что розы,
Очи - звезды, жемчуг - слезы,
А под темною косой
Светит месяц золотой.

Смотрит с неба месяц бледный,
Точно серп стальной;
По селу мороз трескучий
Ходит сам-большой.

По заборам, по деревьям
Вешает наряд;
Где идет, в снегу алмазы
По следу горят.

Шапка набок, нараспашку
Шуба на плечах;
Серебром сияет иней
На его кудрях.

Он идет, а сам очами
Зоркими глядит:
Видит он, - вот у калитки
Девица стоит...

Поглядел, тряхнул кудрями, -
Звонко засвистал -
И пред девицей любимым
Молодцом предстал.

"Здравствуй, сердце!.. здравствуй, радость!" -
Он ей говорит;
Сам же жгучими очами
В очи ей глядит.

"Здравствуй, Ваня! Что ты долго?
Я устала ждать.
На дворе такая стужа,
Что невмочь дышать..."

И мороз рукой могучей
Шею ей обвил,
И в груди ее горячей
Дух он захватил.

И в уста ее целует -
Жарко, горячо;
Положил ее головку
На свое плечо.

И очей не сводит зорких
Он с ее очей;
Речи сладкие такие
Тихо шепчет ей:

"Я люблю тебя, девица,
Горячо люблю.
Уж тебя ли, лебедицу
Белую мою!"

И все жарче он целует,
Жарче, горячей;
Сыплет иней серебристый
На нее с кудрей.

С плеч девичьих душегрейка
Съехала долой;
На косе навис убором
Иней пуховой.

На щеках горит румянец,
Очи не глядят,
Руки белые повисли,
Ноги не стоят.

И красотка стынет... стынет...
Сон ее клонит...
Бледный месяц равнодушно
Ей в лицо глядит.

Чу! С двора стучится в ставни:
Узнаю богатыря.
Здравствуй, друг, знакомец давний!
Здравствуй, чадо декабря!
Дым из труб ползёт лениво;
Снег под полозом визжит;
Солнце бледное спесиво
Сквозь туман на мир глядит.

Я люблю сей благодатный
Острый холод зимних дней.
Сани мчатся. Кучер статный,
Окрылив младых коней,
Бодр и красен: кровь играет,
И окладисто - горда,
Серебрится и сверкает
В снежных искрах борода.
Кони полны рьяной прыти!
Дым в ноздрях, в ногах - метель!
А она - то? - Посмотрите:
Как мила теперь Адель!
Сколько блеску хлад ей придал!
Други! Это уж не тот
Бледный, мраморный ваш идол:
В этом лике жизнь цветёт;
Членов трепетом и дрожью
Обличён заветный жар,
И из уст, дышавших ложью,
Бьёт теперь - чистейший пар,
Грудь в движении волнистом;
Неги полное плечо,
Кроясь в соболе пушистом,
Шевелится горячо;
Летней, яркою денницей
Пышно искрятся глаза;
И по шёлковой реснице
Брызжет первая слеза.

Кто ж сей мрамор на досуге
Оживил? - Таков вопрос.
Это он - не льститесь, други, -
Это он - седой мороз!
Жадно лилии он щиплет,
И в лицо, взамен их, сыплет
Пламя свежих, алых роз.
Лишь его гигантской мочи
Эти гибельные очи
Удалось пронять до слёз.

Я деду этому не верю,
Он слишком зол,
Он слишком рьян.
Нет, он скорей похож на зверя,
Далёких приполярных стран.

Как он ворчит
И чуть не плачет,
Когда идёшь ему навстречь!
Он явно из семьи кошачьей,
Кошачья злость его и речь.

Его пружинистое тело
Перелетит и через сад.
Он весь, как тигр,
Но только белый,
И белые усы торчат.

Вот он стоит на перекрёстке,
К прыжку согнувшийся в кольцо.
Махнёт хвостом -
И ветер жёсткий
Ударит каждому в лицо.

Вот прыгнул вверх
И лапой вора
Скребёт по стёклам этажей,
И в окнах - льдистые узоры,
И там, за окнами, - свежей.

Так день и ночь
Он рыщет всюду
По переулкам и дворам,
И на ветвях свисает грудой
Пушистый иней по утрам.

И от полярного питомца
Бросает город в полутьму,
Косится раненое солнце
И тихо прячется в дыму.

А теплота костров несмелых
На каждой улице - смешна.
Ему страшна, - он знает, белый, -
Одна лишь красная весна.

На окнах, сплошь заиндевелых,
Февральский выписал мороз
Сплетенье трав молочно-белых
И серебристо-сонных роз.

Пейзаж тропического лета
Рисует стужа на окне.
Зачем ей розы? Видно, это
Зима тоскует о весне.

Морозное дыхание метели
Еще свежо, но улеглась метель.
Белеет снега мшистая постель,
В сугробах стынут траурные ели.

Ночное небо низко и черно,—
Лишь в глубине, где Млечный Путь белеет,
Сквозит его таинственное дно
И холодом созвездий пламенеет.

Обрывки туч порой темнеют в нем...
Но стынет ночь. И низко над землею
Усталый вихрь шипящею змеею
Скользит и жжет своим сухим огнем.

Морозный лес.
В парадном одеянье
деревья-мумии, деревья-изваянья...
Я восхищаюсь этой красотой,
глаз не свожу,
а сердцем не приемлю.
Люблю землею пахнущую землю
и под ногой
листвы упругий слой.
Люблю кипенье, вздохи, шелест, шорох,
величественный гул над головой,
брусничники на рыжих косогорах,
кочкарники с каемчатой травой...
Труд муравьев, и птичьи новоселья,
и любопытных белок беготню...
Внезапной грусти,
шумного веселья
чередованье
по сто раз на дню.
Люблю я все, что плещется, струится,
рождается, меняется, растет,
и старится,
и смерти не боится...
Не выношу безжизненных красот!
Когда январским лесом прохожу я
и он молчит,
в стоцветных блестках сплошь,
одно я повторяю, торжествуя:
"А все-таки ты скоро оживешь!"

Из облаков, из бездны неба синей 
Взошла луна над снежною пустыней. 
Сверкает лес в ветвях из серебра. 
Алмазных звезд рассыпалась игра. 

Лесную глушь окутал белый иней, 
Безмолвьем веет зимняя пора. 
Как хорошо в такие вечера, 
Как дышит мир забытою святыней! 

Поля горят чистейшей белизной 
И в хлопьях снег летит в дали пустынной, 
Летит, блестит и гаснет под луной. 

Снег -- точно пух от стаи лебединой. 
Не крылья ли белеют над долиной, 
Не крылья ли уносят в край иной?

Вьюга пела.
И кололи снежные иглы.
И душа леденела.

Ты запрокинула голову в высь.
Ты сказала: «Глядись, глядись,
Пока не забудешь
Того, что любишь».

И указала на дальние города линии,
На поля снеговые и синие,
На бесцельный холод.

И снежных вихрей подъятый молот
Бросил нас в бездну, где искры неслись,
Где снежинки пугливо вились...

Какие-то искры,
Каких-то снежинок неверный полет...
Как быстро — так быстро
Ты надо мной
Опрокинула свод
Голубой...

Метель взвилась,
Звезда сорвалась,
За ней другая...
И звезда за звездой
     Понеслась,
     Открывая
Вихрям звездным
Новые бездны.

В небе вспыхнули темные очи
Так ясно!
И я позабыл приметы
Страны прекрасной —
В блеске твоем, комета!
В блеске твоем, среброснежная ночь!

И неслись опустошающие
Непомерные года,
Словно сердце застывающее
Закатилось навсегда.

Но бредет за дальним полюсом
Солнце сердца моего,
Льдяным скованное поясом
Безначалья твоего.

Так взойди ж в морозном инее,
Непомерный свет — заря!
Подними над далью синей
Жезл померкшего царя!

Довольно.
Гремучие сосны летят,
метель нависает, как пена,
сохатые ходят,
рогами стучат,
в тяжелом снегу по колено.

Опять по курятникам лазит хорек,
копытом забита дорога,
седые зайчихи идут поперек
восточного, дальнего лога.
Оббитой рябины
последняя гроздь,
последние звери -
широкая кость,
высоких рогов золотые концы,
декабрьских метелей заносы,
шальные щеглы,
голубые синцы,
девчонок отжатые косы...

Поутру затишье,
и снег лиловатый
мое окружает жилье,
и я прочищаю бензином и ватой
центрального боя ружье.

Зимы холодное и ясное начало
Сегодня в дверь мою три раза простучало.
Я вышел в поле. Острый, как металл,
Мне зимний воздух сердце спеленал,
Но я вздохнул и, разгибая спину,
Легко сбежал с пригорка на равнину,
Сбежал и вздрогнул: речки страшный лик
Вдруг глянул на меня и в сердце мне проник.
Заковывая холодом природу,
Зима идет и руки тянет в воду.
Река дрожит и, чуя смертный час,
Уже открыть не может томных глаз,
И все ее беспомощное тело
Вдруг страшно вытянулось и оцепенело
И, еле двигая свинцовою волной,
Теперь лежит и бьется головой.
Я наблюдал, как речка умирала,
Не день, не два, но только в этот миг,
Когда она от боли застонала,
В ее сознанье, кажется, проник.
В печальный час, когда исчезла сила,
Когда вокруг не стало никого,
Природа в речке нам изобразила
Скользящий мир сознанья своего.
И уходящий трепет размышленья
Я, кажется, прочел в глухом ее томленье,
И в выраженье волн предсмертные черты
Вдруг уловил. И если знаешь ты,
Как смотрят люди в день своей кончины,
Ты взгляд реки поймешь. Уже до середины
Смертельно почерневшая вода
Чешуйками подергивалась льда.
И я стоял у каменной глазницы,
Ловил на ней последний отблеск дня.
Огромные внимательные птицы
Смотрели с елки прямо на меня.
И я ушел. И ночь уже спустилась.
Крутился ветер, падая в трубу.
И речка, вероятно, еле билась,
Затвердевая в каменном гробу.

Опять зима, и птицы улетели,
Осыпались последние листы,
И занесли давно уже метели
Заглохший сад, поблекшие цветы.

Напрасно ищешь красок и движенья,
Окутал всё серебряный покров,
Как будто небо - только отраженье
Под ним разостланных снегов.

Две-три звезды. Морозец зимней ночки.
Еще на окнах блестки и узоры,
То крестики, то елки, то цепочки —
Седой зимы холодные уборы.

Как хорошо! Как грусть моя свежа,
Как много сил! Я думал — все пропало...
Душа блестит, дрожа и ворожа,
И сердце жить еще не начинало.

Я жил, но жизнь еще не та была;
Я рассуждал, желал и делал что-то;
Простых чудес моя душа ждала. —
Что для нее житейская забота?

		х х х

Месяц неуклюжий, месяц красноликий —
Завтра будут тучи, снег и ветер дикий.

Задымят, запляшут тучи снеговые,
Обнажатся ветром коры ледяные.

Заревет, завоет злая завируха,
Ослепляя очи, оглушая ухо.

То затихнет робко, то грозою белой —
Вихрем закрутится, бурей ошалелой.

Ветер вниз по трубам с гулом пронесется,
Чистыми волнами в комнаты ворвется.

А умчатся тучи, снег и ветер пьяный —
Мы кругом увидим свежие курганы.

Свечереет; стихнет; небо засребрится —
Белая пустыня тоже зазвездится.

Поет зима - аукает,
Мохнатый лес баюкает
	Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
	Седые облака.

А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
	Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
	Прижались у окна.

Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
	И жмутся поплотней.
А вьюга с ревом бешеным
Стучит по ставням свешенным
	И злится все сильней.

И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
	У мерзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
	Красавица весна.

Еду. Тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу.
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.

Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна.
Словно белою косынкой
Повязалася сосна.

Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А под самою макушкой
Долбит дятел на суку.

Скачет конь, простору много.
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.

При первом наступлении зимы,
Блуждая над просторною Невою,
Сиянье лета сравниваем мы
С разбросанной по берегу листвою.

Но я любитель старых тополей,
Которые до первой зимней вьюги
Пытаются не сбрасывать с ветвей
Своей сухой заржавленной кольчуги.

Как между нами сходство описать?
И я, подобно тополю, не молод,
И мне бы нужно в панцире встречать
Приход зимы, ее смертельный холод.

Немая ночь, людей не слышно.
В пространствах — царствие зимы.
Здесь вьюга наметает пышно
Гробницы белые средь тьмы.
Где фонари, где с лязгом шумным
Змеей скользнули поезда,
Твой взгляд казался камнем лунным,
Ночей падучая звезда.
Как глубоко под черным снегом
Прекрасный труп похоронен.
Пожри просторы шумным бегом,
Затмивши паром небосклон.

Сверкни, последняя игла,
   В снегах!

Встань, огнедышащая мгла!
Взмети твой снежный прах!

Убей меня, как я убил
Когда-то близких мне!

Я всех забыл, кого любил,
Я сердце вьюгой закрутил,
Я бросил сердце с белых гор,
   Оно лежит на дне!

Я сам иду на твой костер!
   Сжигай меня!

   Пронзай меня,
   Крылатый взор,
Иглою снежного огня!

Славный снег! Какая роскошь!..
Все, что осень обожгла,
Обломала, сокрушила,
Ткань густая облегла.

Эти светлые покровы
Шиты в мерку, в самый раз,
И чаруют белизною
К серой мгле привыкший глаз.

Неспокойный, резкий ветер,
Он - закройщик и портной -
Срезал вс, что было лишним,
Свеял на землю долой…

Крепко, плотно сшил морозом,
Искр навеял без числа…
Платье было б без износа,
Если б не было тепла,

Если б оттепель порою,
Разрыхляя ткань снегов,
Как назло, водою талой
Не распарывала швов…

В белых сумерках мелькающего снега
Тонут в улице заборы и дома.
Веет грустною, задумчивою негой
Мутно-белая, мерцающая тьма.

На крыльце уже завеяны ступени,
И деревья опушились серебром.
В белой мгле снуют прохожие, как тени
За таинственным скрываясь рубежом.

Вьются белый снежинки, словно в пляске.
Вьются, мягко и таинственно светясь,
Мчатся вихрями, как альфы в зимней сказке,
Белым пологом по улице ложась.

Вьются белые снежинки, засыпая
Все весенние тропинки и пути…
Где ты, счастье? Где ты, юность золотая?..
Мне дороги к вам под снегом не найти.

Всё небо плавится свинцом,
Но будет век цвести
Снег первый вымытым лицом
Ребёнка лет шести.

И свищет ветер без конца,
И пусть ребёнок нем,
Но свежей радостью лица
Как нравится он всем!

Но день, другой - и вот мороз.
Пришёл мороз, смотри:
Ребёнок наш теперь подрос,
Подрос на года три.

Мороз ещё, и грустно нам,
И как тут не тужить:
Кругом, кругом по сторонам,
Как взрослый, снег лежит.

И уж друзья его не те,
Не те друзья, не те.
Седою ведьмою метель
Шипит, как на плите.

Мороз грубей, и кто б ни шёл -
Сгибается в кольцо,
Как будто сотни белых пчёл
Впиваются в лицо.

Да, неприветливы друзья -
Жильцы полярных мест,
И не один узнаю я,
Как снег нам надоест.

И не один, когда в плетни
Махнёт зелёный луг,
Увижу тихий снег в тени,
Глядящий, как испуг.

Молча падал ночью и на утро слабо
Всё покрыл собою, дымкой голубою,
Снеговой навет.

Словно кто-то тихий проходил землёю
И забыл случайно этот, полный тайны,
Непонятный след.

Строгие берёзы в светлой, снежной хвое,
Призрачно белея, двинуться не смея,
Потянулись в даль.

В лишаях от снега чёрная дорога
Из дали туманной шлёт мне отклик странный,
Странную печаль.

Хочется по снегу чёткими следами
Тихо, одиноко в даль идти глубоко.
Далеко уйти!

И глядишь сквозь дымку меж рядов деревьев
С радостной тревогой, вызванной дорогой
Дальнего пути.

Целый день не перестанут падать
Хлопья снега, легкие, как пух.
Мне сегодня доброй ласки надо,
Перед кем-то жаловаться вслух.

Рассказать мне хочется, как много
Растерял я силы и огня,
Как длинна была моя дорога,
Как настигли сумерки меня.

Эти хлопья медленного снега
Все покроют белой пеленой.
Словно путник, жаждущий ночлега,
Убаюкан буду тишиной.

Мне дана последняя отрада
Тихих жалоб, сиротливых нег…
Целый день устало будет падать,
Все покроет легкий чистый снег.

Снег да снег. Всю избу занесло.
Снег белеет кругом по колено.
Так морозно, светло и бело!
Только черные, черные стены...

И дыханье выходит из губ
Застывающим в воздухе паром.
Вон дымок выползает из труб;
Вот в окошке сидят с самоваром;

Старый дедушка сел у стола,
Наклонился и дует на блюдце;
Вон и бабушка с печки сползла,
И кругом ребятишки смеются.

Притаились, ребята, глядят,
Как играет с котятами кошка...
Вдруг ребята пискливых котят
Побросали обратно в лукошко...

Прочь от дома на снежный простор
На салазках они покатили.
Оглашается криками двор -
Великана из снега слепили!

Палку в нос, провертели глаза
И надели лохматую шапку.
И стоит он, ребячья гроза, -
Вот возьмет, вот ухватит в охапку!

И хохочут ребята, кричат,
Великан у них вышел на славу!
А старуха глядит на внучат,
Не перечит ребячьему нраву.

Ах, как он плещет, снегопад старинный,
Как блещет снег в сиянье фонарей!
Звенит метель Ириной и Мариной
Забытых январей и февралей.

Звенит метель счастливыми слезами,
По-девичьи, несведуще, звенит,
Мальчишескими крепнет голосами,
А те в зенит… Но где у них зенит?!

И вдруг оборвались на верхней ноте,
Пронзительной, тоскливой, горевой…
Смятенно и мятежно, на излете
Звучит она над призрачной Москвой,

А я иду моим седым Арбатом,
Твержу слова чужие невпопад…
По переулкам узким и горбатым
Опять старинный плещет снегопад.

Снежок порхает, кружится,
На улице бело.
И превратились лужицы
В прозрачное стекло.

Где летом пели зяблики,
Сегодня – посмотри! –
Как розовые яблоки,
На ветках снегири.

Снежок изрезан лыжами,
Как мел, скрипуч и сух.
И ловит кошка рыжая
Веселых белых мух.

Темнеет зимний день. И первые огни
Лениво зыблются вдоль улиц монотонных,
И от небес пустынных и зеленых
Легла на крыши призрачная тень.

И вновь из-за углов, темнеющих в тени,
Выходит ряд видений озаренных.
А волны говора и стуков заглушенных
Баюкают мою мечтательную лень.

Так пышно дремлет снег. И зимняя струя
Смиряется иным свежительным дыханьем,
Как бы забытых чар благоуханьем,
Мечтой Весны — весельем прежних дней.

Темнеет день. Светлеет жизнь моя.
Все веет вновь счастливым ожиданьем,
И зимний воздух полн чуть слышным трепетаньем
И дружно дремлет ряд мечтательных огней. 

Хороша деревня наша,
          Хороша зимой;
Вся горит, алмаза краше,
          Снежной пеленой.
Мчит лохматая клячонка,
          Словно вправду конь;
Засугробилась избёнка
          В ледяную бронь.
Иней бисером накинут,
          Бедность серебрит;
Слёзы явятся – застынут:
          Даже скорбь блестит!

Чародейкою Зимою
Околдован, лес стоит -
И под снежной бахромою,
Неподвижною, немою,
Чудной жизнью он блестит.

И стоит он,  околдован,-
Не мертвец и не живой -
Сном волшебным очарован,
Весь опутан, весь окован
Легкой цепью пуховой...

Солнце зимнее ли мещет
На него свой луч косой -
В нем ничто не затрепещет,
Он весь вспыхнет и заблещет
Ослепительной красой.

Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,

Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.

Как ночь бессонную зима напоминает, 
И лица желтые, несвежие глаза, 
И солнца луч природу обольщает, 
Как незаслуженный и лучезарный взгляд. 
Среди пытающихся распуститься, 
Средь почек обреченных он блуждал. 
Сочувствие к обманутым растеньям 
Надулось в нем, как парус, возросло. 
А дикая зима все продолжалась, 
То падал снег, то дождь, как из ведра, 
То солнце принуждало распускаться, 
А под окном шакалы до утра. 
Здесь пели женщиной, там плакали ребенком, 
Вдруг выли почерневшею вдовой, 
И псы бездомные со всех сторон бежали 
И возносили лай сторожевой. 
Как ночь бессонную зима напоминает, 
Камелии стоят, фонарь слезу роняет. 

Январь, старик в державном сане,
Садится в ветровые сани, -
И устремляется олень,
Воздушней вальсовых касаний
И упоительней, чем лень.
Его разбег направлен к дебрям,
Где режет он дорогу вепрям,
Где глухо бродит пегий лось,
Где быть поэту довелось...
Чем выше кнут, тем бег проворней,
Тем бег резвее; все узорней
Пушистых кружев серебро.
А сколько визга, сколько скрипа!
То дуб повалится, то липа -
Как обнаженное ребро.
Он любит, этот царь-гуляка
С душой надменного поляка,
Разгульно дикую езду...
Пусть душу грех влечет к продаже:
Всех разжигает старей, - даже
Небес полярную звезду!

Всего стихотворений: 124

Количество обращений к теме стихотворений: 36857